— Мама! Мамочка! Я скрывала от вас… Не хотела, чтобы вы страдали, чтоб он так низко пал в ваших глазах… — бормотала дочь, перемежая слова плачем. — Если ему все равно, я скажу… Нет больше сил терпеть это, мама! Вы думаете, мы хорошо живем? Это какой-то кошмар! Я привыкла ко всему, но в последнее время это переходит все границы! Он исчезает из дому каждый вечер, а иногда прямо с утра. Все видят, все знают, даже дети что-то слышали от соседей…
— Девочка моя, но у него могут быть дела, он так много работает. Быть женой самого богатого человека в штате не так просто, — перебила ее мать, стирая слезы с впавших щек дочери и глядя ее по голове, как когда-то в детстве, когда все несчастья заключались в плохих отметках или порванном в саду платье.
— Работа? Вы думаете, он проводит это время в офисе? — Насемар даже вскрикнула от того, что это предположение мало соответствовало действительности. — Он уходит из дома, чтобы посещать танцовщицу по имени Хусна. Это известно всем в Лакхнау, странно, что эта весть не коснулась еще ваших ушей. Но если теперь вы услышите за спиной смех, то знайте, над чем смеются!
— О, Аллах, — простонала Фатьма, прижимая к себе своего измученного ребенка.
Ее дочь повторяет судьбу матери. Кошмар возвращается, чтобы сделать невыносимой еще одну жизнь!
— Это правда? — спросил Ахтар у рассеянно улыбающегося Джахангира.
— Насчет Хусны? В общем да, я влюблен и хочу на ней жениться! — Джахангир ответил слишком запальчиво, чтобы сохранить видимость спокойствия и высокомерия.
— Вы хотите взять еще одну жену? — вымолвила пораженная Фатьма, оборачиваясь к зятю.
До такого не дошел даже ее покойный муж, Алихан. Ни одну героиню своих ежедневных похождений он не пытался ввести в дом женой, хотя, как любой мусульманин, обладал правом иметь четырех. Но в Индии этим правом почти не пользуются из уважения к женщине, избранной первой. Жениться вторично для мужчины их круга — скандал, а для его жены, ее дочери, — унижение, ведь она не бездетна, у нее двое детей. Пусть она не подарила еще мужу сына, но в ее возрасте еще ничего не потеряно.
— Если вам это не нравится, можете забирать свою Насемар, я не откажу ей в разводе, — фыркнул Джахангир, опять поворачиваясь к двери.
У него на пути стояли дочери, взявшись за руки, как делали всегда, когда чего-нибудь пугались, и переводя широко раскрытые глазки с матери на отца. Джахангир обошел их, как обходят мебель, но Насемар, вырвавшись из объятий матери, опять полетела за ним.
— Выслушай теперь меня, — сказала она, с трудом переводя дыхание. — Ты можешь вышвырнуть меня отсюда, но сама я не уйду. Я пришла в этот дом невестой и своей волей до самой смерти не покину его. А теперь уходи.
Джахангир чуть пожал плечами и вышел.
Насемар еще несколько секунд стояла, покачиваясь, с закрытыми глазами, а потом медленно сползла на ковер. Брат бросился к ней, подхватил на руки и закричал во все горло:
— Врача! Врача!
Сразу же забегали слуги, неся в спальню хозяйки лекарство, воду, взбивая полушки и открывая окна. Одна Фатьма не принимала участия во всеобщей суете. Она сидела на диване, сложив на коленях руки, и глядела в одну точку.
— Врач уже здесь, не беспокойся, — сын спустился к ней и сел рядом. — Он говорит, что ничего страшного не случилось.
— Я знаю, — неожиданно ответила мать, качая седой головой. — От этого не умирают. Во всяком случае, не сразу… Видишь, Ахтар, что вышло из брака твоей сестры?
Он тяжело вздохнул и закрыл глаза ладонью:
— Ах мама, я и не думал… Хотя все знали, что они не любили друг друга, когда женились. Но многие ли у нас женятся по любви, а ведь все как-то живут, ладят друг с другом, растят детей. А тут… Не хватало еще, чтобы он стал ее бить! Почему ты была недовольна, когда я остановил его? Разве тебе не было больно за дочь?
— Мальчик мой, тебе почти тридцать лет, а ты не знаешь простых вещей, — грустно улыбнулась мать. — Никогда не вмешивайся в то, что происходит между супругами, не принимай ничью сторону, никого не суди. Им жить, а значит, и искать выход из любой ситуации, что-то пытаться изменить, с чем-то смиряться. Они многое простят друг другу, если хотят сохранить семью. Друг другу — но не тому, кто становится между ними. Завтра они помирятся, а ты будешь неприятен каждому из них: ему — потому что выступил против него, а ей — потому что видел ее унижение и осуждаешь в душе ее мужа. Мы должны быть сдержанными и мудрыми — не ради Джахангира, а ради Насемар.
— Ты и вправду думаешь, что у них еще что-то может наладиться? — спросил сын через некоторое время.
Мать молчала, и обернувшись к ней, он вдруг увидел, что она глотает слезы.
— Ненавижу его! — шептала Фатьма, позабыв все свои слова о сдержанности и мудрости. — Бедная девочка! Как он мог так измучить ее!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Получить все необходимые сведения о женщине, ради которой его зять готов был разрушить семью, для Ахтара Наваза не составило никакого труда. Насемар не ошиблась — об увлечении Джахангира действительно говорил весь город. Его пассия необыкновенно красива и замечательно танцует, рассказали Навазу. К тому же она богата, хотя, по общим предположениям, деньги получены от состоятельных покровителей. В городе эта женщина совсем недавно. Она купила дом в центре за немалую сумму и обставила его с вызывающей роскошью, наняла множество слуг и нескольких танцовщиц, которые призваны составлять фон для ее сольного танца. Самые известные люди города с удовольствием посещают этот дом, но, по слухам, несмотря на то, что среди них разгорается вражда и соперничество за особенное внимание куртизанки, никто до сих пор его не удостоился. У Джахангира было, как говорили, больше шансов, чем у других, так как всем известно, что он — прекрасный собеседник, а Хусна — так звали танцовщицу — ценит образованность, умение поддержать разговор и юмор.
— Не слишком ли она требовательна для куртизанки? — кривя губы, спрашивал Ахтар.
Его собеседники в ответ только пожимали плечами и улыбались таинственно — мол, сам поймешь, когда встретишься с нею.
Это заинтриговывало и манило Наваза. Какому мужчине не хочется посмотреть на женщину, многим вскружившую голову? Как известно, такая слава — лучшая рекомендация. Войти в этот дом было совсем несложно — его вполне мог привести кто-нибудь из постоянно бывающих здесь друзей. Но что дальше? Как заставить ее отпустить от себя Джахангира? Не рассказывать же куртизанке о душевных муках своей сестры и их детях! Да и сам Джахангир не ребенок, его за руку не уведешь.
Ахтар все время думал о том, как ему действовать, но так ничего и не придумал. Он не знал главного — какова та, с кем придется бороться. Воображение, питающееся неприязнью, рисовало вульгарные черты, безвкусные наряды, дешевые ужимки содержанки. Но как ей удалось внушить такое восхищение множеству мужчин — и совсем не глупых, немало повидавших на своем веку? Неужели они так нетребовательны, что сходят с ума от продажной женщины, все достоинства которой — это умение в такт музыке вилять бедрами?
Наконец настал день, когда Ахтар решил, что тянуть больше нельзя. Надо пойти и посмотреть на эту даму, чтобы понять, можно ли с ней бороться.
Он никогда бы не признался себе в этом, но одевался с особой тщательностью, собираясь в дом танцовщицы. Он выбрал светло-серый летний костюм европейского покроя и шелковую рубашку, оливковый цвет которой, он знал, очень шел к его глазам. Утром домашний парикмахер, тщательно следящий за его пышной шевелюрой, подстриг и побрил его. Хорошие волосы были отнюдь не единственным достоинством внешности Наваза. Не слишком высокий, но прекрасно сложенный — крепкий, с отлично развитой мускулатурой, — он всегда производил впечатление на женщин. Лицом он очень походил на сестру, но то, что делало ту почти дурнушкой — крупный с горбинкой нос, слишком высокий лоб, широкие брови, — очень шло ему. Многим бросалось в глаза, что оба они — и Ахтар, и Насемар — отличались породистостью, в них чувствовалась прямая связь с длинной вереницей знатных предков, уходящей в глубь истории Северной Индии. У брата было еще одно преимущество перед хрупкой и болезненной сестрой — он просто светился здоровьем, и физическим, и душевным. Его любили и уважали все, с кем он сталкивался: и в кругу знакомых, и в школе, и в университете. Веселый, дружелюбный и некичливый, он всегда оказывался в центре внимания, и основанием для этого становилось не имя, не деньги, не положение, а личные качества, признаваемые даже самыми враждебно настроенными людьми.