Ту роль, которую Таня практически выцарапала для него у режиссера, Брендон все-таки получил. Ерничал по этому поводу, конечно, без меры. Как же, ему, бывшей звезде экрана, придется сниматься в низкобюджетной семейной комедии – в роли отца-неудачника, который после ухода жены пытается наладить контакт с тремя детьми.
– Слушай, надо же с чего-то начинать, – убеждала его Таня. – Я не говорю, что это огромный прорыв, но это хоть что-то. В последние годы тебе и такого не предлагали.
– Как же, мой звездный час, – не унимался Эванс. – Так и вижу, как мне за роль этого недотепы Дженкинса вручают «Оскара».
Таня, однако, на этот его сарказм внимания не обращала и вовсю торговалась с продюсерами по поводу условий контракта. И все, казалось, складывалось хорошо, съемки начались, Брендон вроде бы воспрял духом и работал на совесть. Первые дни Таня ездила на съемочную площадку вместе с ним, чтобы убедиться, что все идет по плану, и осталась вполне довольна. Эванс был спокоен и доброжелателен, покорил всех членов съемочной группы своим знаменитым обаянием, ни с кем не скандалил. И Таня как-то расслабилась. Два дня провела дома, в своей небольшой квартирке на окраине Лос-Анджелеса, с Эвансом связывалась только по телефону, чтобы убедиться, что все в порядке.
А на третий день ей внезапно позвонила ассистентка режиссера фильма Бетти и объявила, что Эванс исчез. После обеденного перерыва не вышел на съемочную площадку, на мобильный не отвечает и где он – никому не известно.
Таня за время тесного общения с Эвансом уже очень хорошо усвоила, что это означает. Наврав что-то звонившей девушке, она, не успев даже переодеться, втиснулась в купленную в рассрочку серую «Вольво» и отправилась в рейд по городским кабакам. Щеки ее горели, к глазам приливали злые слезы. «Что же это такое, мать твою, – бормотала она себе под нос, входя в очередной бар и окидывая пристальным взглядом помещение в поисках загулявшего подопечного. – Ну почему обязательно нужно каждый раз все портить?» До чего же ей это надоело! Она ведь думала – ну ладно, ни балерины, ни художника из меня не вышло. Но ведь есть и другие способы служить искусству. Как… как когда-то в том вещем сне – Таня до сих пор отчетливо его помнила – сказал ей Рудольф Нуреев. И становясь агентом Эванса, она полагала, что именно этим и будет заниматься – поможет талантливому человеку в сложной жизненной ситуации, возьмет на себя все рутинные дела, чтобы тот мог полностью посвятить себя искусству, не размениваясь на пошлые мелочи, будет служить ему, и его победы станут ее победами. На деле же получалось, что она почти и не занималась ничем другим, кроме как разыскивала этого чертового пьяницу по каким-то притонам, тот же планомерно разрушал все, что ей удавалось сделать относительно его карьеры, а сам, кажется, не имел никакого желания заниматься искусством. О каких уж тут победах говорить, если Эванс уничтожал все, любовно сотворенное Таней, еще на первых шагах?
Все излюбленные бары Эванса Таня знала уже на отлично, на этот раз найти его удалось в седьмом по счету. Но тот, как оказалось, никуда с ней уходить не собирался. Когда Таня вошла, Брендон, мертвецки пьяный, в съехавшей набок чужой засаленной кепке, сидел у стойки с какой-то молодой девицей на коленях. Увидев Таню, он хохотнул и рявкнул на весь бар, перекрывая поставленным голосом грохочущую музыку:
– О, надзирательница пришла!
– Брендон, что произошло? Ты должен быть на съемочной площадке…
– Милый, ты что, актер? – с интересом спросила Эванса размалеванная девица.
Того это, кажется, распалило еще больше. Девчонке, прикинула Таня, на вид было лет двадцать, не больше. Неудивительно, что она не знала Брендона в лицо, в тот момент, когда он был на пике карьеры, эта, должно быть, еще в куклы играла. Однако Эванс от ее слов разом помрачнел и пробормотал, нетвердо выговаривая слова:
– Яаа?.. Дааа, служитель муз… Эй, бармен, еще по одной. За искусство!
– Брендон, – подступила к нему Таня. – Не нужно, пожалуйста. Поехали домой, я прошу тебя. Еще можно все поправить, но если ты не явишься на площадку и завтра…
– Это что, твоя жена? – округлив глаза, испуганно спросила девица.
– Эта? – хохотнул Брендон, вынырнув носом из ее декольте. – Да ты посмотри на нее! Это же свинья на ножках. Да я бы в страшном сне на такой не женился. И ладно бы только жирная, ее же выносить невозможно. Командует, давит, все ей не так. Хотя, знаешь, я вот все думаю, может, она оттого так и бесится, что я до сих пор ее не трахнул? Я же кумир ее юности, влажная ночная фантазия. Уверен, стоит мне только свистнуть, и она тут же ноги раздвинет. Что, Таня, скажешь, нет? Обидно, что я все никак не свистну? А я не свистну. Алло, да ты себя в зеркале видела?
Таня почувствовала, как в лицо ей бросилась кровь. Брендонова девица посмотрела на нее, кажется, даже с сочувствием и буркнула:
– Зачем ты так?
Таня же все никак не могла сдвинуться с места. Брендон смотрел на нее мутными глазами и улыбался – с этаким мальчишеским вызовом, мол, ну и что ты мне сделаешь? И Таня вдруг почувствовала, что устала, ужасно устала, не в силах больше ни спорить с ним, ни уговаривать, ни проявлять чудеса выдержки. Кажется, Брендону в этот раз все же удалось задеть ее слишком сильно. С ним и раньше случалось такое – он как будто бы вдруг ни с того ни с сего примерял на себя маску полнейшего засранца и прикладывал все силы, чтобы в исполнении этой роли превзойти самого себя. Наверное, это было оборотной стороной его обаяния. А может, он все это время подспудно так боялся, что и Таня, последний остававшийся с ним рядом человек, тоже от него отвернется, что сам провоцировал ее, вынуждая сделать это быстрее. И на этот раз, кажется, ему это удалось.
Таня не могла себе признаться, что больнее всего ее зацепило то, что Брендон в чем-то был прав. Она ведь и в самом деле, наверное, испытывала к нему какие-то чувства. А их невозможно было не испытать – ведь он умел быть таким обаятельным, таким предупредительным и чутким. Отлично знал, на какие кнопки давить, чтобы лишить человека воли. К тому же в памяти ее еще жив был образ кружащегося в танце прекрасного юноши с пшеничными волосами…
Наконец, собравшись с силами, Таня, так ничего и не ответив, развернулась и медленно пошла к выходу из бара. Брендон, кажется, еще орал что-то ей в спину, провоцировал, как обычно, но она не оборачивалась. Кое-как доехала до дома, отключила телефон, залезла в ванну и долго лежала в душистой пене. Нужно было все обдумать, решить, что она будет делать дальше, когда расторгнет контракт с Эвансом. Но сейчас на это тоже не было сил, и Таня сказала себе, что этим вечером не станет ни о чем переживать, просто отдохнет. А утром будет видно.
В дверь зазвонили в три часа ночи. И не просто зазвонили, сразу и забарабанили кулаком, застучали ногой. Таня подскочила с постели, на бегу накидывая халат, бросилась к двери. Господи, что случилось-то? Пожар? Ограбили кого-то?
Быстро щелкнув замком, она распахнула дверь, и с порога на нее чуть не рухнул Брендон. Бледный едва не до синевы, со страшными черными кругами под глазами, со слишком ярким на белом лице, алым, как кровоточащая рана, ртом.
– Ты меня бросила! – заявил он, пьяно покачиваясь. – Бросила…
– Бросила, – кивнула Таня и холодно посмотрела на него.
– Почему? – спросил он обиженно, как ребенок.
– А мне надоело, – невозмутимо отозвалась Таня. – Хватит, Брендон. Ты большой мальчик, разбирайся со своей жизнью сам.
Тане очень хотелось сейчас быть непримиримой, жестокой, собственные злые слова приятно отзывались в груди. И в то же время она чувствовала, как где-то внутри уже поднимается волна этой проклятой жалости, сочувствия, заботы. Вот он, ее гребаный крест, стоит тут, смотрит на нее этими своими честными синими глазами, как заплутавший мальчишка, запускает пятерню в волосы и в растерянности теребит отросшие пшеничные завитки. Ну как его выставить, такого?
«Нет, к черту!» – резко одернула себя Таня. Ей, в конце концов, работать нужно, она здесь, в этой стране, всегда будет человеком второго сорта, вонючей эмигранткой, а значит, разнюниваться и действовать непрактично права у нее нет. Нужно строить карьеру, зарабатывать себе имя, да и деньги тоже – никто ей тут не поможет, случись чего. А с Эвансом – уже ясно – ничего не выйдет. Только время и силы потеряешь, он же все равно потом все испортит. И еще неизвестно, не загремит ли сама Таня в клинику с неврозом, если продолжит тесное общение с этим некогда пленившим ее с экрана чудесным юношей.