Джери Уэстерсон - Вуаль лжи

Криспин уставился на куски, оставшиеся в руках. «Проклятие!» Не задумываясь, он кинулся в нападение, используя обломки как короткие дубинки, и хватил Гуда по шее. Тот задохнулся от боли, а Криспин уже атаковал незащищенный череп противника — но тот, пусть и оглушенный и полуслепой, все же сумел отбиться мечом.

Гуд вскинул голову. Его лицо было искажено злобой.

— Вы умрете в боли. И при этом будете знать, что той девчонке уже не жить.

— А вы умрете, зная, что мандилиона на свете больше нет, и что вы подвели своего хозяина. Вы получили копию, подделку. Настоящий мандилион я сжег.

— Сожгли?! Вы что, спятили? Такое сокровище!

— Которое надо держать как можно дальше от людей вроде вас.

Мысли Гуда можно было прочесть по его глазам.

— Вот именно. Наконец-то до вас дошло. Да, Висконти вряд ли будет вами доволен. Отсюда вопрос: как герцог поступает с теми слугами, которые навлекли на себя его гнев?

Ответ Криспин увидел на лице врага. Своей жестокостью высшая итальянская аристократия во многих отношениях даже побивала нравы английского королевского двора. Герцоги и принцы Италии походили скорее на бандитов, следующих своим собственными кодексам и законам.

Гуд бросил взгляд на людей шерифа.

Криспин правильно понял этот взгляд — Гуд взвешивал имевшиеся у него возможности. Что лучше: остаться в английской тюрьме или же вернуться к ломбардскому двору? Наконец Гуд принял решение. Он кинулся с моста, не выпуская меча из рук.

Криспин поудобнее перехватил обломок, замахнулся и метнул его вслед. С глухим звуком шип гизармы пронзил икру Гуда. Когда Гуд вскинул лицо, то перед глазами увидел острие меча и застыл.

— Предлагаю свой вариант, — сказал запыхавшийся Криспин. — Я арестовываю вас именем короля.

Криспин вздернул Гуда на ноги и повлек в сторону Бридж-стрит, где находился шериф со своими людьми. К этой минуте солдаты и местные торговцы успели взять сильно поредевших итальянцев в кольцо. Они не давали им пощады, пока Уинком наконец через своих офицеров не потребовал капитуляции. Торговцы с крайней неохотой складывали оружие, однако их окончательно убедил свежий отряд лучников, поднимавшийся по береговой насыпи. Громким голосом, который разносился далеко за пределы моста, Уинком предупредил торговцев, что с большим удовольствием готов отдать приказ лучникам открыть беглый огонь на поражение. Торговцы оттянулись назад, позволяя шерифу довести дело до конца.

Ноги Гуда волочились по мостовой, из раненой икры торчал кусок импровизированного дротика. Он не кричал, не выражал протеста, вообще не издавал звуков. Наконец они добрались до отдающего приказания шерифа.

Пот катился по лицу Уинкома; разорванный во многих местах камзол усеивали кровавые пятна. Он обернулся к Криспину.

— Что это?

— Последний штрих всей этой картины, милорд шериф. «Правая рука» Висконти, его верный помощник в Лондоне. И убийца Адама Бектона.

Он швырнул Гуда на землю, и тот лежал, не предпринимая попыток подняться. Итальянец извивался от боли, поминутно хватая торчавший из ноги обломок, но так и не решился извлечь его самостоятельно. Криспин приставил кончик трофейного меча к спине Гуда.

— Вот как? — Уинком обернулся к окровавленному Уильяму. — Заковать его, — приказал он, затем кивнул в сторону Криспина. — А вы-то сюда пожаловали разве не ради спасения своей горничной? Ну и где же она?

— Уже спасена. Оставалось лишь покончить с итальянцами, что, собственно, и проделали вы с вашими людьми. И я весьма благодарен Ленни.

Уинком сунул меч в ножны.

— Чтоб вам провалиться, Криспин! Я у вас что, на побегушках?

Впрочем, в словах шерифа отсутствовала прежняя злость.

— Ни в коем случае, милорд. Нынешней ночью вы вырвали клыки у итальянского картеля, арестовали подручных герцога… Я совершенно убежден, что его величество будет доволен.

Уинком перестал хмуриться. Он ухмыльнулся и бросил взгляд на площадь перед мостом, на своих солдат, окруживших остатки итальянцев…

— Да, я тоже так считаю. Может статься, настолько доволен, что позабудет про злосчастную реликвию, как вы полагаете?

В ответ Криспин прижал ладонь к раненому плечу.

— Э, да вам бы лучше лекарю показаться.

— Нет времени. Мне еще надо арестовать убийцу Уолкота.

— Вы не забыли о нашем уговоре?

— Пока о нем помните вы, помню и я. Вы получаете все почести, я же получаю свободу. И вы возвращаете мой залог.

— Ха! Я уже говорил: только половину.

— Милорд…

— Ну ладно, ладно. — Уинком пренебрежительно махнул рукой. — Эта битва привела меня в доброе расположение духа. Хорошо, я согласен вернуть весь ваш залог. А теперь убирайтесь, пока я не передумал… Кстати… — В его глазах блеснул огонек искренности. — Удачи!

Криспин похлопал себя по груди, где за пазухой прятался фальшивый мандилион.

— Да, она мне не помешает.

Свет в окнах еще горел в особняке Уолкотов. На стук Криспина дверь открыл заспанный Мэттью, одетый в помятое платье. Слуга выставил свечу вперед, бросив желтый отсвет на лицо Криспина, впустил его внутрь, не сказав ни слова, и отвел в гостиную, однако Криспин тут же направился к лестнице.

— Передайте мастеру Лайонелу, что я жду его в мезонине. Сопровождать не надо, дорогу я найду сам.

Слуга встревожено посмотрел на Криспина, затем мотнул головой, словно отгоняя тяжелые мысли, поспешил выполнять приказание.

Криспин неторопливо поднялся по неосвещенной лестнице. Прогулочным шагом дошел до мезонина и поежился от холода. В очаге еще тлели угли, поэтому Криспин помешал их кочергой, подбросил несколько поленьев. Когда огонь занялся, он взял лучину и зажег свечи: одну на столе и две другие, что размещались в напольных светильниках. Рассеянно задался вопросом, где сейчас могла находиться Филиппа, и принялся греть ладони, поглядывая на пламя, лижущее почерневшую каминную кладку. Наконец со стороны лестницы донеслись чьи-то шаги. Криспин повернулся, сложил было руки на груди, но тут же дернулся от боли в плече. Тогда он просто ухватил левую руку за запястье.

Лайонел, багроволицый и негодующий, вошел в комнату. Одет он был с торопливой небрежностью, в одну лишь ночную рубаху, зато успел препоясаться мечом. С подола рубахи свисала бахрома посекшейся каймы. Криспин усмехнулся, заметив, что торговец все же не забыл пришпилить к одному из рукавов пилигримские знаки отличия.

Лайонел оттолкнул Криспина с дороги и поежился перед огнем.

— Это как понимать? Вы что думаете, я встаю до рассвета, как презренный булочник? Надеюсь, ваша наглость обоснована.

— Уверяю вас, так оно и есть. — Криспин встал бок о бок с Лайонелом и тоже принялся греть руки. — Я закончил расследование убийства.

— В самом деле? Что ж, отлично. В этом доме и так слишком часто умирают. Наверное, он проклят. — Лайонел отвернулся от огня и потянулся за винным кувшином на серванте. — Так вы… нашли убийцу?

— Полагаю, что да.

Криспин дождался, пока Лайонел нальет себе вина и сделает пару глотков. Торговец не предложил посетителю вина. Он выжидательно смотрел в свой кубок, однако, убедившись, что Криспин упорно хранит молчание, обернулся к нему и нахмурился:

— Ну так и что?

Лайонел наконец-то обратил внимание на разодранную одежду Криспина, кровь возле ключицы, ссадины на лице…

— Одну секундочку. Для начала я хотел бы вам кое-что показать. — Криспин расстегнул верхние пуговицы, вынул из-за пазухи материю и осторожно встряхнул ее перед огнем, чтобы глаз мог различить слабое изображение на светлом фоне. — Вы знаете, что это такое?

Лайонел потряс головой и сделал очередной глоток.

— Разумеется, нет.

— Эта вещь называется мандилион. Крайне ценная реликвия. Вот видите? Лик Иисуса Христа?

Лайонел отставил вино в сторону и шагнул вперед, вытягивая руку, чтобы коснуться материи. Криспин тут же убрал плат и укоризненно покачал головой, словно имел дело с ребенком.

— Нет, нет. Трогать нельзя. Это очень ценный и ветхий предмет.

— Продается? — выдохнул Лайонел.

Криспин нахмурился.

— У вас одно на уме… Нет, не продается. К таким вещам ценник не пришпилишь. Слишком многие его вожделеют. Слишком многие погибли, пытаясь завладеть им. К примеру, наш самозванец Уолкот. Он привез его из Рима. Хранил в этой самой комнате.