Руслан знал, что девушка точно не поймет его помолвки, вздумай он рассказать ей все до конца. И даже того, что он просто обязан жениться на Тине. В его семье это не обсуждается: почтение и полное подчинение родителям.

«Но я люблю ее! Как быть?» — мысленно простонал Руслан.

В теплом и комфортном салоне машины повисло такое тягостное молчание, что Дина не выдержала. Она уже поняла, что Руслан жалеет обо всем и просто молча ждет, чтобы она просто ушла. Девушка почувствовала, как что-то застряло в горле, мешая нормально дышать.

— Мне пора, — чужим голосом произнесла Дина и наконец-то нашарила холодной ладонью дверную ручку. — Спасибо за все. Деньги я отдам Вам в больнице, когда приду навестить бабушку.


— Не надо, — слабо отмахнулся Руслан.

— Гусары с женщин денег не берут? — горько усмехнулась Дина.

Он не нашел что ответить и теперь просто наблюдал за тем, как она распахнула дверцу. Дина уже взяла себя в руки, стараясь не показывать вида, что ее задело поведение Руслана. Но свет от ближайшего фонаря осветил ее лицо: на нем, словно маска, застыло каменное выражение, и лишь одни глаза плакали. Мужчину так поразили дрожащие слезы на ресницах, что он не мог сдержаться и окликнул девушку:

— Дина!

Она с безмолвной мольбой посмотрела на него, умоляя взглядом, полным боли, оставить ее в покое.

….

Я не посмел ничего произнести и покорно остался в машине, наблюдая за тем, как Дина медленно добрела до ворот и скрылась за ними. В области сердца стало невероятно больно. Мне не дано было выбирать, но я так жаждал выбора.

Я хотел повернуть время вспять и сделать так, чтобы этого поцелуя никогда не было. Был готов на все, лишь бы она не ощутила той раздирающей боли, которая затопила ее прекрасные… голубые глаза.

Мне хотелось выть волком, и я сдерживал себя, как мог, но глухой стон все-таки вырвался из моей груди. От невозможности исправить положение ударил кулаками по рулю и в полном отчаянии обхватил голову руками. Мне хотелось разворотить нахрен эту машину, чтобы сорвать свое отчаяние и гнев. В подобных вспышках лучше использовать боксерскую грушу, нежели машину или кого-то из людей.

…..

Широкие сильные плечи повело от приступа ярости. Он обхватил руками руль и уткнулся в него лицом. Руслан с удивлением отметил, что умеет сожалеть о том, что умеет любить. Потеряв счет времени, он не знал, сколько простоял у обочины. Очнулся уже тогда, когда уже основательно замерз.

Ехать домой не хотелось. Кто его там ждал? По выходным Эмин никогда не ночевал дома, шатаясь со своими дружками по ночным клубам. Но только не в эти. Завтра у него важное событие, которое должно перевернуть всю его бестолковую и безбашенную жизнь. От этих мыслей становилось лишь тяжелее.

Или ехать в пустую квартиру, пугающую тишиной и атмосферой одиночества?

Руслан обреченно вздохнул. Куда ему податься, он не знал. Мужчина решительно пристегнулся и завел двигатель. Куда бы он ни поехал, боль все равно будет терзать его.

Глава 35

— Где ты была, Дина? — Артур схватил дочь за руку, как только за ней захлопнулась входная дверь.

— Выходила подышать свежим воздухом, — на ходу соврала Дина первое, что пришло ей в голову?

— У тебя заплаканный вид. Кто-то тебя обидел? — насторожился отец, всматриваясь в ее мокрые ресницы.

— Нет, никто. Я просто не хочу выходить за него замуж, — Дина отвернулась, чтобы отец не видел ее вновь полившихся слез.

Он обнял ее за плечи и молча провел в гостиную, усадил на диван и взял ее холодные маленькие руки в свои шершавые, но по-отечески теплые.

— Диночка, Эмин — достойная тебе партия. Он симпатичный парень, веселый, молодой. Твой одногруппник. Что еще нужно? Вы же знаете друг друга. К тому же, ты не будешь ни в чем нуждаться — его семья достаточно обеспечена. А я уже находился а грани краха, и мне было очень страшно за нашу семью, ведь я — кормилец и глава семьи, — Артур старался говорить мягко и спокойно, чтобы усмирить панику дочери. — Ну? Не плачь, все образуется.

— Нет, папа, не образуется. Я не люблю его — это главное. Неужели ты этого не понимаешь? Невозможно жить в браке без любви! И ты не знаешь Эмина. Совсем не знаешь: он не такой паинька, каким кажется.

— Никто и не говорит, что он — паинька, Дина, — покачал головой он и прижимая ее чуть ближе к себе. — Но он не так уж и плох. Давай так: успокойся, прими теплый душ и ложись отдыхать — завтра у тебя ответственный день.

Она долго была в ванной, стоя под горячим душем, чтобы мышцы ее тела, наконец, расслабились. Клубы пара поднимались в воздух, облепляя микроскопическими капельками влаги стены, потолок, большое зеркало. Дышать становилось с каждой минутой все сложнее: в груди стоял ком нервов, сердце неумолимо ныло и просило освободить его от тяжелых мук, легкие, как ни старались набрать побольше воздуха, стремительно сокращались, вызывая мучительное удушье.

Из крана потоком лился кипяток, обжигая кожу и делая ее ярко-розового, где-то даже алого цвета, но Дина не чувствовала пожара на своем теле. Вместо этого ее бил сильнейший озноб, сотрясая тоненькую и хрупкую фигуру девушки.

Вдоволь наплакавшись, она обессилено рухнула на кровать, закрывшись с головой толстым одеялом. Она ненавидела весь свет. Ненавидела себя, отца, Эмина, Руслана — даже он попал под раздачу ее чувств. Она надеялась, что завтра, когда в доме соберутся все мужчины, он не придет, оставив ей хотя бы маленькую возможность не видеть его. Хотя бы завтра. Хотя бы один день.

Подумать.

Принять.

И смириться.

…….

Утром дома было шумно. Мама бегала в поисках подходящего цвета ниток — подол ее платья потерял свою целостность, отец очень нервничал и много говорил по мобильному телефону, Дени доказывал, что то, что тут собирается проводиться — неправомерное действие. Но все было тщетно. Отец никого и слушать не хотел.

— Дина, пойдем, я тебе хочу показать кое-что, — мама поманила меня рукой и, приобняв за талию, проводила в свою спальню.

Она распахнула двери гардероба, и ее рука тут же оказалась где-то глубоко внутри, выискивая подходящий наряд. Через пару секунд передо мной на плечиках повисло роскошное кремовое платье с ажурной вышивкой и тонким коричневым пояском, завязывающимся на аккуратный бантик.

— Вот, — с гордостью произнесла она, — это тебе. Я о нем уже позаботилась: заранее отвезла в химчистку, отгладила и отпарила. Оно твое, Дина.

От неожиданности я расплакалась. Слезы никак не хотели останавливаться и буквально потоком лились из моих глаз, уже заливая воротничок домашней футболки.

— Почему ты мне его раньше не показывала? — сквозь слезы пробормотала я.

— Ты бы все равно отказалась даже взглянуть на него хоть одним глазком, не то, что уж мерить, — с видимой досадой сказала мама. — Я понимаю твое нежелание быть с этим человеком, но так распорядилась судьба.

— И мой отец, — добавила я.

— Давай не будем сейчас об этом снова говорить, Дина, — мама прикрыла на несколько секунд свои яркие, голубые, как и у меня, глаза. — Просто сделаем то, что должны. Примерь, тебе подойдет, — и она протянула мне крючок вешалки, на которой красовалось легкое и воздушное чудо.

— Откуда оно у тебя? — шмыгнув носом, спросила я.

— А ты как думаешь? — улыбнулась она. — Это мое платье. В нем я знакомилась с родителями твоего отца, когда он привез меня в свой дом. С тех пор я хранила его для тебя, зная, что когда-нибудь такой момент настанет и в твоей жизни, доченька.

Удивительно, но моя прыть куда-то тут же испарилась. Я покорно взяла праздничный наряд и, не стесняясь мамы, скинула с себя футболку и домашние шорты. Машинально натянула на себя то, что предложила мама — подошло, будто на меня сшили. Подошла к зеркалу взглянула на себя сквозь отражающее полотно. Молодая девушка, но такая несчастная — именно этот вывод я сделала для самой себя, но промолчала, заперев его как самую страшную тайну на семь больших замков в своем истерзанном сердце.

— Когда тебя попросят выйти, ты предстанешь перед семьей Назаровых в этом обличии, — мама гладила меня по спине, как бы утешая, и приговаривая: — Все будет хорошо… У тебя появится вторая мать. Дина, запомни — вторая! Делай все, чтобы ее не разочаровать! Ты должна показать себя с лучшей стороны. Если ты сделаешь неверный шаг, то его потом будет сложно исправить.