Барбара Брэдфорд - Все впереди

Уже когда мы приступили к сыру и зеленому салату, Сэра снова обрушила на него огонь своего остроумия. Откинувшись на стуле, она спросила внезапно:

— Как давно вы стали проводить уик-энды в этих местах, Ричард?

— Почти год назад.

— Ваш «кейп-код» выглядит снаружи очаровательно. Он вам принадлежит?

Он отрицательно качнул головой.

— Нет, это аренда. Кэти Саунд нашла его для меня и…

— Кэти тоже была нашим брокером при покупке «Индейских лужаек», — вмешалась я. — Она поразительная женщина, не правда ли?

Он улыбнулся.

— Да, и я начал говорить, что она искала мне дом, который я хотел купить, но все оказались для меня слишком большие.

— О, значит вы живете здесь один? — Сэра взглянула на него вопросительно.

— Я одиночка, — сказал он. — И естественно, не хочу большой дом, чтобы блуждать в нем одному.

— Это понятно, — пробормотала Сэра. — Я бы чувствовала то же самое. Но, конечно, я приезжаю сюда каждый уик-энд, чтобы пожить здесь с Мэл. — Она помолчала, а потом добавила: — Я никогда не была замужем, а вы были женаты?

— Нет, не был, — сказал он. — В качестве журналиста я путешествую по всему свету, до последнего времени был заграничным корреспондентом, и, я полагаю, слишком поглощен своей работой, чтобы думать о том, чтобы остепениться. Я вернулся в Штаты три года тому назад и стал работать в «Ньюсуик». — Он сжал губы и пожал плечами. — Я решил, что довольно мотаться по заграницам. Меня потянуло домой, в старый маленький Нью-Йорк.

— Вы родом из Нью-Йорка? — спросила я.

— Родился и учился в нем. Вы тоже, не так ли, Мэл? А вы, Сэра?

— Да, — ответила я. — Мы обе.

— Мы дружим с младенческого возраста, — засмеялась Сэра. — На самом деле, можно сказать, что мы неразлучны с детской коляски. Кстати, что вас занесло сюда, в этот лесной край?

— Перед тем как поступить в Йель, я учился в Кент-Скул и всегда любил эти места. По моему мнению, северо-западные холмистые окраины Коннектикута — это Господня земля.

Коннектикут, январь 1993

В тот вечер, когда я встретила Ричарда, я была уверена, что он интересуется Сэрой, а не мной. Но не прошло и нескольких недель с начала нашего знакомства, как он абсолютно дал мне понять, что его привлекаю я. Он сказал, что ему нравится Сэра как личность, что он находит ее восхитительной, но и только.

Я была так поражена, что неуверенно проговорила, что она будет расстроена и обижена этим. Ричард убедил меня в обратном: он заметил, что она также не испытывает к нему особого интереса.

Это тоже меня несказанно удивило; в конце концов, она моя самая старая и лучшая подруга. Я очень близко ее знала, так же хорошо, как себя самое. Я была совершенно уверена, что он плохо понял ее.

Но он был прав.

Когда я спросила Сэру о Ричарде, она подтвердила, что он не в ее вкусе.

— Славный мужчина, слишком славный, Мэл, — так она сказала. — У меня ужасное подозрение, что я всегда влюбляюсь в таких подонков, как Тони Престон.

Придя в себя от удивления, я обнаружила, что согласна продолжать с ним видеться. Но я действовала очень осторожно. Я понимала, что еще нескоро смогу впустить его в свою жизнь. Вот уже четыре года я была одна и не видела причин что-нибудь менять.

Но, как сказала Сэра, Ричард был славным мужчиной, добрым, пылким и внимательным, и он меня веселил. Его характерный суховатый юмор постоянно вызывал у меня улыбку, и я обнаружила, что живу в ожидании его визитов в пятницу, субботу, а иногда и в воскресенье, когда он приезжал на уик-энд. И тем не менее, мне приходилось себя сдерживать.

Конечно, я знала, что он понимает это. Он был слишком проницательным, чтобы не понять, что я боюсь завязывать более близкие отношения, и по многим причинам.

Он знал обо мне все — и то, что случилось с моей семьей. Он никогда не говорил об этом прямо, только исподволь. Но он был газетчик, и очень хороший, и в декабре 1988 года жил в Лондоне. Известие об убийстве моего мужа и детей было и там напечатано во всех газетах, так же как и здесь.

Одно его качество мне нравилось больше всего: способность сопереживать. Субботним вечером в январе, когда мы были знакомы уже три месяца, я застала его на застекленной террасе рассматривающим фотографию Джейми и Лиссы.

Он держал ее двумя руками и пристально изучал; его взгляд был настолько нежен, что я была тронута.

Я застала его врасплох, и он выглядел удивленным и обескураженным, когда заметил меня. Он быстро поставил фотографию обратно на стол, все еще чувствуя себя неуютно, и слегка застенчиво мне улыбнулся. Казалось, он что-то хотел сказать, но промолчал.

— Говори. — Я подошла к нему. — Все в порядке, в самом деле. Скажи, что ты думаешь, Ричард.

— Какие красивые они были…

— Да, красивые. Я называла их маленькими боттичеллиевскими ангелочками, и они такими и были. Они были прелестными, озорными, конечно, временами, но очень умными и забавными… просто замечательными. Они были замечательные, Ричард.

Он протянул руку и нежно положил ее на мою ладонь.

— Должно быть, тебе это тяжело, вызывает глубокую печаль… я уверен, до сих пор.

— Временами невыносимо, и я думаю, так будет всегда. Но я научилась как-то продолжать жить.

В его глазах мелькнуло беспокойство и он произнес:

— Послушай, Мэл, я сожалею, что ты застала меня, когда я разглядывал их фотографию. Я ни в коем случае не хотел причинить тебе боль и заставить тебя говорить о них.

— Ох, но это не причиняет мне боли, — сказала я быстро. — Я люблю о них говорить. На самом деле большинство людей думает, как ты, и избегает упоминать Джейми и Лиссу. Но я хочу вспоминать о них, потому что, делая это, я сохраняю их живыми. Эти дети были рождены, они существовали на этой планете шесть лет. И они были такими радостными маленькими существами, дали мне столько любви и удовольствия, что я хочу продолжать их вспоминать, делиться своими воспоминаниями с родными и друзьями. Я знаю, что всегда буду их вспоминать.

— Я понимаю и рад, что ты высказала мне это, Мэл, что ты делишься этими воспоминаниями. Для меня это важно. Я хочу узнать тебя лучше.

— Мне была нанесена тяжелая душевная травма, — прошептала я и села на диван.

Он сел на стул напротив меня.

— Ты очень храбрая.

— Я очень хрупкая. Некоторые мои части очень изношены, Ричард.

— Я это знаю, Мэл. Я буду осторожен… Буду обращаться с осторожностью, я обещаю тебе.

Мне казалось, что после этого разговора мы стали слегка ближе, но не слишком, потому что я бы этого не допустила. Глубоко внутри я боялась вступать с ним в отношения на эмоциональном уровне, если только я на такое была способна. Но я в этом не была уверена.

Но по мере того, как проходили недели и мы продолжали видеться, когда он приезжал на уик-энды, наши отношения развивались, и мы обнаруживали все больше общего — того, что нас связывало.

Он видел могилу под старым кленом недалеко от моей мастерской, хотя я ему ее не показывала. Может быть, Сэра показала. В любом случае, однажды апрельским днем он принес мне кучу фиалок и попросил положить их на могилу.

— Эндрю и детям, — сказал он.

Это был еще один жест внимания с его стороны, и он сильно меня растрогал.

После этого я начала понемногу расслабляться, доверять ему еще больше, по крайней мере, до некоторого предела. Но возведенную мной стену было трудно преодолеть, а еще труднее разрушить. По мере того, как я чувствовала, что он все больше привлекает меня физически, я обнаружила, что я все еще неспособна открыть ему мое сердце.

Именно Сэра указала мне на то, до какой степени Ричард мною увлечен, но я отнеслась к этому со смехом.

— Мы нравимся друг другу, находим друг друга привлекательными во многих отношениях, мы рады побыть вместе. Но это и все, Сэра. Мы просто хорошие друзья.

Она бросила на меня скептический взгляд и переменила тему, втянув меня в обсуждение каталога и некоторых новых товаров, которые мы в него включали.

Намного позже, тем особым апрельским вечером, когда я уже готовилась лечь в постель, я снова думала о ее словах. И я была убеждена, что она не права, что она преувеличивает. Она так сильно меня любила и хотела, чтобы я была счастлива, а по ее мнению Ричард Марксон частично решил эту проблему. Но она заблуждалась на этот счет. Он был милый мужчина, и я первая готова была это признать, но я знала, что никогда не станет он мне дорог так, как он этого заслуживал. Это просто было невозможно.