– Куда направляемся? – поинтересовалась она, отметив чистую рубашку, пушистые, немного лохматые после душа волосы Данилы.
– Я покажу место, где провожу большую часть времени. Поедем к озеру.
– Значит, я угадала.
Земли Данилы протянулись вдоль озера. В пятидесяти метрах от воды стояли две теплицы метров по тридцать. Все застекленные рамы с боку и торцов теплицы были подняты. Ближе к воде находился маленький вагончик на колесах. Возле него под навесом расположился мангал, деревянный самодельный стол с двумя лавками и крохотная печурка из огнеупорного кирпича. Иванна оглядела уютное, своеобразное подворье.
– Ты хорошо устроился. Здесь так красиво. Озеро, ивы у воды, прохладно, птицы поют.
– А вечером лягушки, – засмеялся он. – И комары тоненько так зудят. Данила вытащил сумку из машины, поставил на стол под навесом.
Ивка приблизилась к столу, села на лавку. Данила вынес из вагончика кресло качалку.
– Садись сюда, я буду смотреть на тебя и готовить ужин.
– Помочь?
– Не надо, я хочу сам накормить тебя. – Он разжёг дрова, сложенные в мангале. Выложил на решетки карпов. Поставил на стол приготовленную заранее нарезку из мяса и сыра. Крупные кисти белого и розового «Дамского пальчика» в красивой плетёнке заняли свое место на столе. Данила, как фокусник, вытащил из озера бутылку шампанского, почти без хлопка открыл её. Из своей бездонной сумки достал два бокала.
– Давай отметим твоё возвращение.
Иванна взяла бокал.
– Давай.
Прогорели дрова. Данила установил решетки с карпами на мангал.
– Ты часто здесь ночуешь? – поинтересовалась она, заметив возле вагончика летний душ.
– С ранней весны и по начало октября часто, в остальное время здесь делать нечего. Теплицы не отапливаются. Домой заезжаю каждый день, матери помогаю. – Он снова наполнил бокалы. – За исполнение мечты!
Иванна улыбнулась. В глазах Данилы плясали чёртики, его взгляд будоражил кровь и сбивал дыхание.
– Твоей или моей?
– Наших. И моя пусть исполнится и твоя. – Данила выпил вино. Вилкой проткнул рыбу на решетке. – Карпы готовы.
Иванна наблюдала, как он ловко уложил рыбу на блюдо, в овощной салат натёр сыр, добавил масло. Она встала с кресла. Подсела к столу.
– Боже, как вкусно! Напомнил детство. Мы ведь всё лето карпов в костре запекали на решетках из старых холодильников.
– А закусывали при этом ворованными огурцами из огорода бабы Глаши, – напомнил Данила.
– Потому, что только у неё огурцы без горечи. Нам досталось, когда баба Глаша поймала нас и рассказала родителям. Я три дня сидеть не могла, добрый папаша ремнём отходил, – хмыкнула Ивка.
– А мне неделю на улицу выходить запретили, и это летом, – добавил Данила.
От реки потянуло сыростью. На небе взошла яркая луна, зажглись звёзды. Данила принёс их вагончика лёгкую куртку и плед. На плечи Иванне накинул куртку, ноги укутал пледом. Они допили шампанское, доели рыбу и салат. Данила развёл огонь в печи и поставил закопченный чайник на плиту.
– Я сейчас напою тебя своим фирменным чаем, – предложил он.
У Иванны от шампанского слегка кружилась голова. Она наблюдала за скупыми движениями друга детства и ловила себя на мысли, что ей давно не было так хорошо и спокойно. На озере лягушки завели концерт, послышался плеск рыбы, захватывающей комаров и мошек над водой. Данила заварил чай и подал ей ароматный напиток. Ивка с наслаждением вдохнула пахнущий дымком чай и отхлебнула глоток.
– Чабрец, лимонник, листья чёрной смородины и что-то ещё, не узнаю?
– Угадала, это мы пили в детстве, плюс листья малины и душицы, – подтвердил он.
– Дань, как ты жил всё это время?
– Когда вы с Тосей уехали из Потапово, хотел отправиться в город следом за вами. Думал, если буду рядом, ты обратишь на меня внимание. Поговорил с отцом, он тогда ещё немного ходил, мог сам себя обиходить. Отец посоветовал: «Если Ивка твоя судьба, она вернётся. Сейчас ты до неё не достучишься. А нам без тебя будет трудно. Будь мужчиной, сын, прими всё, как есть».
Не знаю, прав ли он оказался? Ты вышла замуж, и я понял, что потерял тебя. Иногда вспоминаю, как я упрекнул его: «Из-за вас у меня нет своей жизни».
Отец промолчал. До последнего дня, превозмогая боль, он всё делал сам. Мужественный человек. Никогда не жаловался и не роптал на судьбу. Последние два года, будучи парализованным, говорил с трудом, но меня поддерживал. Когда он умер, стыдно сказать, я почувствовал облегчение и… пустоту. – Данила не стал рассказывать Иванне, что обижался на мать, которая отказывалась сидеть с мужем и повторяла: «Я не могу видеть его в таком состоянии, просто не могу».
А отец любил свою Машеньку и боготворил до последней минуты, и с него взял слово оберегать её. Данила и оберегал. Мама делала только лёгкую работу, остальное выполнял он.
– Ну а ты как жила? – вынырнул из грустных воспоминаний Данила.
– Первые три года нормально. Сумела убедить себя, что именно в городе моё место, не хотела замечать, как действует на нервы сутолока, тяготит квартира, а потом и муж. Так старалась убежать от кошмара отцовского пьянства и убожества, что возвела жизнь в городе в мечту. Какие там театры, кино и выставки. Мне хотелось одного – выспаться. Почему-то я всё время ощущала усталость и раздражение. Таисия ведь была счастлива, значит дело не в городе, а во мне. Я долго не хотела признавать свою ошибку. – Про себя Иванна подумала: «А если бы не измена мужа, которая подтолкнула к действиям. Через пару лет превратилась бы в замотанную брюзгу и злую тетку». – А как поживает Лёнчик? Ты о нём слышал?
– Лёнчик прошлым летом приезжал с женой к матери. Детей у них нет, он уже майор, служит в Рязани. Его жена Лена – предприниматель. Если я правильно понял, у неё заводик по розливу минеральной и сладкой воды. Ива, я давно хотел спросить тебя. Помнишь, наши катания с высоких скирд в детстве? Что ты имела в виду, когда сказала: «Я не для вас прыгаю, а для себя». Я долго ломал голову над твоими словами.
– Вы считали меня храброй, а на самом деле я трусиха. Боялась всего на свете: темноты, пауков, лягушек, высоты и…отца. Когда он орал, я не хуже мамы паниковала и хотела ему подчиниться, лишь бы он не дрался. Чувствуя в себе эту слабость, решила выдавливать трусость из себя по капле. Мне приходилось очень трудно, представляешь: ночью в своей комнате я тряслась от страха при виде портрета бабушки. Мне чудилось, что умершая старушка смотрит на меня со стены. Мама догадалась и убрала фото покойницы. Тая на самом деле смелее меня. Она не лазила по деревьям и скирдам не потому, что страшилась, а потому, что ей не надо ничего себе доказывать. Подруга рассуждала здраво: «Я не трусиха, но и рисковать зря не буду». Мне же не хотелось стать такой покорной, как мама. Я не доверяла себе. И оказывается, не зря! Десять лет жизни с Димкой – тоже трусость.
– Бедная моя девочка, всё равно я считаю, что у тебя храброе сердечко. – Данила встал и обнял Ивку за плечи.
Она включила подсветку на телефоне: одиннадцать ночи.
– Дань, мне пора домой. Спасибо тебе за вечер. Завтра у меня первый рабочий день, нужно навести порядок и в фельдшерском пункте, и во дворе, там бурьян вырос.
– Хорошо, я сейчас уберу со стола, закрою вагончик и отвезу тебя. Буду сегодня ночевать в Потапово.
Ивка помогла Даниле вымыть посуду и навести порядок.
– А если нет луны, ты как в темноте справляешься?
– У меня в вагончике стоит большой аккумуляторный фонарь, – пояснил он, принимая у неё посуду.
Иванна сняла куртку.
– Положи в фургон.
Данила взял ветровку, притянул Ивку к себе. Глаза его блестели в лунном свете. Она весь вечер ждала и боялась его прикосновений. Они будили в ней сумасшедшую девочку из юности.
«Да какую девочку! – одернула она себя. – Он будит во мне страсть».
Данила прикоснулся губами к её закрытым глазам, потом мелкими поцелуями стал покрывать лицо и шею. А от долгого поцелуя оба задохнулись.
– Дань, мне, правда, нужно домой, – прошептала Ивка, мечтая совсем о другом.
Он отстранился.
– Когда мы увидимся?
– В любое время. У тебя есть мой номер, – улыбнулась она. – Я никуда от тебя не денусь.
– А я тебя больше и не отпущу! – пригрозил Данила.
ГЛАВА 4
В начале октября Иванна получила развод. Спустя два дня Дмитрий позвонил, чтобы бывшая жена забрала свои вещи, которые обнаружила Алена. Ивка выкроила время и поехала в Излучинск. В доме на Цветочной улице ничего не изменилось: тот же замусоренный подъезд, не работающий лифт. На её звонок дверь открыл Дмитрий. Она замерла от удивления: на бывшем муже красовался женский фартук веселенькой расцветки.