Катерина пыталась расшевелить ее, но пугливо опускала голову, едва они встречались взглядами. Глупая Катька стеснялась ей сообщить, что беременна, и маскировала свое растущее пузо, бубня про то, что пора садиться на диету. А Таня уже догадалась. Было обидно, что подруга скрывает. Больно, что у кого-то все будет, а у нее, Тани, нет.
Умному всегда тяжело оставаться в дураках. А Татьяна чувствовала себя именно так. Жизнь оставила ее в дураках. Еще бы понять – за что?
Роберт Альбертович позвонил весной и сухо попросил явиться.
– Наверное, дело закрывают, – с умным видом предположил Генка.
Они ехали снова втроем, потому что Таня вдруг испугалась. Ей было настолько плохо, что пришлось ехать на Генкиной машине: Таня даже не смогла сесть за руль.
– Мне плохо, мне плохо, – повторяла она всю дорогу, вцепившись в Катину руку.
– Чего тебе плохо-то? – не выдержала Морковкина. – Перепрограммируйся. Может, сейчас деньги вернут.
– А вдруг они… труп нашли? – севшим голосом проговорила Татьяна.
– Тогда деньги тю-тю, – мудро среагировал Гена. – И вообще, это даже хорошо, если он не кинул тебя и умер порядочным человеком.
– Конфетку хочешь? Большую? – с угрозой спросила Катерина.
– Это чтобы я помолчал? – хихикнул супруг. – Так я ведь просто пытаюсь разрядить обстановку.
– У тебя плохо получается, – заметила Катя. – Следи за дорогой. И хватит по ямам ездить, мне вредно подпрыгивать.
– Дорогая моя, где ты видела дороги без ям? Тут люди ездят на квадратных колесах, вот асфальт и не выдерживает, – спокойно произнес Гена. – Тут либо яма, либо люк, либо рельсы. Полоса препятствий.
– Мне плохо, – прервала их беседу на актуальные темы Таня.
– Подожди, может, сейчас еще хуже станет, – утешила подругу Морковкина, выбираясь из машины. – Гена, пошли с нами. Вдруг Танька там в обморок хлопнется. Я ее не понесу, мне тяжелое нельзя.
– Это ты меня веселить пытаешься? – мрачно поинтересовалась Татьяна.
– Нет, я просто такая непроходимая дура. Отвлекись, а то ведь правда до кабинета не дотянешь.
– А у них морг здесь или в другом месте? – шепотом уточнил у жены Генка.
Таня глубоко вдохнула и попыталась досчитать до пяти.
В кабинете сидел одинокий Роберт Альбертович с кислым выражением лица. Трагически вздохнув, он кивнул Тане и указал на стул.
– Нашли мы вашего афериста, – безрадостно сообщил тоскливый Невтюхайло и начал что-то рассказывать нудно и невыразительно.
Но застывшая Татьяна словно приморозилась к стулу и совершенно не воспринимала тягучий смысл повествования. Лишь изредка из этого клейстера прорывались в сознание какие-то «очные ставки», «дознание», «протокол»… После слова «аферист» она выключилась из реальности и думала лишь об одном: как бы не упасть на грязный пол кабинета.
Все-таки аферист. Какая гадость.
– Татьяна Анатольевна! Вам плохо? Воды дать? – Невтюхайло зазывно помахал мутным, залапанным стаканом. – Вы меня вообще слышите?
– Что, простите? – Таня попыталась сосредоточиться. Ее мутило и кружилась голова.
– Родственники хотят уладить с вами дело в досудебном порядке. – Роберт Альбертович загадочно задрал брови и многозначительно прикрыл глаза.
Сил на расшифровку его гримас у Татьяны не осталось. Одно было ясно, от нее что-то требуется.
– Я не понимаю, – пробормотала она. – Где расписаться? Мне, наверное, нужен адвокат?
– Зачем? – изумился Невтюхайло и нервно выхлебал предложенную Тане воду.
– Так вы про суд что-то говорили…
– Ой, бабы, – пробормотал Невтюхайло и терпеливо повторил, почти по слогам, словно перед ним сидела умственно неполноценная: – Я говорю, родственники! Хотят! Уладить! С вами! Деньги вернуть! Без суда!
– Как это?
– Деньги вам, дамочка, отдадут. Ясно?
– А брали зачем? – Таня тоже начала злиться. Сознание медленно переходило из желеобразного состояния в гранитное. Она вдруг вспомнила все свои рухнувшие надежды, планы, слезы по ночам и стыд оттого, что завидовала беременным сестре и подруге. – И что значит, без суда? Его не посадят?
– Вам шашечки или ехать? – язвительно пошутил Роберт Альбертович.
– В смысле?
– Вы хотите, чтобы он сел, или желаете деньги назад получить? – рявкнул Невтюхайло. Дома у него сидели две такие же безмозглые мартышки – жена и теща. Все зло от баб!
– И то, и другое, – заявила Татьяна.
– Так не бывает. Если сядет, то будет выплачивать постепенно. Как раз лет за пятьдесят уложится. Конфисковать у него нечего. Игрок он, хахаль ваш. Живет с матерью, из квартиры все вынес. Старуху пожалейте.
– Какую старуху, что вы мне тут лапшу вешаете? И какой игрок, если казино запрещены?
– Татьяна Анатольевна! На красный свет тоже ходить запрещено, а сами небось нарушаете?
– Ничего я не нарушаю! И вообще… Если с него взять нечего, то кто же мне вернет все?
– Брат евонный! Через брата на него и вышли. Еле разняли их. Чуть не придавил его, брат-то, – с осуждением вспомнил инцидент Роберт Альбертович. – И правильно. Такие не лечатся. Давить их надо. Всех за сто первый километр. Тут работаешь за копейки, в отпуск не уйти…
– Так он же весь переломанный, в гипсе, – обалдело пробормотала Татьяна.
– Кто? Что ему сделается? Без гипса обошлись. Так, помял он вашего злодея слегка.
– Да я про брата! Брат Максима в больнице. В гипсе. Максим на его лечение и просил. – Доходило до Татьяны медленно. Она это поняла по утомленной физиономии Невтюхайло, в очередной раз трагически закатившего глаза.
– Женщина, вы уж аккуратнее при нашей жизни людям-то доверяйте. Вы сами на него заявление написали, сами сообразили, что вас обокрали, и тут же мне его и цитируете. Если человек врет, то он врет во всем. Вот такие голубоглазые к нам потом косяками и ходят с жалобами и слезами. А люди без отпуска годами сидят, в чужой глупости разбираются. – Видимо, тема про отпуск у Роберта Альбертовича была больной.
– Так Иван здоров? Они что, вдвоем меня кинули? – охнула Татьяна.
– Хосподитыбожемой, – простонал Невтюхайло. – Дамочка, а вы одна или с вами кто-нибудь нормальный пришел?
– Что вы со мной так разговариваете? – вспылила Таня. – Я сама вполне нормальная. Просто вы так объясняете, что вас не поймешь!
– Нормальные по сорок тысяч евро всяким проходимцам не отваливают, – резонно возразил Роберт Альбертович. – А когда им эти деньги чудесным образом обещают вернуть, то нормальные люди соображают быстрее.
– Ладно, хватит. Мое время дорого стоит. – Татьяна хлопнула ладонью по столу. – Что я должна делать?
– Ишь ты, серьезно как все, – покачал головой Невтюхайло. – А мое время стоит копейки. Это же какой логический диссонанс.
– Делать мне чего?
– Заявление забрать, – застенчиво произнес Роберт Альбертович.
– Разбежалась. А деньги?
– Вот, – оживился Невтюхайло, – нормальный разговор пошел. Только торг здесь неуместен. «Двенадцать стульев» смотрели?
– Читала. Поэтому утром деньги – вечером стулья.
– Посидите тут, я сейчас. – Роберт Альбертович бодро вскочил и направился к двери. – Будут вам стулья.
Сидеть пришлось долго. За это время Татьяна изучила многочисленные плакаты о вреде пьянства, пересчитала сонных мух между раритетными деревянными рамами и вдоволь налюбовалась фотороботами, пришпиленными к пробковой доске.
Потом в коридоре раздались голоса, хлопнула дверь, и в кабинет влетел Иван. Сказать Таня ничего не успела. Он подхватил ее со стула, сгреб в охапку и просто стоял молча, уткнувшись носом в Танину макушку. Весь мир съежился до пятачка в прокуренном кабинете. И оказалось, что ничего не прошло. Только пустота больше не болела и не ныла. Она просто исчезла.
В душе наступило такое умиротворение, будто Таня долго-долго балансировала на канате, теряя равновесие, а под ней наконец натянули батут и разрешили упасть. В голове детским паровозиком каталась по кругу мысль: «Ну и прыгнула бы с тарзанки – авось ничего не случилось бы».
Иван шептал что-то сбивчиво и горячо. И держал Татьяну крепко, словно боялся, что она исчезнет.
– Все будет иначе. Теперь все будет по-другому. Я без тебя не могу. Совсем не могу. Я думал, ладно, справлюсь. А не получилось. У меня вообще жить без тебя не получается.
– У меня тоже не получилось, – прошептала Таня.
Все оказалось просто и одновременно сложно.
Они сидели в темной, неуютной кухне съемной квартиры. Иван настоял, чтобы выключили свет.