— К сожалению, ничего. По крайней мере, пока. Мы еще не смели пыль с двух стенок по обе стороны камина, там, где вы стоите. И с одной вот здесь. — Она кивнула в направлении задней стены, в которой была дверь, ведущая в коридор.
— Хорошо. Я продолжу смотреть здесь, Хилари.
— А я сейчас вернусь и помогу вам, если вы хотите, миссис Эндрю, — сказала она. — Я только отнесу поднос в кухню, это и минуты не займет.
— Спасибо, я буду благодарна вам за помощь, — сказала я, поднимаясь выше по библиотечной стремянке и рассматривая кожаные переплеты на полках перед собой. Прочитав каждое название, я вынула несколько томов и заглянула в заднюю часть полки в надежде найти спрятанное сокровище.
Через минуту вернулась Хилари вместе с Джо, несущим более длинную лестницу, которую он использовал для чистки канделябров.
— Это было бы просто замечательно, если бы мы нашли другой дневник, миссис Эндрю, — сказал Джо, прислоняя лестницу к задней стене. — Миссис Кесуик была бы так довольна, если бы мы нашли.
— И я тоже, Джо, — сказала я и добавила: — Кстати, я здесь не сметала пыль. Может быть, мне следовало бы это делать?
— Ах, нет, не беспокойтесь об этом! — воскликнул Джо. — Хилари могла бы попозже обмести книги метелкой из перьев. Хилари, — повернулся он к дочери, — беги обратно в кухню, будь хорошей девочкой, и принеси маленькую стремяночку. Стоя на ней, ты сможешь следовать за миссис Эндрю и очищать книги, которые она уже просмотрела.
Я было собиралась возразить, но вспомнила, каким упрямым он может быть, и решила не вмешиваться. Я продолжала читать названия на корешках и заглядывать в глубину полок, как это делал Джо, а затем и Хилари в другой части библиотеки.
Когда появилась Парки и объявила, что мой ланч готов, я вздрогнула от неожиданности. Я посмотрела на свои часы и к своему удивлению увидела, что было ровно час дня. Как быстро пролетело время этим утром.
Мы безрезультатно проработали послеобеденное время, так ничего и не обнаружив, и у Джо и Хилари вытянулись физиономии. Было видно, что они разочарованы. Меня поразила мысль, что по каким-то неизвестным мне причинам они ожидали, что именно я найду что-то совершенно особенное, если даже это и не будет вторым томом дневников Летиции Кесуик.
— Ничего страшного, — сказала я, когда мы закончили поиски на этот день. — Может быть, завтра нам больше повезет. Я намерена продолжать, пока не проверю каждую полку, которую вы еще не просматривали.
— Мы поможем вам, миссис Эндрю, — сказала Хилари. — Мы тоже это приняли близко к сердцу.
— Да, это так, — бросил Джо через плечо, выходя из комнаты с лестницей.
Вечером Диана позвонила мне из Лондона, как она обычно делала, и я ей сказала, чем я занималась целый день.
— Я с таким азартом искала другой дневник Летиции, что забыла о времени, — сказала я. — И не только это. Сегодня я заработала похвалу от Парки.
Диана тихо засмеялась на другом конце провода.
— Не подсказывай мне, я угадаю. Ты, наверное, что-то съела, это ей понравилось?
— Да. Мне удалось съесть небольшую тарелку мясной запеканки с картофелем; Парки была ошеломлена. Сказать по правде, я сама тоже.
— Я рада, что бы снова начала есть, как бы мало ты на этот раз ни съела. Это начало, и тебе необходимо себя подкреплять. Я чувствую облегчение от того, что ты приняла мои слова всерьез. Надо признаться, я беспокоилась, когда ехала сегодня утром в Лондон, беспокоилась, что я была слишком сурова с тобой, но мне было необходимо с этим покончить.
— Суровая любовь, — заметила я.
— Ты так это называешь?
— И мама говорит, что это наилучший вид любви, когда у кого-нибудь несчастье и он нуждается в помощи.
— Я к твоим услугам, Мэл, с суровой любовью и со всем, в чем ты еще нуждаешься.
— Я знаю, и я тоже готова на все для вас. Мы должны друг друга поддерживать сейчас, помочь друг другу перенести это…
— Да, дорогая.
Мы еще поговорили о других вещах: Диана сказала, что она остановится в «Криллоне» в Париже, затем дала мне номер телефона этого отеля. Пожелав друг другу спокойной ночи, мы повесили трубки. Но через минуту Диана позвонила снова.
— Я кое о чем подумала; есть другое место, где можно поискать дневники, или, скорее, их копии викторианской Клариссы, которая так стремилась сохранить их для потомства.
— Вы имеете в виду другое место, не библиотеку? — спросила я.
— Чердак в западном крыле, — пояснила Диана. — Там стоят несколько сундуков для морских путешествий. На них старые полуоборванные этикетки, знаешь, с названием пароходных линий. Во всяком случае, в этих сундуках масса вещей викторианской эпохи. Моя свекровь показывала мне их много лет тому назад, сразу после того, как мы с Майклом поженились. Она сказала, что эти вещи туда сложены одной из овдовевших жен Кесуиков в незапамятные времена, в начале нашего века, в действительности. Может быть, это и была Кларисса.
— И вы думаете, она могла туда положить и дневники, если они существовали? — спросила я.
— Такая возможность существует. В любом случае, стоит туда заглянуть, ты так не думаешь?
— Конечно, думаю, — сказала я. — И спасибо, что снова позвонили.
— Спокойной ночи, Мэл.
— Спокойной ночи, Диана.
— Посмотрите на эту вышивку, это восхитительно, миссис Эндрю, — сказала Хилари, подняв голову.
Она стояла на коленях на чердачном полу перед одним из старых сундуков и протягивала мне бархатную подушку бордового цвета, расшитую бисером. Она, очевидно, была сделана во времена королевы Виктории.
Я рассматривала работу, пораженная, в каком прекрасном состоянии была подушка — ведь прошло столько лет. Вся поверхность была покрыта продолговатым бордовым стеклярусом, а рисунок был вышит серым, черным, белым и серебристым бисером. Рисунок состоял из роз и листьев, обрамленных изящными ветками папоротника. В центре рисунка белым бисером были вышиты три слова.
— «Amor vincit omnia», — прочитала я вслух. — Латынь; это очень известная фраза; я думаю, она означает: «Любовь побеждает все». — Глядя на Хилари, я вопросительно подняла брови.
— Не смотрите на меня так, миссис Эндрю, — смеясь воскликнула она. — Я не могу вам помочь, потому что никогда не изучала латынь. Наверное, миссис Кесуик сможет перевести, она изучала латынь в Оксфордском университете. По крайней мере, я так думаю.
— Да, она изучала, — согласилась я.
Наклонившись над сундуком, Хилари достала оттуда еще одну подушку, большого размера и из оливково-серого бархата. Серебристым, золотым и бронзовым бисером был сделан фон, по которому белым был вышит рисунок, состоявший из цветов каллы со стеблями из зеленого бисера. Здесь тоже внизу было латинское изречение, составленное из зеленого бисера.
Я взяла подушку у Хилари и прочитала:
— «Nunc scio quid sit Amor». К сожалению, я вовсе не знаю, что означает эта фраза, но опять что-то про любовь.
— Да, — сказала Хилари, снова опуская руки в сундук с сокровищами.
Она достала еще две подушки, обе викторианские, плотно вышитые бисером и с латинскими фразами.
Когда она показала их мне, я покачала головой.
— Я не могу вам сказать, что на них написано, но давайте отнесем их вниз. Миссис Кесуик будет интересно на них посмотреть, когда она вернется из Парижа.
— Не могу поверить, что она забыла, какие они красивые, — пробормотала Хилари. — Я имею в виду: она говорила мне, что видела их много лет тому назад. Не думаете ли, что миссис Кесуик захотела бы, чтобы они были у нее в доме? Я хочу сказать, на диване и креслах.
— Да, но тогда, по-видимому, она действительно забыла, Хилари, как вы и сказали. В конце концов, ей их показывали очень много лет тому назад. Точнее говоря, сорок лет тому назад.
— Посмотрите на это, миссис Эндрю.
Теперь Хилари протянула мне прекрасный кусок черного кружева, вырезанный в виде квадрата, по краям отделанный бисером и черным стеклярусом.
Я подняла его, чтобы посмотреть на свет.
— Как вы думаете, что это такое? — спросила меня Хилари. — Мантилья? Как носят испанские женщины?
— Не знаю. Хотя, не думаю, — он не слишком велик для мантильи. Но вы правы, это роскошно. Там много еще осталось?