Бертрис Смолл - Вспомни меня, любовь

Королева умерла.

В пятницу, двенадцатого октября, она благополучно разрешилась крепким, здоровым младенцем. Король, пребывавший в тот момент в Эшере, узнав, что королева подарила ему принца, тут же помчался в Хэмптон-Корт взглянуть на сына. При виде крупного светловолосого ребенка Генрих Тюдор преисполнился безграничной радости. Наконец-то он получил наследника мужского пола! Он даже ощутил некоторое расположение к дочерям: фанатично-набожной, болезненного вида Марии, всегда бросающей на него исподлобья угрюмые взгляды, и малютке Елизавете, ребенку Нэн. Мало кто отзывался о ней хорошо: девчонка была чересчур упряма, капризна и своевольна. Хорошо хоть Джейн, Господь да вознаградит ее, любит его девочек. Она пожелала, чтобы они жили рядом с ней, во дворце: Мэри для компании, а Бесс будет воспитываться с их сыном.

— Ты хорошо потрудилась, любовь моя, — сказал король, целуя королеву в лоб и пожимая тянущуюся к нему маленькую руку. — Отличный парень, и мы должны заделать еще парочку, чтобы ему не было скучно, а, Джейн? — Его глаза, обращенные на королеву, сияли любовью. — Еще три или четыре мальчишки для Англии!

Он чувствовал себя победителем; Господь, похоже, простил его. Наконец-то Господь оценил его труды, его примерное поведение за последние годы и послал ему сына!

Джейн Сеймур слабо улыбалась, глядя на мужа. Она выдержала почти трое суток боли, изнурительного труда, но, прежде чем отдыхать, нужно решить вопрос об имени ее сына.

— Как вы назовете его, мой государь? — спросила она мужа. Сейчас, когда память о перенесенных страданиях еще так свежа, королева не хотела даже думать о следующих родах. Если бы Бог дал мужчине способность к деторождению, мелькнуло у нее в голове, оставались бы они такими же убежденными сторонниками многочисленного потомства?

— Эдуард, — подумав, ответил король. — Мой сын будет носить имя Эдуард.

Во все концы страны понеслись королевские герольды, чтобы возвестить народу добрые вести: у короля Генриха VIII и его королевы Джейн родился здоровый младенец, мальчик. Церковные колокола города Лондона начали веселый перезвон, который продолжался весь день и всю следующую ночь. Во всех церквах Англии по случаю рождения принца Эдуарда запели «Те Deum»(«Тебя, Бога, хвалим»). Повсюду запылали праздничные костры, лондонский Тауэр скрылся в облаке голубоватого дыма, когда его пушки дали двести залпов в честь новорожденного. Хозяйки украсили свои дома гирляндами и начали стряпать кушанья для праздничных пиршеств в ознаменование счастливого события. Поток подарков и поздравлений хлынул в Хэмптон-Корт со всех концов Англии. Кто знает, может быть, радость, переполняющая короля, прольется милостями и щедротами? Вся Англия вместе с Генрихом и его супругой приветствовала рождение принца Эдуарда.

Пятнадцатого октября, в понедельник, младенец был крещен в королевской церкви Хэмптон-Корта. Крестными, согласно решению короля, которому с готовностью повиновалась его кроткая супруга, стали архиепископ Кранмер, герцоги Суффолк и Норфолк, а также старшая дочь короля принцесса Мария. Девчонка Нэн тоже должна была принять участие в церемонии; на этом настояла мягкосердечная королева Джейн.

Так что маленькая леди Елизавета, сидя на руках брата королевы лорда Бьючемпа и изо всех сил стараясь удержать чашу с елеем, нисколько не сомневалась ни в важности происходящего, ни в своей исключительной в нем роли. Она, правда, не была до конца уверена, что же все-таки нравится ей больше — то, что она участвует в таком грандиозном спектакле, или то, что ее нарядили в такое роскошное новое платье. После окончания обряда Елизавета вернулась на половину королевы, держась за руку старшей сестры.

И король, и королева благословили своего сына.

Затем вызвавший всеобщее восхищение младенец был передан герцогине Суффолкской, которой отныне предстояло о нем заботиться. Для юного принца отвели отдельные покои.

Помня о судьбе, постигшей его сыновей от принцессы Арагонской, король распорядился, чтобы на половине принца Эдуарда поддерживалась безукоризненная чистота. Все помещения, включая коридор, следовало ежедневно подметать и мыть мыльной водой. Все вещи, которые носил или до которых дотрагивался принц Эдуард, должны были быть чистыми. Такие требования гигиены в те времена казались причудой, но Генрих Тюдор требовал неукоснительного их выполнения. Две королевские кормилицы были крепкие, пышущие здоровьем деревенские молодки. У одной из них родился мертвый ребенок, вторая отдала свою новорожденную дочку на попечение невестки, так как наследнику трона не пристало делить свою пищу ни с каким другим младенцем — ведь тот, другой, мог заболеть и заразить принца. А это дитя должно жить, чтобы наследовать корону отца. Для этого были приняты все, решительно все возможные меры. Эдуард Тюдор был слишком важным ребенком.

На следующее утро после крещения принца королева заболела. К вечеру показалось, что ей стало лучше. Но за ночь состояние больной значительно ухудшилось. Пользовавшие ее величество медики единогласно поставили диагноз: родильная горячка. В течение следующей ночи королева была близка к смерти. Епископ Карлайль, королевский духовник, уже собирался исповедовать и причастить ее, когда на следующее утро Джейн Сеймур неожиданно почувствовала себя гораздо лучше. С четверга, ко всеобщему облегчению, казалось, болезнь отступила, но в пятницу вечером у королевы начался новый сильнейший приступ горячки. Она впала в беспамятство. Теперь уже не было сомнений, что смерть ходит рядом, но еще никто не осмеливался произнести это вслух.

Король, ранее намеревавшийся вернуться в Эшер к началу охотничьего сезона, назначенному на двадцать третье октября, не решился, однако, покинуть свою возлюбленную Джейн. Даже ему наконец стало ясно, что королева умирает. К величайшему удивлению окружающих, король рыдал, как дитя. Мало кто мог вспомнить, что когда-нибудь вообще видел слезы короля. Генрих Тюдор всю ночь оставался у постели жены. В полночь в спальню вошел епископ Карлайль и совершил последние обряды. На сей раз уже ни у кого не было надежды на чудесное исцеление. Выполнив свой долг, епископ сделал все, чтобы как-то успокоить господина, но король оставался безутешным. В два часа ночи, в тот самый час, когда двенадцать дней назад она произвела на свет дитя, королева Джейн скончалась. Король немедленно отбыл в Виндзор и уединился там. Оставаться в одном доме с усопшей считалось плохой приметой.

Похороны королевы, разумеется, обставили со всей пышностью. Ее исхудавшее тело обернули в золотые покровы, красивые светлые локоны расчесали и разложили по плечам. На голову надели сверкающую драгоценными камнями корону. Она лежала в парадной спальне Хэмптон-Кортского дворца, а во всех церквах служили мессы за упокой ее светлой души. Затем тело перенесли в королевскую церковь, где фрейлины королевы целую неделю бодрствовали рядом с телом своей госпожи.

Мария Тюдор горячо оплакивала смерть королевы. Она искренне любила и уважала свою нежную, добрую, верующую мачеху, которая так любовно и заботливо старалась вернуть ей привязанность ее необузданного отца. Немногие люди осмеливались проявлять доброту к Марии с тех пор, как ее мать впала в немилость. Царствование Анны Болейн стало для нее сущим адом, но Джейн Сеймур всегда оставалась добра к ней.

В восьмой день ноября гроб с телом королевы перевезли в Виндзор, где и похоронили двенадцатого числа, в понедельник. Король по-прежнему горевал, но уже почти окончательно решил взять себе четвертую жену. Одного сына явно недостаточно, чтобы гарантировать надежность династии Тюдоров. Его возлюбленная Джейн мертва, но он ведь еще достаточно молод, чтобы с помощью плодовитой супруги произвести на свет еще нескольких сыновей.

Королева умерла, но король, слава Богу, жив!

— Да, он действительно сказал, что может в один прекрасный день посетить Риверс-Эдж, — произнесла леди Блейз Уиндхем, графиня Лэнгфорд, обращаясь к своему мужу. — Ты ведь сам это слышал.

— Но я думал, он сказал так из вежливости, — раздраженно ответил граф. — Люди очень часто говорят, что как-нибудь заедут к вам в гости, но никто не воспринимает это всерьез, и обычно так никто и не приезжает. Неужели ты в самом деле надеялась когда-нибудь увидеть короля здесь, в нашем доме? Я — нет. — Энтони Уиндхем резким движением пригладил свои темные волосы. — У нас не такой уж большой дом, Блейз. Как долго он намерен здесь оставаться? Сколько людей он привезет с собой? В состоянии ли мы принять короля как подобает? — Граф сердито взглянул на жену, поскольку именно она, в силу давнего и близкого знакомства с королем, несла ответственность за это нарушение спокойного течения их жизни.