Краем глаза я заметила яркое цветовое пятно и обернулась, чтобы посмотреть на дом.
По ступеням террасы спускалась Сэра, неся поднос. Она тепло оделась, защищаясь от осеннего холода: на ней были серый свитер огромного размера, серые шерстяные брюки и черные замшевые сапоги. Длинный красный шерстяной шарф, обвивавший ее шею, и привлек мое внимание за секунду до этого.
— На что ты так пристально смотришь? — спросила она, подойдя ближе.
— Вон на тех черных птиц. — Я указала в ту сторону. — Они снова вернулись.
Остановившись, Сэра посмотрела через плечо и сделала гримасу.
— Они так странно выглядят, — пробормотала она. — Так… отвратительно.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — сказала я и пошире открыла дверь, пропуская ее в мастерскую.
— Я думаю, ты не против чашки кофе? — осведомилась она. — Ничего, если я побуду с тобой? Или я буду мешать тебе работать?
— Нет, не будешь, и я хочу кофе.
Отвернувшись от странных птиц, я закрыла дверь и прошла за ней в комнату. Подвинув коробку акварели и банку с водой, я освободила место для подноса на маленьком столике, стоявшем около старой кушетки.
Сэра села и налила кофе. Подняв голову и взглянув в небо, она воскликнула:
— Господи, что же эти птицы делают на лужайке? Их там так много, Мэл.
— Я знаю, и в этом есть что-то потустороннее, не правда ли? То, как они сидят, я имею в виду. Здесь у нас кругом дикая природа. Болотистые луга ниже, рядом с бобровой плотиной, относятся к заповеднику; канадские гуси и кряквы прилетают и занимают весь пруд, а иногда голубая цапля оказывает нам честь и навещает нас. Эндрю даже видел несколько раз ястреба.
— А что это за черные птицы?
— Вороны, — сказала я. — Или, может быть, грачи. Как ты думаешь?
— Понятия не имею! Я ничего не понимаю в птицах.
Я засмеялась, сделала глоток кофе и откусила миндальное печенье.
Сэра сделала то же самое, затем взглянула поверх своей чашки кофе и спросила:
— Ты уже решила окончательно? Я имею в виду твою поездку в Лондон на следующей неделе, чтобы повидать Эндрю?
— Я думаю, что да. Я бы хотела поехать, Сэра, потому что он застрянет там еще на две недели. Это, если ты не возражаешь против того, чтобы приехать сюда с Дженнифер и близнецами. На самом деле, если тебе это больше нравится, ты можешь переехать в мою нью-йоркскую квартиру на те несколько дней, пока меня не будет.
— Ты ведь знаешь, как я люблю играть в мамочку, как я обожаю Джейми и Лиссу и в восторге от того, что мы приедем сюда. Честно говоря, эти спокойные уикэнды вдали от сводящей с ума толпы просто благодать. Мне кажется, здесь я действительно смогу подзарядить свои батареи. И только Бог знает, как я в этом сейчас нуждаюсь, — на работе такая гонка. Так что ты можешь рассчитывать на меня и строить планы. Я буду на посту, и все будет благополучно. В любом случае, я… — Она замолчала и посмотрела в окно, выходящее на лужайку.
Я посмотрела в том же направлении, затем вскочила и бросилась к двери. Я открыла ее настежь и встала на пороге. Все птицы разом, в едином порыве поднялись в воздух: в воздухе раздались хлопанье и свист крыльев. Я смотрела им вслед в серое хмурое небо. Было видно, что размах крыльев у них очень велик; это были большие птицы. Они поднимались выше, описывая круги и зигзаги в свинцовом небе, затем, описав круг над мастерской, бросили темную тень на ее крышу.
— Это не черные дрозды и не вороны, — сказала я. — Они намного больше. Эти птицы — вороны.
— Тень Эдгара Аллана По, — тихим голосом произнесла Сэра, стоя сзади меня.
Она меня испугала. Я не заметила, что она вслед за мной подошла к дверному проему. Я резко обернулась.
— Ты меня испугала! Я чуть не подскочила! — воскликнула я. — Я не знала, что ты здесь стоишь. И что ты имеешь в виду, говоря о тени Эдгара Аллана По?
— Ворон — это его излюбленный образ, — сказала она. — Всегда встречается в его рассказах. Считалось, что эта птица является дурным предзнаменованием, предвестником смерти, ты знаешь?
Меня охватил озноб, и я почувствовала, что дрожу.
— Не говори таких вещей, Сэра, ты пугаешь меня.
— Не будь такой глупой, — засмеялась она. — Я просто шучу.
— Ты прекрасно знаешь, что я никогда не любила ничего мрачного или потустороннего и никогда ничего не имела общего с оккультными науками… — Я не закончила фразу.
Сэра с удивлением смотрела на меня, и в ее глазах отражалось сочувствие.
— Что такое? — спросила я. — Почему ты на меня так смотришь? Так странно.
— Ты жутко побледнела, Мэл. Я прошу прощения, честное слово. Я забыла, что ты слегка чувствительна к такого рода вещам.
— А ты нет, — ответила я, пытаясь прийти в себя и даже стараясь засмеяться. Но до сих пор я чувствовала холод во всем теле и, как бы ни было это нелогично, чувствовала какой-то необычный страх.
— Совершенно верно, — согласилась Сэра. — Чем более мрачные и пугающие события изображают в кино и в книгах, тем больше мне это нравится. — Она снова засмеялась. — По был моим любимым писателем, пока не появились Стивен Кинг и Энн Райс.
— Боюсь, у меня совсем другие вкусы, — заметила я.
Закрыв за собой дверь, я вернулась на кушетку.
Сэра прошла к длинному столу под окном в задней части моей мастерской и остановилась, глядя на разложенные на нем акварели.
— Это просто замечательно, Мэлли! — закричала она с удивлением. Голос ее заметно оживился. — О! Мне нравятся рисунки этих зверюшек, живущих в стене! Вот Элджернон, черная змея, которая засунула голову в коробку с конфетами. О! Да это вишни в шоколаде. И какая миленькая Анджелика в своем пасхальном колпачке, будто на шествии на Пятой авеню, и бурундуки, готовящие колыбель для ребеночка, которого они хотят усыновить. — Она повернулась ко мне, на лице ее сияла улыбка. — Мэл, ты просто гениальна, это блестяще. Это изумительные рисунки, полные очарования и юмора. Ты выбрала не ту профессию. Ты должна была бы стать иллюстратором детских книг.
— Очень мило с твоей стороны говорить мне такие вещи, но у меня по горло других дел, не считая Эндрю и близнецов, — сказала я. — Но я рада, что они тебе понравились. Я получаю удовольствие, делая эти книжки, и Эндрю помог мне с редактурой.
— Дети будут очень рады, когда найдут их в своих чулках на Рождество, — сказала Сэра.
— Надеюсь, если учесть то время, которое я на них потратила.
— Ты должна попытаться их издать, Мэл.
Я отрицательно покачала головой.
— Я не уверена, что они настолько хороши.
— Поверь мне, они достаточно хороши для этого.
— Я писала и рисовала для Джейми и Лиссы — только для них, и это мне больше нравится.
…После того как Сэра ушла из мастерской, я снова взялась за кисть и подошла к портрету, стоявшему на мольберте. Это был портрет Дианы, и я его рисовала для рождественского подарка Эндрю.
Первые наброски я сделала в июле, когда она у нас гостила, и сделала много ее фотографий в той же позе и в то же время дня. Работая маслом последние два месяца, я почти уже закончила портрет. Я провела добрых полтора часа, сконцентрировавшись на Дианиных волосах, пытаясь уловить их медный оттенок, и когда я почувствовала, что получилось верно и уже больше я ничего не смогу улучшить, я отложила кисти. Мне необходимо было на пару часов уйти от портрета, чтобы получить новое восприятие; к тому же уже почти наступило время ланча, и я хотела сесть за стол вместе с Сэрой, близнецами и Дженни.
Взяв тряпку, я намочила ее в скипидаре и очистила кисти, которыми писала этим утром. Когда я кончила, то погасила свет, накинула на себя плотный вязаный жакет и направилась к двери. Но, не дойдя до нее, я услышала телефонный звонок и подняла трубку.
— Алло.
— Это я, любимая, — послышался голос Эндрю из Лондона.
— Привет, дорогой, как ты там? — спросила я, улыбаясь в трубку, довольная, что слышу его голос.
— У меня все в порядке, но я по тебе ужасно скучаю, и по близнецам тоже.
— Мы тоже по тебе соскучились.
— Ты ведь приедешь на следующий уик-энд, не так ли? — спросил он встревоженно.
— Ничто не сможет мне помешать! Сэра согласилась приехать с Дженни и близнецами сюда, и они будут здесь вместе развлекаться.