Ольга Покровская - Всегда буду рядом

– Спасибо, – серьезно сказала ему Кира.

Виталик тут же изобразил замысловатый шутовской поклон – мол, рад стараться, обращайтесь, моя прекрасная леди.

– Слушай, – продолжила Кира, не купившись на его привычные паясничанья. – Виталик, тебе-то это все зачем? Чего ради ты решил мне помочь? Я же знаю, тебя роль благородного спасителя оступившихся совсем не прельщает.

Виталик же в ответ дернул плечами и вдруг отозвался, искренне, без этих своих обычных ужимок:

– Так я же вроде как виноват перед тобой. Помнишь, ты меня, идиота провинциального, привечала, в обиду не давала, учила уму-разуму. А я… Да ты не фыркай, Кирка, я же помню, какие у тебя глаза были, когда я в то утро из ленчиковской спальни выкатился. Ну и вот…

Кира изумленно взглянула на него. Признаться честно, ей и в голову не приходило, что дурашливый шуваловский протеже чувствовал перед ней вину за тот давний случай, за ее разбитые фантазии. Неужели за годы, проведенные в модельном бизнесе, она настолько привыкла к правилу «человек человеку – волк», что и сама разучилась видеть в людях хорошее? Очерствела душой, озлобилась?

– Да брось ты, Виталик… – растерянно протянула она. – Я уже и забыла…

– Зато я не забыл, – неожиданно серьезно возразил он. И вдруг шагнул к Кире, обнял ее за плечи и коротко поцеловал в висок. – Поезжай в Японию, Кирка, и не волнуйся ни о чем. Присмотрим мы за твоей Мариной.

– Спасибо, – внезапно охрипшим голосом снова выговорила Кира и вышла за дверь.

Улетала Кира в конце августа.

Она долго не решалась сказать Марине о приближающемся отъезде, сначала ждала, пока ту выпишут из клиники, потом решила для начала обрадовать ее предложением Шувалова. Но Марина, чувствовавшая Киру, казалось, всей кожей, все последние недели посматривала на нее настороженно, будто ожидая удара. И, услышав о том, что ей назначено собеседование у Шувалова, не выдержала наконец.

– Кира, миленькая, – взмолилась она, обхватив Киру за шею и прижимаясь к ней всем телом. – Скажи уже мне, что случилось. Что с тобой? Я же чувствую, я не могу больше гадать.

И Кира, как в омут с головой, выложила ей все – о победе в конкурсе, о контракте с Ямамото, об отъезде в Японию как минимум на два года.

– Я буду приезжать, – тут же твердо пообещала она. – Как только удастся вырваться, сразу же. И ты сможешь прилетать ко мне. Мы тебе загранпаспорт сделаем, я денег вышлю на билет. Может быть, со временем мне вообще удастся тебя туда перевезти.

Она видела, что с каждой ее новой репликой лицо Марины как будто все больше мертвеет. Бледнеет кожа, опускаются уголки губ, клонится голова. Выслушав ее до конца, та лишь кивнула и улыбнулась отважно:

– Кира, это же замечательно! Я ужасно рада за тебя. Такой шанс…

И Кира, почувствовав, как что-то оборвалось внутри, порывисто обняла ее, зашептала в спутанные темно-русые волосы:

– Никуда я не поеду. Все, забудь, ерунда…

Марина же отчаянно замотала головой:

– Как это – не поедешь? Ты столько об этом мечтала, столько к этому шла.

– Да не нужна мне эта Япония, подумаешь. У меня и здесь все неплохо складывается, – фыркнула Кира.

И тогда Маринка взяла ее лицо в ладони, повернула к себе, не давая отвести взгляд:

– А если бы не я… Если бы не мы, ты бы поехала?

– Что за идиотский вопрос, – рассердилась Кира. – Как я могу рассуждать, что было бы, если бы не ты. Тогда бы вообще все было по-другому…

– Если бы не я, ты бы поехала, – уверенно сказала Марина. – А я не хочу быть в твоей жизни человеком, из-за которого ты чем-то пожертвовала. Я себе этого не прощу. Да и ты, Кирка, ты же сама мне этого не простишь. Я тебя знаю. Сколько времени пройдет, прежде чем ты скажешь: «Я от всего ради тебя отказалась, а ты…» Сколько времени пройдет, прежде чем я начну орать: «Нечего попрекать меня своей жертвой»?

Хуже всего было то, что Кира понимала – она права. И потому не могла спорить достаточно убедительно. А Марина это чувствовала.

– Безысходность какая-то… – через силу выговорила она, умудрившись все-таки вывернуться из Марининых рук и отойти к окну. – Зачем только я подала заявку на участие в этом чертовом конкурсе?

– Потому что ты всегда этого хотела.

Марина подошла к ней сзади, обняла за талию, уткнулась лицом куда-то между лопаток и шепнула:

– Поезжай, Кира. И не беспокойся за меня, со мной все будет хорошо, обещаю.

И Кира хмыкнула – Марина невольно почти в точности повторила слова Виталика. Удивительно, как это они все словно сговорились облегчить ей это предательство.

С того дня Марина честно отрабатывала выбранную роль. Прошла собеседование у Шувалова – того, кажется, и впрямь впечатлили ее идеи, и он взял ее к себе художником-оформителем. С явным энтузиазмом взялась за работу, подробно рассказывала Кире о своих задумках, о том, как продвигается проект. Не пыталась связаться со старой компанией, и те вроде бы тоже ее не беспокоили. Жмур, видимо, все же впечатлился тогда Кириной речью и пустил слух, что к Марине лучше не приближаться, не то эта ее сумасшедшая подружка на куски порвет. По вечерам Марина увлеченно строчила что-то на старенькой швейной машинке или чертила эскизы для Шувалова. В общем, держалась так, будто ничего особенного не происходит. И Кире отчего-то от этого становилось еще тяжелее.

В последнюю ночь перед ее отъездом они обе не спали. Марина то вскакивала, бежала в сотый раз проверять, все ли вещи собраны. То, словно обессилев, опускалась на диван, роняла руки и отрешенно смотрела куда-то в пустоту.

За окном брезжил уже ранний августовский рассвет, розовела полоска света на горизонте. С минуты на минуту должно было подъехать такси.

– В аэропорт со мной не езжай, – попросила Кира. – Здесь попрощаемся.

– Не поеду, – кивнула Марина. – Ненавижу аэропорты.

За окном засигналило такси. Марина тут же оторвалась от нее, заметалась, кинулась к корзине, в которой горой лежало ее шитье, и вдруг вытащила из-под вороха тканей куклу. Самодельную, сшитую из какой-то мягкой светло-розовой ткани, наряженную в странное мешковатое платье, очень похожее на то, что было на Марине в тот день, когда они познакомились. Волосы у куклы были нитяные, торчали в разные стороны, а с розового лица смотрели круглые прозрачные пуговичные глаза.

Так вот, значит, что Марина все это время шила по вечерам.

Метнувшись к Кире, та сунула куклу ей в руки:

– Вот, это тебе. Возьми с собой. Хоть ее…

– Марина, ну что… – начала в отчаянии Кира, и та быстро перебила ее:

– Все-все, держи. И уезжай. Уезжай уже ради бога, такси вон сигналит. Сейчас соседей всех перебудит.

Марина в последний раз порывисто обняла Киру и быстро вытолкала ее за порог. Кира успела только в последнюю секунду подхватить с полу чемодан, как обитая стареньким вытертым дерматином дверь уже захлопнулась за ней. Кира привалилась к ней спиной и несколько минут просто стояла так, пытаясь отдышаться и найти в себе силы сделать шаг. Затем дернула молнию на висевшей через плечо сумке, аккуратно усадила в нее тряпичную куклу и, поудобнее перехватив чемодан, медленно пошла вниз по лестнице.

В квартире кисло пахло блинным тестом. Все поверхности в кухне были заставлены грязной посудой. Таня притащила из комнаты очередную стопку тарелок, огляделась по сторонам, раздумывая, куда бы ее пристроить, и, не найдя лучшего места, опустила посуду на подоконник. В прихожей прощались последние гости. Таня слышала, как старуха-соседка проскрипела:

– Еще раз прими мои соболезнования, Верочка.

А мать в ответ жалобно протянула:

– Ох, теть Том, и не знаю, как же мы будем без папы.

Таня поморщилась. Мать при жизни деда вовсе не баловала того своим вниманием. Забегала хорошо если раз в месяц. Старик, впрочем, не жаловался, только пыхал своей вечной папиросой и бормотал:

– Да что ж. Вы молодые, занятые, у вас своя жизнь…

На Таню, после школы окончательно переселившуюся к деду, это «молодые, занятые», конечно, не распространялось.

Сейчас Таня отошла к раковине, включила воду, чтобы не слышать голосов из прихожей, и принялась старательно мыть тарелки. В голове стучало только одно: «Вот сейчас все разойдутся – и спать, спать»… Последние дни, когда дед был совсем уже плох, она почти не спала, а потому сейчас находилась в каком-то полусомнамбулическом состоянии. Это, наверное, было и к лучшему, – навалившееся на Таню оцепенение притупило все чувства, и она почти не ощущала боли. Знала, это придет позже. Обязательно придет, будет обухом шарашить по голове каждый раз, когда она будет натыкаться в квартире на дедовы вещи или когда зазвонит телефон и голос в трубке попросит позвать Якова Андреевича, а ей придется как-то выдавить из себя: