Данила улыбнулся, вспоминая тот вечер в кафе. Собрал с крыльца горсть бело-розовых лепестков и вдохнул еле уловимый аромат. За январь и февраль он успел отремонтировать дом внутри. В марте навёл порядок во дворе, а в апреле закончил покраску окон, пола, а теперь и дверей. Он уставал неимоверно, разрываясь на два дома: мать придумывала всё новую работу. Затеяла поменять обои в комнатах и плитку в ванной. Данила молча выполнял её прихоти, надеясь, что она смягчится душой. И всё-таки был счастлив, ощущая такую полноту жизни, какой никогда ранее не испытывал. Он осязал каждую уплывающую секунду, наполненную радостью. Ивка помогала ему по мере сил. Иногда они оставались ночевать в своём новом доме. Данила первой отремонтировал спальню и поставил там кровать. В пустом помещении гулко раздавались их голоса. Шёпот Ивки достигал даже кухни, где на подоконнике стоял чайник с двумя чашками. Сидя на кровати, они пили его любимый травяной чай и мечтали о будущем. Данила гладил рукой её живот, прислушиваясь к толчкам изнутри, и всерьёз разговаривал с сыном. Иванна улыбалась, слушая его беседы с ещё не рожденным ребенком, и чувствовала себя самой везучей.

– Что ты делаешь? – Ивка открыла калитку и заметила мечтательную улыбку на лице мужа. Сердце защемило от нежности к нему.

«Совсем размазня стала, чуть что, сразу плакать хочется, и всё время обнимать и смотреть на него».

Он протянул жене чуть привядшие лепестки яблонь. Она уткнулась носом в его ладонь и засмеялась.

– Надо же, пахнут, но запах укропа не перебили.

Его руки пропахли зеленью, которую он рвал почти каждое утро на рынок и в кафе. В конце февраля Данила занялся теплицей. Земля тоже требовала его внимания. Вечерами он привозил ящики с сорванной зеленью домой к Самошиным. Они вместе вязали пучки и раскладывали в пакеты душистый базилик, укроп, петрушку, салат и другие травы. Предложила это сама Елизавета Павловна, видя, что зять еле справляется с навалившейся на него работой. Эти вечера сроднили их семью и стали любимым временем для всех. Санька веселила рассказами о школе. Ивка в дочери узнавала себя: девочка росла проказливым ребенком. Она журила дочь и видела при этом понимающую улыбку Данилы. Он-то прекрасно помнил Ивку в возрасте Саши. Елизавета Павловна служила источником сельских и телевизионных новостей, отчего получила звание «Наш ИТАРТАС». Даниле не хватало матери на этих посиделках, она упорно отказывалась общаться с Самошиными, а он не настаивал, у него давно упали с глаз розовые очки. Данила теперь хорошо понимал характер матери и мог только надеяться, что она когда-нибудь изменится.


***


В середине августа возле роддома в районном центре Сайда молча стояли две нарядные женщины средних лет, мужчина и девочка одиннадцати лет. Дверь отворилась, на ступеньки вышла молодая женщина с младенцем на руках. Лёгкий кружевной конвертик украшал голубой бант.

Саша первой подбежала к матери и обняла её за талию. Данила вручил розы и осторожно забрал невесомый сверток. Новоиспеченные бабушки стояли поодаль, недовольно посматривая друг на друга.

– Маша, прости меня за то, что назвала тебя калекой, и этим, может, оттолкнула Леонида от тебя. Поверь, жизнь наказала меня сполна, всеобщий любимец оказался чудовищем, – искренне повинилась Елизавета Павловна, думая, что пора покончить с прошлыми обидами.

– Это с тобой он стал чудовищем, а со мной остался бы человеком, – поджала губы Мария Савеловна.

Елизавета Павловна не стала спорить с упрямой, бывшей подругой, только подумала: «Никто не знает, что могло быть».

– Маша, родился внук Леонида, – и добавила: – А зная, как он любил розыгрыши… вдруг Лёнька вернулся в облике нашего Олежки.

Мария Савеловна после этих слов собеседницы нерешительно направилась к Даниле, держащему на руках сына. Заглянула в личико младенца, обрамленное кружевами, и вздрогнула: на неё смотрели ярко-синие глаза с короткими, но густыми ресничками. Её сердце дрогнуло и забилось быстрее, у бывшего возлюбленного был похожий цвет глаз. Она не подумала, что у младенцев такой цвет радужки встречается часто.

– Дай-ка, сынок, внука подержать. – Мария Савеловна бережно приняла малыша из рук Данилы и неуверенно засюсюкала: – Ути, какой хорошенький, прямо ангелочек…

Елизавета Павловна, еле сдерживая усмешку, глядела на мать Данилы: «Дура старая поверила, а ещё православная. Лёньке за его грехи прямая дорога в ад, а не на землю обратно. Пусть верит, во что хочет, лишь бы Ивке жизнь не заедала. Пора и мне на внука взглянуть».

Она приблизилась к Марии Савеловне и жестом показала: дай подержать. Та нахмурилась и неохотно протянула малыша. Елизавета Павловна полюбовалась крохотным личиком внука и отдала дочери.

– Ну что, милые дамы, возвращаемся домой. Садитесь в машину, – скомандовал Данила.