КАА - Всего лишь сделка

— А почему вы не стали физиком-ядерщиком или ученым-математиком?

— Из меня никакой ученый.

— А я не хочу стать желчной карьеристкой, а ей стала за два года работы по специальности, начала уничтожать противников и соперников, перестала общаться с семьей и друзьями, то во что я стала превращаться, мне не понравилось, и я остановилась.

— Куда перевести деньги?

— Деньги?

— Сумма на бумажке.

— Сейчас.

Кира дотянулась до сумки, достала органайзер и аккуратно переписала реквизиты на квадратный белоснежный листочек.

— Вот.

— Но это не ваш счет.

— Вы даже мой счет знаете? Да это не мой счет. Это благотворительный детский фонд. Буду тешить себя мыслью, что мое нравственное падение во имя высоких целей.

Саврасов уставился на нее как на интересный вид насекомого, только микроскопа для детального разглядывания не хватало. Кира чувствовала себя неуютно под этим изучающим взглядом. «Чтобы ещё такого придумать, чтоб он миллион раз подумал прежде, чем согласиться на все условия?».

Всё это было так странно и дико, в тоже время чертовски современно и цивилизованно. «Это всё шутка, не могу я так вот сидя в чужом доме, в чужом кресле обсуждать с чужим человеком трехнедельный роман, верней пятисот четырехчасовой. Это всё плохая шутка, завтра они над этим всем посмеются и больше никогда не увидятся». Кира вертела в руках бокал с бренди, словно напиток мог подсказать ей выход, Саврасов все ещё разглядывал ее, но уже не так пристально.

— Совсем забыла, вам придется научиться танцевать?

— Не понял?

— А что не понятного, я не могу заводить «роман» с человеком, которые не умеет танцевать.

— Это, что ваш критерий отбора любовников?

— Да.

— И что я должен танцевать?

— Хотя бы вальс и танго, я не прошу всю программу спортивных бальных танцев, но эти обязательно.

— Значит с меня прекращение гона Ильина, платежка и танцы, а с вас пятьсот четыре часа для меня. Сделка состоялась?

— Состоялась.

«Состоялась? Нет, это всё шутка, плохая затянувшаяся шутка. Завтра на свежую голову, это будет даже забавно». Кира выпила свой бокал бренди и поставила его на стол.

Она всё бежала за ним и кричала «Ну возьмите меня, ну возьмите», одна комната сменялась другой, а она всё никак не могла его догнать, потом она бежала по зданию министерства, выбежала в холл и …

Будильник заставил проснуться и Кира не успела увидеть, что она сделала с пойманным в министерском холле Саврасовым. Часы показывали шесть утра, вставать совершенно не хотелось, но Холодкова заставила себя подняться. Комната была чужой, всё вокруг было чужим, в чужом кресле лежали ее костюм и сумка, в чужой ванной она привела себя в порядок, чужие полотенца, чужой халат. Кира с неохотой вспомнила результат вчерашнего вечера, и все это не показалось забавным. Оставалось надеяться только на то, что Саврасов окажется «хорошим папой». Костюм был совершенно чистым, ни следа вчерашних баталий, чего нельзя было сказать о лице Киры, синяк на скуле был виден и побаливал. Кира вышла в коридор, и опять ей предстояло вспоминать, как она попала в эту комнату. «Схему бы, что ли сделал, как в отелях и крестиком бы отметил место моего нахождения».

Запах кофе обнадеживал, значит с памятью у нее все нормально.

— Доброе утро.

— Доброе утро, Кира. Я вас разбудил?

— Нет, будильник.

— Вы всегда так рано встаете?

— Приходится, а так я сова. А вы?

— И мне приходится.

«Ага, пришлось, я всё ночь промаялся от сознания собственной добродетели, круги в коридоре наматывал, всё выискивал повод зайти. Потом он мучил себя вопросом, вспомнит ли она о сделке с утра. Ильина всё равно надо оставлять в покое, независимо от того вспомнит или нет».

— Что хотите на завтрак?

— Только кофе, завтракаю я на работе. Как раз организм просыпается и хочет кушать.

— Может хотя бы тост с вареньем?

— А варенье какое?

— Персиковое.

— Ну, давайте.

Он смотрел, как она ест, и сейчас это была самая прекрасная картина в его жизни.

— Я что испачкалась?

— Нет.

— И где такую вкусноту продают?

— Моя домработница делает.

— Да, вы ее на руках должны носить за такую вкусноту.

— Я и ношу.

— Перекупить ее у вас что ли?

— Не получится.

— Ой, ли?

— Не получится.

— Ладно, мне на работу пора, а то мой детский сад ещё чего натворит.

— Только сначала не забудьте обуться.

— Тапочки?

Кеды с мягкими стельками, почти нежными, воздушными, порезы даже не стали возражать против них, и как-то почти не ныли.

— Вас отвезут.

— Замечательно, я готова, пусть меня везут.

И ее повезли… А мысли были совсем не веселыми и дисгармония между солнцем за окном и мраком на душе была удручающей. Саврасов заставил ее вспомнить то, что она давно погребла в своей памяти. Он опять ее вернул к той пропасти, у которой она стояла семь лет назад. Хватит ли у нее сил остановиться или она шагнет и уничтожит всё вокруг и себя?

"Мать твою», — думала Кира про себя. Многолетняя выучка помогла остаться невозмутимой, улыбка была любезной, и никто не видел, насколько она была потрясена. Адвокат прибывал в легком состоянии шока. Он готовился к долгой войне, запасся снарядами, приготовил пути отступления, разработал план атаки, а бой не состоялся. Саврасов поступил изящно, и время с года стремительно сократилось до трех месяцев.

— Кирочка, я так рад, что вам удалось всё это решить.

Решить, Ильин был действительно далек от реалий современного мира, такое не заминается, а проплачивается и проплачивается очень хорошо. Адвокат понимающе кивнул Кире, откланялся и исчез.

Она сама последние семь лет тем и занималась, что не позволяла реальности мешать работать Ильину и Брагинской, они были специалистами по сохранению живописи. Их имена были брендами, они были широко известны в узкой среде специалистов, но пользоваться этим не умели. В советское время и перестройку у чиновников хватало ума понимать, кто приносит деньги и даже если им не нравились эти люди они их не трогали. Управленцы, выращенные и обученные по одной схеме, умели только стучать кулаком и выгонять неугодных. Когда-то такими неугодными стали Ильин и Брагинская, они были вынуждены открыть собственную фирму, но что с ней делать не знали. Им повезло, нашелся человек способный управлять всем этим «счастьем», Самсон Иванович Самин, он зорко следил за тем, чтобы «гениев» не облапошили, но делал это так тактично и незаметно, что Ильин и Брагинская всегда считали, что это они приняли решение, это они заключили договор, это они такие молодцы. Позже появилась Кира и, объединив свои усилия с Саминым, они стали создавать то, что сейчас и было фирмой «Ильбра». Холодкова занималась представлением фирмы на западе, организовывала обучение сотрудников, выбивала гранты, благодаря которым они благополучно выживали после введения закона о госзакупках, сотрудников фирмы приглашали работать в музеи Европы, частные коллекционеры стали постоянными клиентами.

Ильин был суетливым истериком, с ним было сложно договориться, он всегда волновался что что-то не так, что его не поняли, и если вдруг что проходило мимо него, он начинал истерить, пытаясь показать, что главный тут он. Самин и Холодкова давно к этому привыкли и перестали обращать внимание. Брагинская же была полной противоположностью Ильина, всегда спокойно, иногда казалось, что она вечно дремлет. Но как только в их руки попадал очередной экспонат, требующий спасения, они становились абсолютно одинаковыми, собранными, терпеливыми, могли сутками сидеть, согнувшись над картиной и кропотливо миллиметр за миллиметром восстанавливать полотно. Но вот к управлению фирмой их лучше не подпускать, совсем. «Помогать нужно гениям, бездари пробьются сами» — эта фраза стала лозунгом Самина и Холодковой, и они делали для этого всё возможное.

У себя в кабинете Кира позволила себе слегка выплеснуть эмоции, стукнув со всей силы кулаком по столешнице. Она уже и забыла о том разговоре больше месяца назад и вот теперь ей напомнили. Этот вариант она не предусмотрела, а должна была. Всё было сделано до гениального просто — налоговая признала иск и согласилась с тем, что их решение было незаконным. Теперь осталось дождаться, когда истекут апелляционный и кассационный сроки обжалования и часть своих обязательств Саврасов выполнил.