– Итак, что ты думаешь? – спросил Джон, указывая на мои работы и отрывая меня от раздумий.
Роберт послушно сделал шаг вперед, чтобы посмотреть на картины. Эмма и Джон отошли назад, встав поближе ко мне, и мы принялись наблюдать за тем, как он рассматривает каждую по очереди, неспешно и внимательно, будто в картинной галерее. Я покусывала губу в полной тишине. Давно меня так заботило чье-то мнение о моей живописи. Я осознавала, что мне важно его признание, и до конца не понимала почему.
Наконец Роберт развернулся к нам.
– Я в восторге, я был уверен, что так и будет. Беру все.
Я удивленно уставилась на него, после чего перевела взгляд на Эмму и Джона. Они выглядели не менее ошеломленными.
– Все до единой? – переспросила я, чтобы убедиться, что не ослышалась.
– Да, все до единой, и ты продаешь их слишком дешево. Я заплачу вдвойне. – Он достал кошелек. – Я так понимаю, ты предпочитаешь наличные?
– Эм… – я будто потеряла способность двигаться, глядя на то, как он пересчитывает купюры и протягивает мне пачку. В ней должно быть было около двух тысяч фунтов.
Джон присвистнул, а Эмма впилась мне пальцами в спину. Я сделала шаг вперед.
– Тут слишком много, – возразила я, но он покачал головой, взял мою руку, вложил в нее деньги и сжал ее в своем кулаке.
– Ты уверен? – я подняла взгляд на него.
На мгновение наши глаза встретились, и он улыбнулся.
– Абсолютно. – Он отпустил мою руку.
– Интересно, разрешит ли мне Мик оставить их в гостинице, пока я не договорюсь о перевозке в мою квартиру?
– Не вижу причин, которые бы этому помешали, к тому же фургон до сих пор в моем распоряжении, так что мы можем перевезти их прямо сейчас, – сказал Джон, уводя его на поиски Мика и Джо.
– Боже мой, – медленно выговорила Эмма, когда они ушли.
– Неужели это только что произошло? – я смотрела на деньги у себя в руке. – Он ведь это всерьез, правда?
– Ну конечно. Кстати, почему бы тебе не спрятать деньги? Я доверяю большинству присутствующих здесь, но…
Я кивнула и аккуратно положила деньги в кошелек в моей сумке.
– Похоже, что на сегодня моя палатка закрыта. – Мы с Эммой встретились взглядами и начали хохотать, немного истерично, над тем, что сегодня произошло.
Когда Джон, Джо и Роберт вернулись, мы уложили картины в фургон, они забрались внутрь и уехали в сторону гостиницы, а я с интересом проводила их взглядом.
Кто же этот парень, которого непонятным ветром занесло в наш город и который купил все мои работы?
Эмме не терпелось всем рассказать последние новости. Я видела, как она нашла миссис Моррис и сообщила ей, что только что произошло. Очень скоро всей ярмарке предстояло гудеть этой историей.
Я вернулась в палатку, села на траву и окинула взглядом пустое пространство. Я это сделала. У меня не осталось ни одной картины. С одной стороны, будто камень свалился с моих плеч, с другой – было страшно, что на их месте может больше ничего не появиться.
Возвратившись, Эмма потащила меня на прогулку по ярмарке. Она была забита людьми, было очень сложно протиснуться сквозь толпу, в том числе и потому, что люди не прекращали поздравлять меня.
– Ты что, сделала объявление по громкоговорителю? – прошипела я.
– Хорошие новости быстро расходятся, – усмехнулась подруга.
– Ты хотела сказать «плохие новости».
– Ну, любые новости в Толтинге, по правде говоря.
– К сожалению, ты права.
Я увидела идущих к нам Джона и Роберта и остановились, чтобы они могли догнать нас.
– Вы быстро.
– Мик сказал оставить картины в его фургоне, а завтра утром он отвезет Роберта домой в Плимут. Он очень настаивал.
– Очень на него похоже, – ответила Эмма, – теперь, когда нет нужды целый день присматривать за стендом, давайте осмотрим ярмарку. – Она взяла Джона под руку и продолжила идти, не оставляя нам с Робертом выбора, кроме как последовать за ними.
Я не находила слов, чтобы обратиться к Роберту, до сих пор чувствуя удивление и смущение из-за того, что он купил все мои картины. К счастью, неловкое молчание длилось недолго и совсем скоро нас окликнули.
– В игру сыграть не хотите, ребята? – крикнул Дэн из своей палатки, предназначенной для сбивания с полок консервных банок. Он устраивает это развлечение на каждой ярмарке, в остальное же время года работает мясником. Не знаю, есть ли какая-нибудь связь между этими фактами.
– Я за, если ты хочешь, – сказал мне Роберт.
– Я в деле!
– Удачи, – улыбнулся мне Дэн.
На протяжении многих лет я играла в эту игру. Лукас научил меня, когда мы были еще подростками, нервничая, пока я промахивалась первые несколько раз. Позже, когда мы стали достаточно взрослыми, чтобы ходить в пабы, он научил меня игре в бильярд и, что было особенно важным для него, научил меня серфингу.
Я сбила все свои банки. Глаза Роберта становились все шире и шире, пока он за этим наблюдал, потом стрелять попробовал он, приподняв очки и концентрируясь так сильно, что мне хотелось рассмеяться. Ему удалось сбить всего одну.
– Не повезло, – сказал Дэн, протягивая мне гигантскую плюшевую панду, – а ты молодчина, Роуз.
– По-моему, ты жульничала, – пожаловался Роберт, пока я забирала у Дэна гигантского медведя и прикидывала, как буду носить его целый день.
– Нам нужно было сделать ставки, – сказала я.
Обернувшись, я поняла, что мы потеряли Эмму с Джоном, которые растворились в толпе. Хм. Я неловко переминалась с ноги на ногу, не зная, стоит ли теперь нам с Робертом оставаться вместе. Я поискала взглядом местных детишек и предложила панду одной из девочек, та приняла ее с восторженным воплем. Роберт проводил взглядом малышку с игрушкой, а после с улыбкой взглянул на меня.
– Что такое «Ферма»? – спросил он, переводя взгляд с меня на вывеску перед нами.
– А, это милое местечко, – ответила я, подводя его к ней. Это был небольшой загон, укрытый соломой, где было полно разных животных – коза, свинья, несколько кур и овца. Детям разрешали заходить внутрь, чтобы погладить их и покормить. – У тебя есть домашние животные? – поинтересовалась я, облокачиваясь на ограду, чтобы заглянуть внутрь.
– У нас есть пес по имени Бэрти, лабрадор.
– В детстве я мечтала о кошке, но у мамы была аллергия, а мы с Лукасом были слишком заняты обустройством дома, чтобы завести ее.
– Чем тебе нравятся кошки?
– Пожалуй, своим умением успокаивать, да и ухаживать за ними легче, чем за собаками. Мне нравится представлять кошку, свернувшуюся клубочком рядом со мной, пока я рисую, – попыталась улыбнуться я. – Эмма постоянно повторяет, что у меня дома слишком одиноко, так что, возможно, завести ее было бы хорошей идеей.
– Там действительно одиноко? – он пристально посмотрел на меня, и я поняла, что на самом деле он хочет знать, одиноко ли мне.
– Тихо, спокойно – мне нравится. Но было бы неплохо, если бы там кто-то был, когда я возвращаюсь домой.
Роберт протянул руку, чтобы погладить по голове козу. Он о чем-то задумался, посмотрел на меня.
– Тяжело, наверное, жить со всеми этими воспоминаниями о нем? О Лукасе?
Я перестала гладить поросенка, который посапывал у моих ног.
– Бывает. Каждый год мы ходили на эту ярмарку вместе. Но бывает и приятно. Я все еще ощущаю, что он где-то здесь. На самом деле я не могу представить себе жизнь в другом месте, – я отошла от ограды, чувствуя, что разговор становится для меня слишком грустным и глубоким. Роберт последовал за мной. – Думаешь, ты всю свою жизнь проживешь в Плимуте?
– Даже не знаю. Отец оставил меня руководить нашим юго-западным офисом, пока сам присматривает за всем в Лондоне. Честно говоря, мне кажется, он открыл региональный филиал только для того, чтобы найти мне в нем место. Он знает, как я ненавижу мегаполис. Но, так или иначе, я все еще работаю на него.
– Тебе это не по душе?
– Я пока не решил до конца, как отвечать на этот вопрос. Как тебе идея прокатиться на колесе обозрения?
– Я за.
Мне стало любопытно, почему он не хочет обсуждать свою семью, но потом вспомнила, сколь невыносимо бывает мне разговаривать о Лукасе. Мы все стараемся избегать боли. К тому же не стоит забывать, что мы познакомились совсем недавно. Я слишком привыкла находиться рядом с людьми, которых хорошо знаю. В конце концов, этот день предназначен для удовольствий, а не для того, чтобы бередить раны, и я уважаю то, что он, вероятно, разделяет эту точку зрения. Мы встали в очередь на колесо обозрения и, когда качающаяся кабинка остановилась перед нами, забрались в нее.