В последний раз отыскав глазами ее русый затылок в пестрой толпе приглашенных, я мысленно прощаюсь, разворачиваюсь и иду к выходу.

– Станислав Андреевич, – произносит кто-то за моим левым плечом.

Обернувшись, я вижу восторженные глаза какой-то женщины в сиреневой шелковой блузке.

– Станислав Андреевич, я же верно вас узнала? Вы Терехов?

– Терехов, – киваю я.

– Ой, Люся, Люся, – зовет она, обернувшись назад. – Люся, скорее! Терехов! Ой, вы знаете, мы такие ваши поклонницы. А можно автограф?

Я досадливо морщусь. Откуда они только здесь взялись? Вроде бы мероприятие для своих.

Пока я раздаю автографы и выслушиваю отзывы неожиданно объявившихся здесь моих фанаток о моем Рощине из недавней новой экранизации «Хождения по мукам», леди Влада снова появляется в поле зрения.

Вот она, стоит чуть поодаль, под висящими на стене большими круглыми часами, как живая насмешка над временем, которое стирает в порошок все и всех, над ней же, как ни бьется, остается не властно. Она стоит под ними, тоже отвечает на вопросы и расточает сдержанные улыбки. Королева и челядь. Дива и восторженные поклонники. Рядом терпеливо ждут Кира и Таня, ее вечная свита. Сейчас, должно быть, поедут куда-нибудь все вместе, по старой доброй традиции. Ну а мне все же пора.

Кое-как распрощавшись с поклонницами, я снова направляюсь к двери и тут слышу ее голос. Она говорит негромко, кругом шумят, орут, щелкают фотовспышками, но ее голос я расслышу всегда, словно в моем мозгу есть для его восприятия особый, никогда не перекрывающийся канал.

– Стас, – окликает она.

Я оборачиваюсь и вижу, как она смотрит на меня и улыбается этими своими изящно вырезанными тонкими губами. Улыбается, чуть склонив голову к плечу, – прекрасная, лукавая, мудрая, величественная, чудная.

– Стас, ты разве не поедешь с нами? – спрашивает она и чуть щурится.

И в эту минуту мне вдруг кажется, что часы, висящие над ее головой, останавливаются. Что стрелки, дрогнув в последний раз, замирают, сраженные, покорившиеся, смирившиеся с тем, что ее им не подчинить.

Повелевай, Королева! Ради твоего благосклонного взгляда, твоего жеста, прикосновения твоей руки покорный тебе народ рад будет отдать жизнь. Боже, храни тебя!

Знай же, что, что бы ни случилось, как бы ни переменилась наша судьба, я всегда буду рядом, всегда буду готов прийти к тебе по первому зову. Не верь моим нелепым попыткам бунта, так было, так есть, так будет до тех пор, пока в жилах наших еще струится кровь. И кто знает, может быть, однажды ты все же решишь, что этот мой бескорыстный дар тебе нужен.

Над нашими головами вдруг раздается мелодичный перезвон. Конечно же, часы не остановились, они лишь замерли на секунду, готовясь отбить очередной час, очередной отрезок времени, напомнить нам, что бег его бесконечен, что мы еще живы и жизнь, лежащая перед нами, стала лишь чуточку менее бесконечной.

Я отвожу взгляд от часов, смотрю в ее глубокие, манящие, гордые, прекрасные глаза и отвечаю:

– Поеду.

А затем иду к ней.