Тереза Тур
Выбрать свободное небо
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая
Почему в гостиничных номерах всегда чувствуешь себя другим человеком? Непохожим на себя? Может быть, потому, что это место хранит память о целой череде индивидуумов. Счастливых, несчастных, возбужденных, опустошенных, злобных, радостных, довольных всем и уставших от всего.
Ты — всего лишь один в череде таких же, как и ты… Они словно здесь же, с тобой. И хорошо, что с тобой, потому что больше нет никого… Ты, телевизор и коньяк. Даже закуски нет, не говоря уже о людях. Проливной дождь за окном в качестве собеседника.
Странно, у нее же есть семья, есть друзья. Есть поклонники и есть коллеги. Но сегодня почему-то она осталась одна. Она чувствовала это одиночество, была рада ему. Пожалуй, жаждала ощутить его… Да она в эту поездку отправилась в основном для того, чтобы побыть одной, потому что вдруг почувствовала, что ее не стало. Она попросту растворилась в тех, кто ее окружал. В их заботах, потребностях, склоках. В их любви и непонимании…
И вот сегодня Тереза настигла, наконец, свое одиночество. И попыталась найти в нем саму себя…
Она выпила коньяк, налила еще, поискала пульт, чтобы выключить телевизор, — он мешал ей. Важная мысль, которая помогла бы объяснить, что не так с ее на редкость благополучной жизнью, вертелась в голове. Но Тереза никак не могла ее сформулировать…
— Накануне в нашем городе был показан спектакль по пьесе Артема Казанского «Одиссей и его Пенелопа». Он рассказывает о светлой, чарующей любви на все времена. Эта постановка стала символом возвращения на театральную сцену Владимира Зубова, знаменитого сериального актера, — услышала она. Палец замер на красной кнопке пульта. — Актера, которого еще называют самым красивым мужчиной российского кино. Владимир, как вам наш город, наши зрители?…
— Надо же, — обратилась Тереза к экрану, откуда ей что-то энергично вещал ее любимый актер, — как занятно… — и она все же нажала кнопочку. Экран погас.
На том же этаже, в той же гостинице, самый красивый мужчина российского кино тоже взял пульт и раздраженно стал щелкать, переключая каналы. Нет, надо было затащить в гостиницу эту девочку-ведущую, как он и планировал вначале. Но она так старалась оказаться в его койке, так настойчиво предлагала себя, что в какой-то момент ему стало противно.
К тому же Зубову наконец стало ясно, что он лично всех этих девочек: и эту конкретную, и тех, что были у него до этого — интересовал мало… Вот Одиссей, который рассказывал о любви так, что у всего зала на глазах были слезы — это да.
А он сам… Получается, что он сам особо никому не нужен… Одинокий, холодный. Раздраженный, капризный, голодный… Да, еще и голодный.
Тур по большим городам России, которым его соблазнили за большие — даже для него — деньги, был организован из рук вон плохо. Например, здесь, в одном из южных городов, их просто-напросто забыли покормить. В гостинице же в этот час был открыт бар, спиртного было — хоть залейся. Но в ресторан обслуживал лишь проживающих и только по часам. Время ужина прошло, до двенадцати их подождали, а дальше… Всё закрыли и, кажется, даже опечатали. Магазинов поблизости не было. Гостиницу — как он и просил — предоставили тихую, на отшибе… Судя по тому, как долго их везли, еще и за городом.
Владимир выпил еще коньяку, утешая себя тем, что там много калорий. С тоской вспомнил шоколадку из мини-бара, вкусную и маленькую…
— Ну, что, еды нет? — в номер вошла его прекрасная Пенелопа. Сейчас, с хвостиком, без грима, в изысканно драненьких джинсах и коротеньком топике, она была похожа на девочку-подростка. Страшненькую, надо отметить. — А что ты ведущую к себе-то не позвал? Она же местная, организовала бы нам питание. А ты бы расплатился бы за еду телом, — ехидно добавила актриса.
Владимир зарычал, залпом допил коньяк:
— А почему это за еду для нас я должен расплачиваться своим телом? А ты?
— Так и я расплатилась бы, но особо никому не надо… — вздохнула Марина.
— Наши-то молодцы, — перевел он тему разговора, — уехали к родственнику помрежа, едят там…
— Они-то молодцы, а мы-то с вами — звезды, — обрадовалась она возможности заговорить о другом. Вспоминать о щемящей, горькой любви к Зубову Марине совсем не хотелось. К тому же эта любовь оказалась ему совсем не нужна…
— На что это ты намекаешь, Марина?
— Я? Намекаю? Я прямо говорю, что ты включил звездность, поэтому все уехали. А ты — и я с тобой за компанию — сидим здесь. Злые и голодные… Зато звезды. Гордые до невозможности…
— Ладно, давай напьемся. Вусмерть.
— Ага! — она взяла бокал. — И будем завтра болеть…
Он выпил, благодарно улыбнулся и стал опять нажимать кнопочки пульта.
— В наш город, в рамках презентации новой книги «Атлантида, любовь моя…» прибыла известный писатель-фантаст Тереза Тур. Она, как никто другой, умеет смешать в своих произведениях грани разных реальностей…
— «Грани реальностей»! — фыркнул Владимир и выключил звук. — Представляешь, у нее там «произведения»! Какой пафос!
— А мне она нравится, — вдруг возразила Марина. — И книги ее, и выступления. Практически моноспектакль. И поет она хорошо.
— Ты еще скажи, что на эту самодеятельность ходила!
— Нет, но в Интернете смотрела, вполне ничего. Вполне грамотно кто-то ставит.
— Б-р-р… Все по Преображенскому: разруха. А все потому, что каждый занимается не своим делом. Повар не кормит, менеджер — урод… Кстати, и телефон у него выключен. А писатель… Творить хорошо, скорее всего, не умеет, а людей удивить чем-то надо. Вот и поет.
— Ну, довольно — решительно поднялась партнерша. — Я и так по твоей милости осталась голодная. А выслушивать твое эго… Это выше моих сил.
Владимир потащился за ней к двери — понял, что разозлил. А он категорически не любил рассерженных женщин. Особенно таких, которых перевел в приятельницы после нескольких бурных ночей.
— Слушай, — покаянно протянул он, — не обращай на дурака внимания. Особенно на голодного. — Все же Зубов умел «делать лицо», как никто другой… Сейчас серые, изумительно чистого оттенка глаза, опушенные черными, одна к одной ресницами, преданно смотрели прямо на Марину. Как они завораживали, заставляя верить в то, чего никогда не было!..
— Ох… — проняло даже ее, актрису, — достаточно. У меня не получается с тобой просто переспать — я в тебя влюбляюсь. А поскольку ты ничего такого чувствовать не умеешь — спать с тобой нельзя. Прости, дорогой, я слишком сложно собирала себя по кусочкам, чтобы начинать все сначала только из-за того, что ты не озадачился никого снять сегодня на ночь.
— Прости, — около распахнутой двери номера он галантно поцеловал кончики ее пальцев и отступил, отпуская. — Я урод, наверное…
— Ты не урод. Ты даже не человек, в общем-то… Ты актер.
— Спасибо, — протянул он, — но, может быть, мне надо…
Тут они оба напряглись, потому что со стороны лестницы послышались голоса, шуршание пакетов, звяканье бутылок и… аромат еды.
Актеры переглянулись и, быстро набирая скорость, бросились на запах, как пара голодных волков… и наткнулись на четырех мужчин, обвешанных пакетами.
— Наконец-то, — обрадовался Владимир, — наша еда!
— Почему так долго? Уже второй час ночи! — вторила ему голодная Пенелопа.
— Вы что, с ума сошли? — пытаясь прикрыть телами пакеты с едой, возмущались вновь прибывшие. Но оголодавшие любимцы публики этого не слышали.
— Что здесь происходит? — раздался доброжелательный, полный любопытства женский голос.
Владимир развернулся и увидел очень красивую женщину — невысокую, изящную, с длинными белокурыми волосами, рассыпавшимися по плечам. Женщину, о которой только что отзывался весьма нелицеприятно. Писательница вышла в коридор и с любопытством разглядывала их жанровую зарисовку. Почему-то Владимиру стало неловко.
— Тереза! Нашу еду отнимают! — возопили мужчины.
— Может быть, люди голодные, как и мы, — резонно предположила женщина и приветливо улыбнулась. Актеры согласно закивали. — Давайте их накормим, пока они нас не съели. Или, что гораздо хуже, не отобрали нашу провизию… Прошу вас!