— Никогда больше не говори так. — На него нахлынул гнев. Проклятая Мери-Бет. То, что она на смертном одре взяла с них клятву, — ее последнее злодейство. Он постарался говорить очень-очень спокойно. — Ты замечательный, особенный человек, и мальчикам повезло, что ты у них есть. Ты ушла из монастыря, когда у Мери-Бет была ремиссия и все надеялись, что она еще поживет. Откуда ты могла знать, что случится рецидив и она скоро окажется в могиле?
— Я — сестра милосердия. Мне известно, как это бывает. Я, вероятно, по каким-то признакам поняла, что она должна умереть и мне нужно только запастись терпением. — Она вздрогнула и еще плотнее завернулась в куртку.
— Давай я отвезу тебя домой. Там тепло, там ты сможешь отдохнуть. Я беспокоюсь за тебя.
Келли взглянула на могилу и покачала головой:
— Я не могу пойти обратно в ее дом.
— Это твой дом — наш дом.
— Нет. Я жила в ее доме ее жизнью. Я так больше не могу. — Она посмотрела на него умоляющим взглядом.
Он должен как-то убедить ее, что ей не в чем себя винить. Она всего лишь жертва козней Мери-Бет, как и он сам.
— Почему ты решила уйти в монастырь?
— Что? Почему ты спрашиваешь?
— Я помню, что ты говорила мне об этой идее, когда мы только познакомились, но потом, когда мы сошлись поближе, ни словом больше не обмолвилась об этом. Почему ты это сделала?
— Хотела быть сестрой милосердия и служить Господу. Это мне казалось тогда естественным.
— Ты могла бы стать сестрой. Но почему ты вступила в орден? И почему сразу после венчания?
Ее голубые глаза смотрели отсутствующим взглядом, будто она перенеслась в те далекие годы. Он услышал слабый стон.
— Это было единственное место для меня — единственное, куда я могла убежать. Я не хотела никого, кроме тебя, а в монастыре я могла от всего отгородиться. Но разве ты не понимаешь? Когда Мери-Бет заболела, подсознательно я ждала, что она умрет, — я хотела использовать этот шанс.
Он схватил ее за плечи и сильно сжал.
— Нет, все не так. Перед смертью она взяла с нас клятву пожениться. Тебе никогда не приходило в голову, что она попыталась таким образом искупить то зло, которое нам причинила?
— Ты хочешь сказать... — Келли моргнула.
— Она прекрасно понимала, что натворила. И она хотела быть уверенной, что с мальчиками все будет хорошо. Она была эгоистичной и своенравной, но я ни в коем случае не ставлю под сомнение ее любовь к своим детям. Сводя нас вместе, она могла быть спокойна и за то, и за другое.
— Ты в самом деле так думаешь, Ник? — В первый раз в ее глазах зажглась надежда.
Он кивнул.
— Она стояла на пороге высшего суда, и я думаю, у нее был достаточно внушительный список прегрешений, чтобы задуматься, как она будет за них отвечать.
— Мне хочется верить, что она желала нам добра.
— Душенька моя, поверь в это. Верь во все хорошее. — Он взял в ладони ее лицо, страстно желая, чтобы Келли поверила его словам. — Поверь, я люблю тебя. Поверь, что для меня невыносима мысль о том, чтобы просыпаться по утрам, не находя тебя рядом. Я не могу представить себе, как мне жить, не видя твоей улыбки, не имея возможности обнять тебя. Я просто не могу без тебя жить. Ты самая честная, самая бескорыстная из всех, кого я когда-либо знал. Ты ушла из монастыря, потому что хотела другой жизни, потому что не могла продолжать жить во лжи.
Тревога исчезла из ее взгляда, и Келли чисто и нежно улыбнулась.
— Я никогда не думала об этом таким образом.
Он облегченно вздохнул.
— Она заболела не из-за тебя. Ты не властна над жизнью и смертью. — Он взял ее руку и поцеловал ладонь. — Но сделать меня счастливым в твоей власти. Ты мне нужна, Келли. Это судьба. Мы были предназначены друг для друга, и вот наконец-то мы вместе. Просто скажи, что идешь со мной домой. У меня не осталось больше слов.
— У тебя? Нет слов? Невероятно. — Она улыбнулась. — Хорошо, господин адвокат. Вердикт таков — идем домой. Я тоже тебя люблю.
Ник поцеловал ее, с трудом сдерживая свои чувства.
— Мери-Бет многое у нас отняла, но не это.
— Что ты бормочешь?
— Сейчас мне впервые кто-то сказал: «Я люблю тебя».
— Правда? — прошептала она.
Синие глаза блестели от стоявших в них слез.
— Но ожидание не было напрасным. — Он смахнул слезинку с ее щеки. — Прекрати. Никаких рыданий во время вынесения окончательного приговора. На всю жизнь вместе — без права досрочного освобождения.
— Аминь.
— К слову, я бы хотел, чтобы мы кое-что сделали. — Он задумчиво посмотрел на нее.
— Может, поделишься со мной? — спросила она.
— Я хочу, чтобы мы повторили свою брачную клятву перед священником.
— Зачем? — мягко спросила она.
— Потому что я не хочу оставлять тебе никаких лазеек.
— О, Ник... — Ее глаза подозрительно заблестели.
— Ты перестанешь реветь?
— Только когда ты прекратишь говорить мне нежности. А потом, беременным женщинам простительна сентиментальность — ты сам сказал.
Келли вспомнила их первое бракосочетание — перед судьей Смитом. Ее расстраивало то, что на ней не было белого платья, что не было цветов и фотографа. Удивительно, но мысль обо всей этой мишуре уже больше не волновала ее, как когда-то. Теперь у нее есть нечто действительно важное — мужчина, который ее любит, и его ребенок, растущий внутри ее.
— Что это ты притихла? Обдумываешь, как бы увильнуть? — Его лоб прорезала морщина. — Что скажешь? Ты в состоянии пройти через все это снова?
От избытка эмоций комок подкатил к ее горлу. Она кивнула:
— Да.
Ник встал и помог подняться ей. Келли сделала несколько шагов, но он остановил ее и взял на руки.
— Я смогу добраться до стоянки. Никогда не чувствовала себя лучше.
Он упрямо помотал головой.
— Я не хочу никакого риска.
Внутри у нее разлилось тепло. Может, это был ребенок, а может быть, любовь, переполнявшая ее. Келли обвила руками шею Ника и прижалась щекой к его плечу.
— Нам никак не удается эта сцена.
— Какая сцена?
— Сцена, когда ты переносишь меня через порог. В прошлый раз ты нес меня в пункт «Скорой помощи», а теперь вот с кладбища. Выбор оставляет желать лучшего.
— Да. Я намерен работать над этим весь остаток жизни, пока не сделаю все правильно.
— И я тоже.
Эпилог
Ник осторожно вел машину вдоль аллеи. Возле Мэринер-сёркл он повернул направо, изо всех сил стараясь смотреть на дорогу, а не на драгоценный груз. Келли сидела рядом, то и дело оглядываясь на крошечного младенца, надежно привязанного к сиденью позади нее. Когда они повернули на дорожку к дому, она поймала взгляд Ника и улыбнулась.
— Я знаю, это глупо, но все еще не могу поверить, что это не сон.
— Это не глупо. У меня такое же чувство. Но я думаю, что первый мокрый подгузник и двухчасовое кормление помогут нам спуститься на землю. — Он смотрел на свою жену и удивлялся, чем он заслужил это. Иногда ему не верилось, что Келли — его жена, и более того, что она его любит. Он никогда не думал, что можно быть таким счастливым.
Келли отстегнула ремень безопасности.
— Ты готов внести ее в военную зону?
— У тебя все нормально? — Он осмотрел ее с ног до головы — бледное лицо, рыжие волосы, стянутые на затылке в пучок, сияющие голубые глаза.
Она кивнула.
— Мне никогда еще не было так хорошо. Не волнуйся за меня.
— Не получается.
Последние два месяца ее беременности Ник был сам не свой. Потом роды. Когда все было позади, доктор уверил его, что роды прошли по-хрестоматийному гладко. Но наблюдать это было адской мукой.
— Я возьму Стефани. — Ник вышел из машины и подошел к задней дверце. Открыв ее, он потянулся за ребенком. Но, глядя на многочисленные ремни, лишь в растерянности пригладил рукой волосы. — Может быть, ты этим займешься?
Келли засмеялась и мягко прикрыла дверцу.
— Это не так сложно, как кажется. — Она легко отстегнула крепеж и вытащила дочку. — Хочешь понести ее?
Он кивнул. И она вручила ему Стефани Николь Де Корс. Он мог видеть только маленькую головку, покрытую клочками темных волос, и красное лицо. Если она хоть немного похожа на мать, то это был верный признак, что она уже готова расплакаться.