— Нейт, как и я, будет поступать в Йельский, — сказала она и отправилась по направлению к дамской комнате.
Нейт посмотрел ей вслед. На Блэр был черный топ на бретельках, а длинные русые волосы шелковой волной ниспадали на оголенные плечи. Кожаные брюки плотно обтягивали ее бедра, это было довольно эффектно и наводило на мысль, что она уж не меньше тысячи раз трахалась. Обтягивающие кожаные брюки на девичьих попках всегда производят такое впечатление…
— Значит, тоже Йельский? — пытался поддержать разговор мистер Уолдорф.
Нейт склонился над своим фужером с шампанским. Господи, как же мучит сушняк! И как не хочется поступать в этот университет. И вообще, пройдет ли он тестирование, если постоянно покуривает травку?
— Мне бы хотелось поступать вместе с Блэр, — ответил Нейт, — но боюсь, что разочарую ее. У меня не очень-то хорошие отметки.
Мистер Уолдорф подмигнул ему:
— Между нами, мальчиками, Блэр скептически относится к другим вузам. Но это не означает, что тебе обязательно нужно поступать в Йель.
Нейт кивнул:
— Да, мне больше подходит Браун. Я знаю, Блэр ни в грош его не ставит, говорит, что у них заниженные требования. На следующей неделе у меня там собеседование. Как бы не завалить! За последний тест по математике у меня тройка, да я и по дополнительной программе не обучался.
— Да, у моей девочки запросы что надо, — согласился мистер Уолдорф и, отпив шампанского, добавил: — В этом она вся в меня.
Нейт посмотрел украдкой, как реагируют на мистера Уолдорфа посетители ресторана. Не дай бог, кто подумает, что они с мистером Уолдорфом любовники. Чтобы разом отмести от себя подобные подозрения, Нейт закатал рукава своего кашемирового свитера и громко, по-мужски, откашлялся. Кстати, о свитере. Это был прошлогодний подарок Блэр, и Нейт надел его в знак подтверждения своей верности.
— Вообще-то я еще ничего не решил с поступлением, — сказал Нейт и, взяв из корзинки на столе хлебную палочку, разломил ее надвое. — Я бы подождал годик-другой, а пока походил с отцом на яхте.
Нейт не понимал, почему в свои семнадцать лет он должен полностью распланировать всю дальнейшую жизнь. Он предпочел бы прежде оттянуться — поплавать по Карибскому морю, покататься на лыжах в Чили… Но все его одноклассники из школы «Сент-Джуд» уже наперед знали, чем будут заниматься, в каких колледжах учиться и какие степени получать. Господи, поставить крест на своей жизни, даже не поняв, чего тебе вообще хочется и о чем мечтаешь! Вот он, Нейт, например, любит слушать, как плещется о борт яхты холодная атлантическая волна, или смотреть, как предзакатное солнце вспыхивает отраженным зеленым светом, уходя за океан. В мире столько прекрасного, а тут эта учеба… Почему бы не попробовать себя еще в чем-то? Правда, при этом особо не напрягаясь. Нейт вообще не любил напрягаться.
— Да, Блэр не обрадуется, когда узнает, что ты не торопишься с поступлением, — хмыкнул мистер Уолдорф. — Она уже все разложила по полочкам: университет, женитьба и счастливая жизнь до гробовой доски.
Нейт залюбовался Блэр, которая возвращалась к столику. Все взоры были обращены к ней. И хотя Блэр не была одета шикарнее других посетительниц, от нее исходило неповторимое сияние. И она прекрасно об этом знала.
Подали бифштексы. Блэр яростно разрезала свой бифштекс на маленькие кусочки и один задругим отправляла их в рот. Она посмотрела на Нейта: как сексуально бьется жилка на его виске, когда он жует! Ей не терпелось поскорее уйти. Ей не терпелось заняться любовью с парнем, с которым она намерена прожить всю жизнь.
Нейт не мог не заметить, с какой кровожадностью Блэр расправляется со своим бифштексом. Если она такая же страстная в постели… Пока дальше прелюдий у них дело не заходило. И все-таки более напористым был Нейт. Блэр просто нежилась, издавая мяукающие звуки, как это делают героини мыльных опер. Но сегодня она вела себя так, будто изголодалась по любви.
— Учти, доченька, в университете так кормить не будут, — сказал мистер Уолдорф. — Будете довольствоваться пиццей и комплексными обедами в общежитии. Как все.
Блэр сморщила носик.
— Еще чего! Мы с Нейтом не собираемся жить в общежитии. Будем снимать квартиру. — Она незаметно погладила мыском туфельки ногу Нейта. — И я научусь готовить.
Мистер Уолдорф удивленно поднял брови.
— Что ж, завидую, — сказал он полушутливо, обращаясь к Нейту.
Тот усмехнулся и слизнул с вилки картофельное пюре. Не мог же он признаться Блэр, что мысль о совместном проживании в Нью-Хейвене — полное безумие.
— Пап, может, хватит? — вставила Блэр.
Официанты убрали тарелки. Блэр теребила на пальце маленькое рубиновое колечко. Она уже проглотила кофе и десерт и намеревалась снова отправиться в туалет. У нее была привычка освобождаться от съеденного посредством двух пальцев в рот. Благо, что в «Жирафе» дамская комната маленькая, рассчитанная только на одного.
Когда Блэр возвращалась к столику, из кухни ровным строем выплыл весь штат официантов. Метрдотель нес на подносе огромный торт с зажженными свечами. Восемнадцать. Восемнадцатая — на счастье.
О боже!
Зло постукивая каблуками своих остроносых туфель, Блэр гневно взглянула на отца. Зачем он устроил этот спектакль, ведь день рождения у нее только через три недели!
Повара и официанты окружили стол и запели:
— Happy Birhtday To You! С днем рожденья тебя!
Блэр крепко сжала руку Нейта.
— Скажи, чтобы они заткнулись, — прошипела она.
Но Нейт сидел и улыбался как дурак. Сбитая с толку Блэр — это зрелище невиданное, а потому приятное. Ему, Нейту, еще ни разу не удавалось довести ее до такого состояния.
Зато мистер Уолдорф сжалился над дочерью. Увидев, что она расстроена, он быстро свернул песню:
— Ты мартышка, мартышка, ты малышка моя.
Официанты вежливо захлопали и быстренько удалились.
— Прости, что поздравляю тебя раньше времени, — сконфуженно проговорил мистер Уолдорф. — Но я сегодня улетаю, а семнадцатилетие — дата серьезная. Надеюсь, ты не обиделась?
Не обиделась! Кому понравится, когда тебя во всеуслышание называют мартышкой!
Блэр молча задула свечи и стала рассматривать торт: марципановые туфельки на шпильках шагали по Пятой авеню из сахарной ваты — мимо карамельного магазинчика Генри Бенделя.
— Моей любимой моднице, коллекционирующей туфельки, — восторженно сказал мистер Уолдорф и, достав из-под стола припрятанную коробку в подарочной упаковке, вручил ее Блэр.
Блэр потрясла коробку. О, не было сомнений! Она узнала этот родной до боли гулкий стук… Блэр вскрыла упаковку. На крышке коробки было написано: «Маноло Бланик». Затаив дыхание, Блэр сняла крышку. Там лежали очаровательные мягкие кожаные туфельки без каблучков. Trеs fabulous.
— Из Парижа, — пояснил мистер Уолдорф. — Выпущено всего несколько сотен пар. Ты будешь единственной обладательницей таких туфелек во всем Нью-Йорке.
— Они такие лапочки! — воскликнула Блэр.
Она встала и подошла к отцу, чтобы обнять его. За это можно все простить, даже публичное распевание песенки про мартышку. Туфельки были как нельзя кстати: она наденет их вечером дома, и они с Нейтом займутся любовью. Спасибо, дорогой папочка!
Ступеньки музея искусств на службе у влюбленных
— Давай пройдем к дальнему столику, — предложила Серена.
Она и Дэн пришли в кафе-мороженое «Серен-дипити» на Восточной 60-й улице. Почти все столики были заняты: не кафе, а сплошной детский сад. Дети пищали, капризничали, официантки просто сбились с ног, разнося длинные хот-доги, горячий шоколад и гигантские порции мороженого.
Вообще-то Дэн предпочел бы что-то более романтическое, чем кафе-мороженое. Где тихо и полумрак, где можно взяться за руки и спокойно поговорить, не отвлекаясь на окрики обезумевших родителей, которым никак не удается усмирить своих непоседливых ангелят, по уши измазанных мороженым.
Зачем Серена привела его сюда? Может, ей действительно хотелось отведать мороженого, и только? И никаких романтических планов на вечер?
— Правда, здесь здорово? — воодушевилась Серена. — В детстве нас с Эриком приводили сюда раз в неделю. Мы обожали мятное мороженое. — Серена взяла в руки меню. — Представляешь, оно тут есть!