Ваза, полная роз, стояла на маленьком, круглом столе в конце около гроба. Я взял одну розу, и подошел к своему дяде, положив розу на его грудь, рядом с несколькими другими розами. Он любил розы. В течение многих лет, как умерла его жена, моя тетя Мэри, он продолжал ухаживать за ее розовым садом, уверенный в том, что он процветал, когда больше ничего не делал. Я уверен, что розы появились из этого сада. Он не хотел бы ничего меньшего.
Когда я убрал руку, мои пальцы коснулись его. Они были холодными и твердыми. Безжизненными. Как сейчас мой дядя. Я посмотрел на его неподвижное лицо, ракурс и изгибы, так хорошо знакомые мне, такие же, как и у моего отца. Только мягче. Менее жесткое. Так похоже на Малкольма. Он был «человеческим» братом Спенсеров. Мой отец… им не был.
Пока еще нет.
Я почувствовал прикосновение нежной руки, в центре своей спины. Слева от меня стояла женщина с короткими светло-коричневыми волосами. Это была миссис Танненбаум, домработница моего дяди и единственная настоящая спутница после смерти Мэри. Она подняла на меня свои мокрые, голубые глаза и попыталась улыбнуться мне.
Я наклонился, чтобы обнять ее хрупкое тело. Ощущение ее объятия меня сразу успокоило. Как и всегда, столько лет назад.
– Танни.
– Харрисон, – тепло ответила она, сжимая меня. Когда она отклонилась назад, то потянулась к моей щеке и похлопала по ней. – Я так рада, что ты приехал. – Слезы наполнили ее глаза, и я почувствовал еще одно чувство вины.
– Конечно, я вернулся. – Ее улыбка говорила, что она не уверена в том, что я все еще здесь, что заставило чувствовать меня еще хуже. – Как ты поживаешь?
– Я зависла здесь. А как ты поживаешь?
– Я в порядке, – ответил я, рассматривая ее лицо. Хотя она была привлекательной пожилой женщиной с идеально причесанными волосами и голубыми глазами, Танни казалась, будто ей уже сто лет, с тех пор, когда я видел ее в последний раз. Я знал, что смерть Малкольма будет трудной для нее.
– Прошло столько много времени. И так приятно видеть тебя, – заявила она, ее выражение лица было переполнено искренностью. – Мы с Малкольмом так по тебе скучали. Как ты себя чувствуешь? Ты прибавил в весе? – спросила она, отступая, чтобы рассмотреть меня.
Я не смог удержаться и улыбнулся.
– С тех пор, как исполнилось девятнадцать? Я уверен, что набрал фунт или два.
– Тебе необходимо. Ты был такой худой тогда.
– Я не был таким худым, Танни. Я просто был более активным.
– Ну, теперь ты выглядишь более здоровым и крепким. Я рада видеть, что ты хорошо питаешься. И все еще такой красивый. Ты женился?
– Нет, я не женился.
Она потерла мою руку и подмигнула мне, как будто пытаясь успокоить меня.
– Не переживай об этом, мой милый. Хорошая девушка где-то там. Не торопись с этим. Просто подожди ее.
– О, я ничего не тороплю, – ответил я ей честно.
– Хорошо. Некоторые ошибки могут преследовать тебя всю твою оставшуюся жизнь.
Что-то в ее глазах рассказало мне, что у нее был личный опыт с призраками, но я понятия не имею, существуют они или нет. Мне пришло в голову, что как бы хорошо я не знал Танни, я ее совсем не знаю. Я выбрал правильное решение промолчать здесь и сейчас, чтобы потом навещать ее как можно чаще. При условии, что у нее все еще есть работа, когда надо все сказать и сделать.
Мысль о том, что отец уволит ее, когда заберет дом себе, заставила меня прийти в бешенство. Но ради Танни, я спрятал свой гнев за радостной улыбкой.
– Я постараюсь не совершать ошибок.
Выражение лица Танни превращается в легкое недоумение.
– Так похоже на то, что сказал бы твой отец.
У меня не было возможности ответить до того, как Танни увидела кого-то за моим плечом и ее лицо снова засветилось.
– Ох, эта моя прекрасная девочка, – сказала она, проходя мимо меня и раздвигая руки для следующего объятия.
Я развернулся с готовой приятной улыбкой, но она слетела с моего лица в тот момент, когда Танни обнимала кого-то.
Это была Кеннеди.
Сегодня, она была похожа на ту девушку, которую я запомнил, на ту девушку, которую я ожидал увидеть, даже после стольких лет. Ее каштановые волосы ровно лежали до середины спины, на лице не было макияжа, потому что ей он вовсе не нужен и ее стройное тело скрыто под простым черным платьем, которое доходило ей чуть ниже колен.
Но ничто из этого не избавило меня от воспоминания ее образа прошлой ночью.
Череда эмоций захлестнула меня, желание в первую очередь. Теперь у меня были воспоминания ее соблазнительного танца, осталось добавить те воспоминания из моей юности, вкус ее сладкой кожи на мягкой траве в лесу, не более чем в нескольких ярдах от того места, где я стоял. Остальные эмоции были вторичными, но не менее сильными.
Разочарование, потому что я не хотел ничего больше, кроме, как утонуть между этими длинными, длинными ногами и забыть себя хотя бы на день. Злость, потому что она была слишком невинной, чтобы танцевать в одном из моих клубов. Еще больше разочарования, потому что мне понравилось. И еще больше злости, потому что это могли увидеть другие мужчины.
Этот гнев заставил меня двигаться вперед.
– Ну, хорошо, хорошо, если это только не ничтожный танцор.
Мой тон был холодным и резким, даже для моих ушей. Прямо как у моего отца.
Кеннеди вырвалась из рук Танни, ее выражение ужалило, ее щеки стали розовыми. Она приподняла подбородок и посмотрела по сторонам, как будто она проверяла, не подслушивает ли кто-нибудь еще. Наконец, она возвращает свой взгляд ко мне. Ее улыбка была напряженной, но любезной.
– Риз, прошло много времени.
– Да, так и есть. Похоже, что многое изменилось с тех пор, как я ушел.
Ее улыбка ослабла.
– Так происходит, когда люди уходят без слова и не возвращаются почти в течение двух десятилетий, – процедила она сквозь стиснутые зубы.
Я заслужил это, но у меня не было привычки расстраиваться из-за чего-то такого простого, как чувство вины. Это одна из причин, почему я решил перестать чувствовать это. Это слабое чувство для слабых людей.
Идеальный клон идеального ублюдка, подумал я на мгновение, прежде чем отодвинул эту мысль в сторону и не вернулся к своему гневу.
– У меня не было на это времени, – огрызнулся я, делая шаг вперед, чтобы схватить Кеннеди за руку и увести ее в комнату, которая вела в зимний сад, рядом с библиотекой.
– Что, черт возьми, с тобой происходит? – зашипела Кеннеди, когда дверь закрылась позади нас, и мы остались вдвоем в библиотеки. Она высвободила свою руку.
– Это я задаю вопросы. А теперь расскажи мне, почему ты танцуешь в одном из моих клубов?
Она резко приподняла подбородок.
– Я не знала, что это был твой клуб до вчерашнего вечера, когда ты напал на одну из официанток в мужском туалете. После этого довольно быстро расползлись слухи, – с отвращением зашипела она.
Я заскрежетал своими зубами. Я не знал, почему меня волновало, что она узнала это. Даже, несмотря на то, что она сделала намного больше, чем полизала мой член, прежде чем я оставил ее, это все еще бесило меня.
– Не меняй тему разговора. Почему ты танцевала в моем клубе?
Кеннеди сузила свои глаза на мне.
–Что случилось? Чувствуешь себя немного пристыженным бизнесменом, которым ты стал, Риз?
– Мне ничего не стыдно. Мои клубы одни из самых лучших в мире. Они просто не предназначены для таких девушек, как ты.
– И что это может означать? Каких таких девушек, как я?
– Раньше ты была славной девушкой.
– Просто то, что мне нравится делать в клубе наподобие твоего, не означает, что я не славная девушка. Это же не стрип-клуб, ради Бога.
– Но это все еще не место для такой девушки, как ты.
Смех Кеннеди был печальным, как и ее выражение лица.
– Я не хочу тебя расстраивать Риз, но большая часть мира должна как-то зарабатывать себе на жизнь. И, на всякий случай, если ты этого не понял, твой клуб платит очень и очень хорошие деньги.
Я смотрел на нее, а она смотрела на меня. Я хотел закричать, пока она не услышит меня, схватить ее и потребовать у нее обещание, что она больше не вернется туда, но я также преодолел желание, чтобы помочь ей. Она просто работает, чтобы оплачивать свои счета, как и девяносто девять процентов населения. Но зная, что ей приходится танцевать ради удовольствия мужчин, тем самым она наносит удар в слабое место, о существование которого я даже и не знал.