Теперь мы стоим ближе, от него воняет алкоголем и травкой, а также слабым отголоском дезодоранта, задержавшемся на одежде. Футболка Эвана собирается и приподнимается, когда он прислоняется к раковине. Он в хорошей форме, очевидно, качается. Я никак не могу остановиться и разглядываю его. Под локонами скрываются темно-карие глаза. Противоречащие глаза. С негодованием вынуждена признать, что в нем есть нечто сексуальное.
Даже несмотря на то, что он придурок.
— Что ж, прошу меня извинить, — говорю я.
Он прыскает.
— Что смешного?
— Говоришь как королева.
Только не снова. Дерьма мне хватает и на работе. Я переезжаю из Челтнема в Йоркшир и неожиданно оказываюсь «заносчивой девушкой из графства».
Я не удостаиваю его комментарий ответом, разворачиваюсь и покидаю кухню.
— Хочешь, я выгоню парня из твоей постели? — произносит он мне вслед.
Я останавливаюсь и оборачиваюсь.
— Ты знаешь его?
— Я могу занять его место.
От его самонадеянности у меня отвисает челюсть. На его губах играет подобие кокетливой улыбки, однако расфокусированный взгляд убивает эффект, которого он стремился достичь. Он серьезно. Полагаю, у него имеется в запасе несколько изнывающих от желания девиц. Это не слишком удивительно с таким-то телом и внешностью, жаль только, что он нуждается в пересадке личности.
Я подхожу к нему.
— Эван. Я не пьяна. И ты не приблизишься к моей постели. Спокойной ночи.
Удовлетворенная своим ответом, я медленно иду к лестнице. Позади меня Эван передразнивает меня с преувеличено прекрасным акцентом.
Все-таки хорошо, что я трезвая, а то вернулась бы и ударила его.
ГЛАВА 2
ЭВАН
Свет падает на мое лицо, заставляя проснуться. Во рту царит отвратительный привкус. Я щурюсь. И почему в домах студентов никогда не бывает нормальных занавесок? Либо слишком короткие, либо узкие. Солнце просачивается в трехсантиметровый промежуток между тонким розовым материалом, натянутым на эркер.
Я расправляю конечности, выходя за пределы маленькой тахты, и разминаю затекшую шею. На кухне кто-то шумит, на сушилке гремят тарелки, громко играет радио. Кто бы там ни был, он явно вознамерился разбудить весь дом. Я нащупываю телефон и провожу по экрану. Одиннадцать утра. В какое время я лег? Без понятия. Да пофиг.
Я единственный человек, оставшийся в комнате прошлой ночью. На полу валяются банки и пробки от бутылок, переполненные пепельницы, пара открытых коробок с пиццей с затвердевшим сыром и жиром. Отвратительно. Какое счастье, что у меня крепкое телосложение, потому что чувствую я себя, как кусок дерьма.
Хлопает дверь, и я вздрагиваю. Меня обдает потоком прохладного воздуха, и на голубую подушку эркера усаживается, подобрав под себя ноги, девчонка. Не говоря ни слова, она ест тост и пьет из кружки.
— Привет, — произношу я, улыбаясь.
Она переводит на меня взгляд своих бесстрастных зеленых глаз. Что-то смутно знакомое. Для девушки без макияжа и только-только выбравшейся из постели она довольно сексуальна. Ну, почти. Ее лицо обрамляют шелковистые каштановые волосы, а на бледных щеках играет естественный румянец. На ней бесформенный наряд — штаны для йоги, «кенгуруха» и огромные носки, прикрывающие ноги. Видны только ее тонкие руки. Невероятно, но я не нашел, что сказать. По большей части из-за убийственного взгляда, который она послала в мою сторону.
— Ты здесь живешь, да? — спрашиваю я, откидывая волосы с лица.
— Мы уже выяснили это прошлым вечером.
— Да?
— Да. — Она отправляет в рот следующий кусок тоста.
— Не помню.
Это правда. Вот дерьмо. Надеюсь, я не приставал к ней. Вряд ли. Если бы приставал, она бы лежала сейчас со мной в постели. А я был бы голым. Я потрогал грудь, убеждаясь, что все еще одет.
— А я прекрасно все помню. Ты скоро уйдешь? Или мне стоит вежливо попросить тебя свалить? — продолжает она.
Ого! Грубовато. Должно быть, я все-таки приставал к ней. Или отказал. Хотя не думаю, что я смог бы ей отказать.
— Вау, хорошо, крошка.
Тост падает на тарелку, и она давится.
— Крошка?
— Я просто пытаюсь поддерживать разговор, а ты злишься без причины.
— Действительно, никаких причин, кроме оскорбления, которое ты нанес мне прошлой ночью. — Она допивает содержимое кружки и поднимается. — Мне пора на работу.
Работа. В голове всплывает воспоминание.
— Ты соседка Эбби?
— Нет. Я королева.
Холодный поток воздуха следует за ней обратно на кухню. Она и правда немного напоминает королеву, но это же смешно. Я растираю ноющую шею и разминаю плечи. Она снова проходит мимо меня. На этот раз топает вверх по лестнице, и я вижу, как исчезает за углом ее крохотная фигурка.
Хотел бы я вспомнить, как оскорбил ее. Обычно я не оскорбляю цыпочек прямо в лицо. И вообще обычно такая хитрая цыпочка старается приударить за мной. В ней меня ничего не отталкивает. Кроме отношения.
***
Я стою на кухне и пью третий стакан воды, когда захлопывается входная дверь. Отодвигаю тюль на окне в сторону и выглядываю. Серое небо и дождь. Снова. Машины выстроились в ряд на узкой улице, а люди спешат по треснутому тротуару к автобусной остановке в конце дороги. Если я высуну голову достаточно далеко, то смогу увидеть местный магазинчик, в котором отовариваюсь каждый вечер, покупая пиво и чипсы.
Соседка Эбби возится с ключами в своей маленькой голубой машине. Она одета в серую юбку до колена, черные чулки и удобную обувь. Подходящий по цвету пиджак обтягивает талию и подчеркивает бедра. Я размышляю над тем, действительно ли на ней чулки, и мое воображение переключается. Она наклоняется к заднему сидению, чтобы бросить сумку, и ее юбка задирается. Нет. Не чулки. Хотя вид сзади ничего.
Пожалуй, мне не стоит пялиться на ее зад. Несмотря на похмелье, мое тело реагирует как надо. Я одергиваю себя и отворачиваюсь. Необходимость идти на работу удручает. То ли дело я: никаких лекций до полудня. В большинстве случаев до полудня. Мои дни прекрасны: подъем, тренажерка, универ, паб или вечеринка и, возможно, девушки. Прополоскать и повторить. Свобода. Холодная вода успокаивает горло, пока я полощу его. Да, жизнь прекрасна. Бог свидетель, я достоин такой жизни.
Входная дверь хлопает, сотрясая окна, и кто-то, топая, поднимается вверх по ступенькам. Приглушенный разговор надо мной заканчивается очередным хлопком двери и шагами, возвращающимися обратно.
— Тогда я сяду на чертов автобус!
Голос той девчонки. Я снова выглядываю в окно, ее машина все еще на месте.
— Прости! Я знаю, что должна была заправить ее! — раздается снизу голос Эбби.
— У меня нет времени на то, чтобы ехать за бензином в другую сторону!
Я высовываю голову из кухни.
— В чем дело?
Девчонка отрывает глаза от сумки, в которой роется, одаривая меня уже знакомым убийственным взглядом, и вываливает ее содержимое на стол. Я знаю, что в основном сумочки цыпочек забиты косметикой и девчачьим хламом. Но только не ее сумка. Кошелек, бумажные салфетки и ручки.
— Все в порядке? — интересуюсь я.
— Нет. В моей машине закончился бензин, и я опоздаю на работу. К тому же я никак не могу найти свою карточку на метро.
Каштановые волосы падают ей на лицо, и она отбрасывает пряди назад, щеки раскраснелись, брови сдвинуты. Когда рядом со мной разгневанная цыпа, в основном я являюсь причиной ее гнева, и это очень нервирует. Поэтому обычно я отмахиваюсь. Блеск в ее глазах сигнализирует о приближающихся слезах. Цыпочки вокруг меня тоже частенько так делают, а я делаю что-нибудь, чтобы это предотвратить.
— Где ты работаешь?
— В call-центре Бостона4. И они будут очень злиться, если я заступлю на смену с опозданием. Это было так глупо, — говоря это, она запихивает вещи обратно в сумку, даже не смотря на меня.
Дождь барабанит по окну. Полагаю, это уже не морось. Она резко останавливается, увидев погоду, бросает сумку и вытирает глаза краем пиджака.
Ох ты ж, божечки, только не плачь.
— Я тебя подброшу.
Она наконец-то переводит свои покрасневшие глаза на меня.
— Подбросишь?
— На работу. Прошлым вечером я приехал сюда на тачке. — На самом деле больше всего на свете мне хочется поехать домой и подготовиться к спортзалу, но я совершенно не могу устоять перед плачущей женщиной.