Где она, черт возьми? Неужели она спряталась, заметив его приближение? Майкл отругал себя. Страх всегда приводит к абсурдным мыслям. Он вышел из дома и осмотрел небольшой садик и постройки за домом.

Из одной постройки донеслось громкое кудахтанье, и Майкл побежал туда. Даже не постучав, он влетел в курятник.

Ее окружали летавшие в воздухе перья и возмущенное кудахтанье взбунтовавшихся птиц. Она была такой, какой он ее помнил, и даже еще красивее. Господи, она была для него целым миром. Ее волосы были собраны сзади и блестели в луче света, проникавшего в единственное окошко. Он никогда не сможет описать ее, сколько бы ни старался сделать это. Потому что она была безупречна. Даже ее недостатки были безупречны, потому что они были часть ее.

— Знаешь, — кашлянул Майкл, — иногда легче собирать яйца, когда отвлечешь кур кормом за сараем.

Грейс повернулась, округлив глаза, и выронила, пустую проволочную корзину, которую держала в руках.

— Это ты…

Оставив дверь открытой, Майкл прошел вперед, а испуганные цыплята высыпали во двор. Он наклонился, поднял упавшую корзину и вернул ее в руки Грейс.

— Спасибо, — не поднимая глаз от корзины, произнесла она.

— Пожалуйста. Грейс, прости, что я…

— Рада видеть вас, милорд, — перебила его Грейс, теперь ее голое звучал ровно и спокойно.

Майкл уставился на нее, ужаснувшись такой формальности с ее стороны.

— Если бы я знала, что вы планировали заехать, — Грейс убрала назад выбившуюся прядь и наконец подняла на него глаза, — я бы лучше подготовилась к вашему визиту.

У нее были такие теплые глаза, их синие глубины — просто поразительны. Майклу ужасно хотелось обнять ее и прижать к себе; хотя было совершенно понятно, что она это не одобрит. По крайней мере, сейчас.

— Можно, я помогу?

— Нет, это займет всего лишь минуту. — Грейс пошла по проходу, собирая яйца из гнезд, пока не вернулась к двери. Майкл стоял, молча наблюдая за ней, чувствуя себя неловким, неуклюжим гигантом в этом стесненном пространстве. Господи, о чем он только думает? Ему надо было подойти прямо к ней и заключить в свои объятия, а не стоять здесь, словно немой дурачок.

Грейс вышла из курятника, и Майкл пошел за ней, видя, как трепещет на весеннем ветру ее фартук. Он поспешил вперед и открыл перед ней калитку, а подом, через пятьдесят ярдов, заднюю дверь в дом. Здесь на крошечной кухоньке она взгромоздила корзину с яйцами на простой деревенский стол и поставила на плиту чайник с водой.

Казалось, она немного похудела, и от этого Майкл почувствовал себя неловко. Ему захотелось усадить ее в кресло, а самому приготовить для нее вкусную еду и накормить с ложечки.

— Прости, что не прислал тебе записку, — подал голос Майкл. — Уверяю тебя, это не из-за того, что мне не хотелось тратить усилия.

— Могу я предложить что-нибудь выпить? — подняла на него глаза Грейс. — Может, чашку…

— Чашку чаю было бы отлично, — заметил Майкл.

— Боюсь, чая нет. — В вырезе простого платья Грейс заметно порозовела кожа. — Может быть, воды или молока, лорд Уоллес?

Майкл не мог забыть, какими мягкими были ее губы, как нежные лепестки под дождем. Ему хотелось кричать из-за боли, которую она ему сейчас причиняла, закусив зубами нижнюю губу.

— Тогда лучше всего воды. Грейс, пожалуйста, позволь мне…

— И еще могу предложить печенье, — перебила его Грейс. — Оно только что испеклось.

— Спасибо. — Даст она ему когда-нибудь сказать? Он был близок к срыву, когда она поставила перед ним воду и положила печенье.

Майкл смотрел на это, не зная, откуда начать.

— Ты попробуешь печенье? Я достигла некоторых успехов. В кулинарии, я имею в виду.

Майкл откусил кусочек ароматного слоеного печенья и без особого аппетита стал жевать, только чтобы доставить ей удовольствие.

— Грейс, это, бесспорно, лучшее печенье, которое мне приходилось есть в жизни, — отметил он наконец ее труды.

— Спасибо. — Грейс опустилась на стул напротив него и смахнула себе в фартук крошки со стола, избегая встречаться с ним взглядом. — Что у тебя с рукой?

— Ничего страшного, царапина, — ответил Майкл, посмотрев на забытую перевязь на руке.

— Я помню, однажды ты говорил мне то же самое, когда с Куином и Люком вы подрались. Вы опять это сделали?

— Нет. Это был знак внимания от Роуленда Мэннинга, хотя, уверяю тебя, ему пришлось хуже, чем мне.

Ее взгляд метнулся к Майклу.

— Правда, Грейс, ничего страшного.

— Я хочу посмотреть, — вскочила со стула Грейс и подошла к нему. — Это перелом или рана?

Майкл был так счастлив, видеть ее тревогу, что был бы готов позволить Роуленду Мэннингу прострелить себе все конечности, если бы знал, что это заставит Грейс дотронуться до него. Он откинул голову назад и прикрыл глаза. Он позволил себе утонуть в ощущениях от нежных прикосновений ее пальцев, пока она снимала перевязь и разматывала повязку.

Майкл услышал ее прерывистое дыхание и открыл глаза. Она смотрела на грубый шрам у него на предплечье, и Майкл не смог удержаться и второй рукой слегка, так, что она даже не заметила этого, коснулся кончиков ее волос.

— Не хочешь рассказать мне, что случилось?

— Грейс… Все это не имеет значения. Я пришел спросить тебя кое о чем. Прости, что на это потребовалось так много времени, просто, ну… Я не мог тебя найти.

— Что, прости?

— В поисках тебя я объехал половину Англии и Шотландии. Сначала в Бринлоу, потом — на остров Мэн, где и правда очень холодно, на радость любому викингу, хотя в феврале Шотландия по холоду превзошла остров. Кстати, имение мистера Брауна очень симпатичное, даже когда укрыто тремя футами снега. А тебе известно, — продолжал Майкл, видя, что Грейс молчит, — что в графстве Беркшир существует, по крайней мере, шесть домов, известных под названием Айви-Коттедж?

Грейс смотрела в его ясные золотистые глаза и молилась, чтобы не потерять самообладания. Она закрыла глаза, чтобы прекратить наклоняться к нему. Ей потребовалось так много времени, чтобы изгнать из своего разума надежду, что она не осмеливалась надеяться снова, после тех страданий, которые она пережила в последний месяц зимы.

Вначале она жила тайной надеждой, что он бросится к ней сразу, как только освободится из Ньюгейтской тюрьмы, как благодарный принц, приходящий за своей невестой. Но после первых трех недель надежда медленно таяла, появился страх. И этот страх с каждым днем продолжал все нарастать, когда и из Лондона не было писем. Стало ясно, что даже Эйта оставила надежду, не могла писать о счастливых моментах жизни, поэтому не писала вовсе. Потом главным стало терпение, с которым Грейс переживала сокрушительную действительность. И все же уверенность в своих силах поселила в ее сердце теплый свет гордости. И Лара раздувала это пламя.

Неожиданно Грейс почувствовала, как большие руки Майкла обхватили ее талию и тянут ее к нему на колени.

— Твоя рука… — прошептала она.

— С ней все в порядке… Во всяком случае, пока она держит тебя.

Грейс прикусила щеку изнутри, чтобы сдержать крик от ощущения его объятий, тепло которых буквально обволакивало ее.

— Давай я поищу для тебя чистую повязку. Или ты предпочитаешь компресс?

— По-прежнему, как я вижу, задаешь не правильные вопросы, — пробормотал ей на ухо Майкл. — Разве ты не собираешься спросить, зачем я здесь?

— Милорд, я думала… — Грейс сглотнула комок в горле и попыталась отстраниться от него.

— Стараешься помучить меня, Грейс? Потому что если ты не прекратишь обращаться ко мне «милорд», «сэр» или «лорд Уоллес», или как еще ты там придумаешь, мое сердце никогда не поправится.

— А как ты предлагаешь обращаться к тебе?

— «Майкл». А тебе сказать, как бы мне хотелось обращаться к тебе?

Грейс качнула головой, чувствуя, как перехватило горло.

— «Леди Уоллес» или еще более интимно, — прошептал Майкл, — «миссис де Пейстер». Да… — он уткнулся носом в ее шею, и Грейс ощутила дрожь в позвоночнике, — любое из этих имен подойдет, как думаешь?

— Но… — От смущения у Грейс закружилась голова.

— Ничего хорошего от предложения, которое начинается со слова «но», ждать не приходится. Начни, пожалуйста, сначала.

— Майкл, я правда считаю…