– Нет, такого издевательства я еще в жизни не испытывал! Подвязка сползает! Чулок тоже! Вот блин!

Ее запах кружил ему голову, а близость возбуждала до такой степени, что всё его тело превратилось в один туго сжатый комок, и ныло, как после доброй драки.

Под утро он не выдержал, выбрался из постели и пошел в ванную в надежде принять ледяной душ. С душем получился облом – из крана с холодной водой текла тепловатая, совершенно не облегчившая его страданий водичка. Он вернулся обратно, жаждя наконец осуществить свои права.

Стал поцелуями будить молодую жену, но она только отфыркивалась, продолжая спать. Смирившись, он прождал еще часа три. Наконец она открыла глаза и удивленно захлопала ими, не сразу поняв, где она. Сообразив, жутко покраснела и немедля помчалась в ванную.

Провозилась там почти час, и, когда наконец-то появилась оттуда, сияя благонравной чистотой, Вячеслав был уже на грани самоубийства. Она открыла было рот, желая завести благопристойную беседу, но он не дал ей и слова сказать. Быстро опрокинув на кровать, едва выговорил:

– Надеюсь, дорогая, ты не из тех жен, что сначала распаляют своих несчастных мужей, а потом заявляют, что сегодня они не в настроении?

Аня ничего не поняла, но отважно заявила:

– Нет, конечно!

– А для чего тогда эти подвязочки и чулочки?

Вспомнив, что сказала ему за свадебным столом, молодая жена застеснялась.

– Ну, подвязка же действительно спустилась…

Он со стоном закатил глаза.

– Подвязка! Нет! Я больше не могу! – и с жаром прильнул к ее губам.

Не было ни ласк, ни нежных слов. Только тупая боль, неловкость и стыд.

Вячеслав сполз с нее и тяжело, но удовлетворенно дыша, лег рядом. Увидев ее разочарованное лицо, сгреб ее в охапку, притиснул к себе и признался:

– Извини, милая, но я просто ни на что пока больше не способен. Понимаешь, есть вещи, которые выше моих сил. Тело как деревянное. Но это пройдет, и я постараюсь, чтобы тебе тоже было хорошо со мной. Если бы не было такого долгого воздержания да еще этих чулочек-подвязочек! Ну, просто изощренная пытка…

Ничего не понявшая из его несвязных слов Снежана посмотрела на часы и скованно попросила:

– Давай сходим поедим. Я жутко есть хочу. Вчера почти ничего не ела.

– Да я тоже. Пошли. Сейчас в отеле как раз обед.

Они поели, причем Вячеслав положил себе столько, что Аня только удивленно захлопала глазами, не понимая, как столько может съесть один человек.

– Если ты будешь столько есть, ты очень скоро потеряешь форму.

Он в ответ тихонько засмеялся.

– А сколько ест твой свояк?

Она была вынуждена признать:

– Много, но ты еще больше.

Вячеслав снисходительно заметил:

– Смею тебя уверить, что во время медового месяца он ел не меньше. Эти калории очень быстро уходят, если часто заниматься тем, чем мы начали сегодня утром. – И он игриво ей подмигнул.

Покраснев, Аня предложила:

– Давай после завтрака сходим окунемся.

Он согласился:

– Хорошо, но в бассейн при отеле. На море сегодня волнение и вода наверняка грязная.

Она не стала возражать, понимая, что он в таких делах он куда опытнее нее. После купания хотела позагорать, но муж не позволил. Пришлось идти в отель.

На этот раз он старался, чтобы было хорошо и ей, но не получилось – никаких особенных ощущений она не испытала, хотя его ласки были ей приятны. Но вот то, что следовало дальше, казалось совершенно излишним, и восторги, слышанные от Светланы, уж явно завышенными.

Так продолжалось до конца отпуска. Все старания Вячеслава разбудить в его молодой жене чувственность ни к чему ни приводили. Она не могла взять в толк, чего он так старательно добивается, и была скована и напряжена. И абсолютно не могла понять, что хорошего в этом находят другие женщины.

После приезда домой отправились в Ивановку. Приехали они вовремя – во двор привезли огромные бревна, и весь мужской состав семьи заготавливал дрова. Вячеслав быстро включился в работу. Павел мастерски пилил бензопилой огромные бревна, готовя чурки, и он, взяв в руки огромный колун, принялся их колоть. Но накололи немного, всего-то одну поленницу, и, когда обрадованный свободой Мишка удрал гулять, а глава семьи ушел в дом, удивленный Вячеслав спросил у свояка:

– А что так мало? На зиму же не хватит?

Вытирая пот со лба, Павел коротко ответил:

– Так это только для бани. Дом мы углем топим. Внизу мини-кочегарка стоит. Отопление-то водяное, ты же видел в доме батареи.

Если честно, Вячеслав ни на что такое внимание не обращал. Поняв это, Павел иронично хмыкнул.

– Понятно, не до того было. А чего ты за свадебным столом сидел как каменный? Кто тебя чем обидел?

Вячеслав болезненно поморщился.

– Да это Аньке пошутить вздумалось. Она мне заявила, что у нее подвязка сползает.

Павел зашелся от смеха.

– Ох, бедняга! Но ты не прав, это не Анькина выдумка. Это наверняка Жанна моя, артистка кабаре. Анька до сих пор божий одуванчик, наверняка так и не поняла, какую подлянку тебе устроила. Надо будет с женой разъяснительную работу провести. Уж очень она любит каверзы всякие устраивать.

– А на вашей свадьбе она тебе что-то подобное шептала?

– Шептала, как не шептать. Но мне-то легче было – я ее накануне в огороде подкараулил. Я и до того к ней в окно по ночам лазил, хотя батя и пришибить мог, если б поймал. Так что на мне она особо не отыгралась. Хотя нелегко было, признаю.

– Аня мне говорила, что ты мой земляк. А сюда за Жанной приехал?

– Ну да. По-другому не получилось. Но я не жалею. Здесь лучше. Я ведь классный программист, а с Интернетом этим везде заниматься можно. Так что я пишу программки разные, игрушки, и деньги неплохие получаю. Только вот еще физику-математику в школе преподавать приходится, это я не очень-то люблю, но куда деваться? Батя меня просто так терпеть не будет.

Вячеслав с интересом посмотрел на уверенные движения свояка, ловко вырезавшего из доски какую-то фигурку.

– А как к тебе поначалу тесть относился? Нормально?

Павел снайперски метнул нож в косяк бани, присел рядом с Вячеславом на скамейку, и повинно признал:

– Да где там! Он меня как-то даже побил, я потом месяц с синяками ходил. Я же наглый был. Я и сейчас такой, во мне бузотерства на целый взвод хватит. Это он к тебе нормально относится, ты же всё сделал как полагается. А меня он вообще долго терпеть не мог. Я же с Жанной поступил по-свински. Она на первом курсе была, салага совсем, когда я к ней в постель залез. Соседка у нее уехала, и вот…

Он вытащил пачку сигарет, тяжело закурил. Предложил Вячеславу, но тот отказался. Павел глубоко затянулся и продолжил:

– Но это еще полбеды. Мы полгода встречались, ну и забеременела она. А я нет, чтобы сразу жениться, ведь вполне мог семью содержать, универ-то как раз закончил, но не нагулялся еще, и заявил ей, что мое дело сторона. Подлец, одним словом.

Вячеслав с неодобрением посмотрел на свояка. У того потемнело лицо и на скулах выступили багровые пятна. Глаза приобрели страдальческое выражение.

– В общем, она таблеток каких-то наглоталась. Ребенка потеряла, и у нее гормональный срыв случился. Врачи сказали, что больше детей может и не быть. Я через неделю опомнился, пришел к ней в общагу предложение делать, но было уже поздно. Вот этого она мне долго простить не могла. Я в армию сходил, демобилизовался, надеялся, что смогу начать всё сначала, но она как кремень. Когда сюда за ней приехал, батя меня в штыки встретил. Он за дочерей любого на куски порвет. Вот и мне досталось. За дело, я не спорю, но в те времена уж больно тяжко было.

Он замолчал и долго молча курил, глубоко затягиваясь и печально глядя на окна дома.

– Знаешь, сколько я ночей так просидел? И зимой и летом. Не сосчитать. Жанна как каменная была. Потом только отошла, когда я уж пару лет тут прокантовался, как беспризорник.

Вячеслав с недоумением спросил:

– Если у вас с Дмитрием Сергеевичем такие натянутые отношения были, то как он тебя в школу-то на работу принял?

– А куда ему было деваться? Учительница математики заболела, ей уж далеко под семьдесят было, преподавать больше не могла. Детей-то учить надо, а сюда из математиков не ехал никто. А я физмат закончил с красным диплом. Так что бате выбирать пришлось – или программу уменьшать, за что школу вообще могли лицензии лишить, или меня брать. Вот и взял.