В голове всплыла фраза «предашь — убью». Не сложно было составить два плюс два. Он четко давал понять, что действительно дает мне выбор, но лишь потому, что все еще допускает возможность предательства. А если я буду с кем-то другим, то я просто стану для него никем. Как и Даша. А я видела, как он сейчас с ней себя ведет. Жестко, безжалостно. Так будет и со мной, если я предам.
Ничего не говоря, я просто потянулась к нему, обвила руками за талию, и прижалась щекой к его груди. Пусть он не чувствует ко мне то же, что я чувствую к нему, но я определенно для него значу что-то большее, чем просто объект спора.
Одна его рука так же легла на мою талию, прижимая к себе еще крепче. Вторая легонько коснулась щеки, которую саднило после ударов.
— Болит? — тихо спросил Кирилл.
— Нет, — врать нехорошо, но и правду говорить не хотелось.
— Если я его убью, ты это сможешь принять? — я вздрогнула от этих слов, сказанных вполне умиротворенным голосом.
— Нет, — посмотрела на него, подразумевая под своим ответом протест, а не отрицание.
— Я так и думал, — кивнул он, все еще смотря на мою щеку, легонько касаясь её. Завтра это будет выглядеть ужасно.
— Все нормально, — твердо проговорила я.
— Нет, ненормально, — спокойно отозвался Кирилл. — И если бы не ты, я бы его убил.
— Если бы не я, этого не было бы, — тихо сказала, и опустила взгляд.
— Я бы его убил, Алина. Если бы не ты… Твое состояние, — и замолчал. То, что он тщательно подбирал слова, было слишком очевидно.
— Значит, хорошо, что так все произошло, — кивнула я, тут же почувствовав, что он разозлился, из-за чего усилил хватку.
— Нет, не хорошо, — жестко припечатал он, приподняв мое лицо за подбородок. Вновь вынуждая меня смотреть на него. И точно хотел сказать что-то еще. Но вместо этого лишь сжал челюсть, и, молча, всматривался в мои глаза. После чего выдохнул, и, наклонившись, поцеловал. Грубо, с напором. Впрочем, мне было все равно. Это было именно тем, чего мне сейчас безумно не хватало.
Его рука скользнула на мое бедро. Я тут же задрожала. То ли от страха, то ли от желания. Я уже не была уверена в своих эмоциях.
Он повел её выше, задирая ткань рубашки. Касаясь моей обнаженной кожи.
Подтолкнул к кровати, все еще не разрывая поцелуя. Помог аккуратно опуститься на неё. Уложил на спину, нависнув сверху. Скользнул губами к шее. Рука под рубашкой коснулась запрещенного пока что для него места. Я задрожала сильнее.
— Нет, — прерывисто выдохнула, положив руки на грудь Кирилла, и стараясь осторожно отстранить, чтобы не обидеть. Он не обратил на это никакого внимания, продолжая целовать шею, и ласкать пальцами. — Нет, Кирилл, пожалуйста, — то, как жалобно и с какой мольбой прозвучал мой голос, поразило даже меня. И, главное, остановило его.
Он просто застыл. Прекратил свои действия и завис. И пока я пыталась успокоиться и дышать нормально, он так и не пошевелился. И это беспокоило.
— Кирилл, — тихо позвала я, коснувшись его плеча.
— Извини, — четко произнес он, и резко отстранился. Встал. — Извини, — тише добавил, и, развернувшись, быстро покинул комнату.
Я прикрыла глаза. Кое-как забралась под одеяло, натянув его по самое горло. Свернулась калачиком. Стало одиноко, холодно и мерзко.
Кажется, худшего дня просто не придумаешь. Можно смело ставить его в черный список на первое место.
Приглушенный удар заставил меня вздрогнуть и резко сесть. Угнетающая тишина, повисшая следом, давила. Не выдержав, я выбралась из постели, и на цыпочках отправилась на кухню.
Картина, представшая перед моими глазами, заставила меня удивленно застыть. Солдатов вполне спокойно сидел за столом, откинувшись на спинку диванчика. А Сомаров с невозмутимым выражением лица стирал с разбитой губы кровь.
— Что здесь произошло? — обеспокоенно спросила я, тут же приблизившись к Кириллу, который внимательно глянул на меня. Мне оставалось лишь догадываться, что творится в его голове.
— Ничего такого, о чем стоило бы беспокоиться, — невозмутимо отозвался Леша, чем и заслужил мой хмурый взгляд.
— То, что и должно было произойти, — произнес Сомаров, осторожно коснувшись моей поврежденной щеки. Я вновь посмотрела на него. — Иди в спальню, поспи, — и, убрав руку, отошел к окну, устремив взгляд на улицу. Прикусив губу, я неуверенно смотрела на его спину. Это было не той реакцией, которая меня бы удовлетворила.
— Я, наверное, пойду, — вздохнул Леша. — Завтра рано вставать, — и, поднявшись, едва заметно улыбнулся мне, и оставил нас одних.
Я все еще неуверенно переминалась с ноги на ногу, обхватив себя за предплечья. Но спустя пару минут напряженного молчания, все же решилась, и тихонько подошла к Кириллу.
— Со мной все нормально, — спокойно проговорила, и положила ладонь на его лопатку. Он тут же усмехнулся и покачал головой, но так ничего и не ответил. Даже не обернулся.
Это совсем убило мою уверенность в своих словах и действиях, которой и так практически не было. Но я должна была быть сильной. Чтобы он вновь стал таким же, как и всегда.
— Кирилл, правда, ты ни в чем не виноват. Я просто… не готова, — тихо проговорила и вновь прикусила губу. Секундное молчание обернулось для меня сильным испугом, когда он резко обернулся и прижал меня к стенке. Совсем не такой реакции я ожидала.
— Ты дура, Калинова, — зло выплюнул он, склонившись так, чтобы его глаза оказались на одном уровне с моими. — Хватит быть такой… хорошей, — он на мгновение сжал челюсть, а после вновь заговорил. — Ты слишком хороша для меня. Слишком. В тебе все слишком. Слишком добрая, слишком совестная, слишком не такая, — у меня внутри все скрутило. Его слова резали по самому больному. Зря я думала, что хуже сегодня мне уже не станет. Это был тот удар, которого я никак не ожидала. — И меня это заебало. Ты должна была вести себя, как все. Кричать, биться, царапаться. Должна была закатить истерику. Обвинить меня во всех смертных грехах. Бить посуду, кидаться всем, что под руку попадется. Что угодно, — он раздраженно всплеснул руками, отстранился и ударил по стенке совсем рядом с моим лицом. Я зажмурилась, боясь вновь заплакать и стараясь сдержать дрожь. Теперь даже его поведение меня пугало, не смотря на то, что я к нему привыкла. — И даже сейчас. Даже сейчас ты вместо того, чтобы кричать на меня, стоишь и молчишь. Не смотришь, боишься, — он заговорил более спокойно. Я не видела, но чувствовала, что он склонился ко мне совсем близко. — Я едва не лишил тебя чести после того, как пообещал, что не буду насиловать. После того, как тебя едва не изнасиловали. А ты пришла успокаивать меня. Меня, — послышался очередной удар, а после голос прозвучал уже на расстоянии. — Я жалею о том, что мы познакомились несколько месяцев назад. Потому что это невыносимо. Потому что я знаю, что это все бессмысленно. Мы с тобой просто несовместимы, — напоследок добавил, после чего послышались удаляющиеся шаги.
Не в силах больше стоять, я сползла по стенке, чувствуя, как по щекам вновь потекли слезы. Это была просто соленая вода от боли, раздирающей меня на куски. И все.
Надо же, он обвинил меня в том, что я слишком хорошая. И прямым текстом сказал, что я ему не нужна.
Он жалеет о нашем знакомстве. Официальном. А жалею ли я?
Я не знала.
Это было так… странно. Услышать такое от него, ничего другого и не ожидая. И все же… Это стало болью, которую я не знала, как вытерпеть. Я уже просто не могла. Слабая и жалкая. Плакса. И никому не нужна.
Зачем жить дальше? Все умирают, рано или поздно. Почему бы мне не умереть сейчас? Это будет лучшим концом для сегодняшнего дня.
Господи, что за мысли? Так нельзя. На Сомарове мир не сошелся. Еще есть мама, Владик. Иванка и Сеня, в конце концов. Пусть больно. Пусть внутри все рвется на части, но надо продолжать жить.
Я наконец-то открыла глаза, и, пытаясь унять дрожь, кое-как поднялась, держась рукой за стенку, чтобы не упасть. Подошла к окну. Открыла его. И подставила лицо морозному ветру. Впилась ногтями в ладони, и уперлась ими в подоконник. Надеялась унять эмоции внутри, успокоиться. Взять себя в руки. Надо быть сильной.
Хлопнула входная дверь, заставившая меня оглянуться. И тут же я устремила свой взгляд вперед. Высунулась в окно, и внимательно посмотрела вниз, утирая слезы и ежась от холода. Меньше, чем через минуту из подъезда вышел Кирилл, засунувший руки в карманы, и практически сразу остановился. Еще некоторое время постоял, а после стремительно куда-то пошел. И уже через минуту двор оказался пуст.