— Это другое, и ты знаешь это, — возражает Кейт.
— Вообще-то нет.
— Тебе не понравится, если Ди наймет стриптизеров?
Много лет, Сестра Би говорила нам, что глупых вопросов не существует. Ну что за ерунда.
Малейшая мысль о том, что полуголый парень будет тереться о Кейт? Заставляет меня что-нибудь разбить — например, чье-нибудь лицо. Устроить Бойцовский Клуб и разнести кого-нибудь на мелкие кровавые кусочки, чтобы он вообще забыл, какого это быть человеком.
Может, я рассуждаю, как пещерный человек. Может, это неразумно и пренебрежительно и несправедливо. Но вот такой я.
— Конечно, мне это не понравится!
— Ди-Ди говорит, что хорошо для гуся, хорошо и для гусака.
— Мэтью надо поучиться, как бы заткнуть своего гусака.
— Как ты затыкаешь меня?
Я тоже умею кусаться.
— Нет, милая — мне слишком нравится твой ротик, чтобы его затыкать. Мне он нравится широко-открытым, в ожидании.
Кейт ахает, а я жду, что она вернется ко мне с оголенным оружием. Потому что так у нас и бывает. Вы достаточно долго с нами — все знаете. Прелюдия, ласки после секса, а еще тычки и колкости. Это просто слова — способ испустить пар или завезти друг друга.
Они нихрена не означают. Лишь в редких случаях за ними кроются настоящая злость и раненые чувства. А это как раз не тот случай.
Только… отчасти.
— Видишь, вот как раз этого я и боялась. Мы еще не уехали, а ты уже ведешь себя, как кретин. Я знала, что так и будет.
Кейт слегка от меня отворачивается, качая головой. Вот когда я их вижу. Слезы. Которые уже готовы скатиться с ее глаз, но которые она так пытается сдержать путем своего упрямства.
Я удивлен. И мне больно. Словно в сердце получил пулю размером с камень.
Кейт откидывает одеяло и собирается встать с постели. Но я быстрее — Флэш Гордон мог бы мне позавидовать. Прежде чем ее нога касается пола, я оказываюсь перед ней, с поднятыми руками вверх. Полный раскаяния и извинений.
И голый.
Когда вы пытаетесь защититься? Быть голым совсем не помешает.
— Кейт… погоди… просто успокойся. Всего минутку, — беру ее за запястье.
Но она вырывает руку.
— Не трогай меня!
Ага — не дождется.
Но у меня не получается ей сказать об этом. Ужасный звук доносится с другого конца комнаты и привлекает все наше внимание. Потому что доносится он из монитора радионяни.
Звук, похожий на шорох шуршащего одеяла. Словно охотники в джунглях, мы не шелохнёмся. Ни слова не говорим. Мы ждем. Пока шуршание прекратится. И снова станет тихо.
Это был предупреждающий знак — предупредительный выстрел. Своего рода «Заткнитесь вы!».
Дважды нам повторять не надо.
Далее следует комичное беззвучное возражение, которое поймут только настоящие родители. Это всякие гримаски, выражение лица, махание ручкой. До тех пор, пока Кейт в конечном счете не показывает мне средний палец.
Потом я улыбаюсь. И губами говорю:
— Окей.
Хочу сказать, что, если она готова на раунд два, кто я такой, чтобы ей отказывать?
Я прыгаю на нее. И с минуту мы катаемся по кровати, пока я не прижимаю ее к низу — садясь сверху на ее талию — сковывая ее руки над головой. Физическое проявление снимает некоторое напряжение, и Кейт выглядит расстроенной немного меньше. Когда я уверен, что она не попытается сбежать, хватаю одеяло и накрываю им нас обоих, чтобы мы могли скрыться в коконе приглушенного разговора.
Я сваливаюсь на бок и оказываюсь лицом к Кейт и полушепотом перехожу сразу к делу.
— Если идея со стриптизершами в качестве развлечения так сильно тебя беспокоит, какого черта ты тогда согласилась, чтобы мальчишник прошел в Лас-Вегасе?
Стриптизерши в Лас-Вегасе — это как кукуруза в Айове. Именно ими и знаменит город.
Кейт начинает уворачиваться. Потом вздыхает.
— Потому что все так радовались поездке в Лас-Вегас. Я не хотела никого подводить. Мальчишник и девичник в Вегасе — это как… традиция, ведь так?
Не так давно жертвовать козлятами тоже было традицией. Выглядит не очень хорошей идеей.
— Не всем традициям надо следовать. Если тебе эта идея не по душе, я откажу парням. Мы ограничимся картами, сигарами и выпивкой.
Она молчит — обдумывая мои слова.
— Ты правда сделаешь это ради меня?
Я усмехаюсь. И как она может думать иначе?
— Конечно, сделаю.
Кейт подкладывает руки себе под щеку. Так она выглядит молодой и беззащитной. От желания ее защищать у меня все сжимается в груди. Хоть от чего — от всего — что может причинить ей боль.
Включая мой собственный язык.
— На самом деле, стриптизерши меня мало волнуют, Дрю.
Теперь я запутался.
— Ты так говоришь, потому что тебя на самом деле это не волнует — или потому что ты думаешь, что это именно то, что я хочу услышать?
Я должен спросить, потому что по моему опыту, женщины скажут вам что-то сделать, а потом перережут ваше хреново горло, когда вы именно так и сделаете. Так как вы должны были знать, что на самом деле они не хотели, чтобы вы это делали. Что на самом деле они ничего такого не имели в виду.
За исключением тех раз, когда они и правда имеют это в виду.
Это как неисследованная форма шизофрении. Бог не просто так дал вам рот, дамочки. Даже по нескольким причинам.
Но дело в том — пользуйтесь им. Будьте откровенными. Это всем нам сбережет много времени и энергии.
— Нет, я говорю правду. Теперь, когда я знаю, что ты не хочешь идти в стриптиз клуб, меня это уже так сильно не беспокоит.
— Тогда почему ты была расстроена?
— Думаю, глубоко внутри, я просто… боюсь.
— Чего?
— Тебя.
Ух ты. Должен сказать, что это вроде как ранит. Как старая травма колена, которая болит нечасто, вы практически про нее забываете. Пока она не напоминает о себе. И вы на неделю прикованы к постели.
Кейт видит мое выражение и объясняет.
— Я боюсь, что ты чего-нибудь натворишь… что ты увидишь что-то, или услышишь что-то такое, что воспримешь неправильно. Что между нами возникнет недопонимание, и ты отреагируешь… плохо.
Я потираю глаза. И вздыхаю.
— Я думал, что все это мы уже преодолели, Кейт.
Она берет меня за руку и сжимает ее.
— Преодолеваем. Мы простили друг друга, и сейчас у нас все так хорошо. Но… ты должен признать… что все происходит по сценарию.
Роуз Кеннеди однажды сказала: «Сказано, время лечит все раны, я не согласна! Раны остаются. Со временем разум, оберегая своё здоровье, затягивает их шрамами и боль утихает. Но никогда не уходит».
Это как учить ученого, Рози. Учить ученого…
Прижимаю свою ладонь к щеке Кейт, чтобы приободрить ее.
— Я уже не тот человек, Кейт.
Ладно, вы правы: глубоко внутри я все еще тот человек. Но теперь я умнее. Намного. Я — отец. Через неделю стану мужем. И я скорее отрежу себе член, чем когда-нибудь еще обижу Кейт.
Я вырос, черт возьми.
— Я люблю тебя, Кейт. И верю тебе. Верю в нас. Мы о чем-то говорим — сейчас я просто не реагирую. Я не собираюсь это портить. Ни в этот уик-энд; ни когда-либо еще.
Ох, ирония. Ты отвратительная сучка.
Рука Кейт накрывает мою. Она пристально смотрит в мои глаза, в поисках правды и искренности или я не знаю чего еще. Чтобы это ни было, она это находит. Потому что она улыбается. И нежно меня целует.
— Я тебе верю.
Потом она отклоняется назад и спрашивает:
— Ты почувствуешь себя лучше, если я скажу Ди, чтобы она отменила все планы относительно стриптизеров, которые у нее уже были?
Да.
— Нет.
Черт, да.
— Ну… может быть.
Да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да.
— Нет. Нет. Я хочу, чтобы ты повеселилась с девочками. Знаешь, делай то, что делают «женатики».
Видите? И если это не доказательство того, что я, нахрен, вырос, тогда не знаю, что это. Кроме того, мужчины-стриптизеры — это все ерунда. Большинство из них начинающие танцоры. И мы все мы знаем, что это значит…
Да и вообще, никакая девушка не захочет трахаться с парнем в облегающих трусах. Мне все равно, мускулисты ли вы или с огромным членом — если вы носите стринги? Вы похожи на инструмент.