— Рейн?
— Ммм...
— Ты проснулась?
— Не уверена, — спустя мгновение ответила она. — Но думаю да, все такое красное.
— Красное?
— Да, красное, — повторила она. — Как парик клоуна. Он такой мягкий. Твои волосы мягкие. Я хочу прикоснуться к ним.
— Ты глупишь, — сказал я.
— Может быть, — ответила она. — Он все равно мягкий. Можно мне теперь немного воды?
— Пока нет, детка.
— У нас до сих пор ее нет?
— Сейчас нет.
— Ее не было слишком давно, не так ли?
— Тише, Рейн, — зарычал я в конце концов. — Твои вопросы сводят меня с ума.
— Я не хотела, — тихо сказала она.
— Дело не в тебе, — сказал я. — Я просто капризный мудак, помнишь?
Уголки ее сухих губ немного поднялись, а затем упали обратно. Я смотрел, как она высунула язычок, но не было влаги, чтобы остался след.
— Голова кружится, — сказала Рейн.
— Я знаю, — ответил я. — Оставайся на месте. И не двигайся много.
Я лег на спину, уставившись на темный навес плота. Как бы я не хотел думать об этом, мой гиперактивный ум решил, что у нее есть еще шесть часов, не более того. Я опять стал трястись и чесаться, и всерьез засомневался, что у меня хватит сил или контроля над мышцами, чтобы затащить себя обратно на плот в следующий раз, так что больше никакой рыбалки. Я не был далеко позади нее — полдня, возможно. Полдня лежать здесь с ее телом. Я не думаю, что был бы в состоянии просто выбросить ее за борт — нет, мы связаны с ней.
— Бастиан? — я услышал ее напрягающийся мягкий голос, пытающийся быть сильнее, чтобы достичь моих ушей. Я наклонился ближе и увидел, что ее впалые глаза глубоко смотрят в мои. — Бастиан, мне страшно.
Я перевернулся и обнял ее вокруг торса одной рукой, проскользнув под ее плечами другой, я придвинул ее ближе к себе. Я положил ее голову на свою грудь и обнял ее крошечное, изможденное тело.
— Не бойся, Рейн, — я закрыл глаза и притянул ее к себе. Мои глаза были плотно закрыты, а губы прижались к ее волосам. — Я с тобой.
Я чувствовал ее тело, лежавшее на мне, и старался прислушиваться к ее дыханию, чтобы убедиться, что оно было стабильным, так как она задремала. Я попытался сделать глубокий вдох, чувствуя, как темная бессознательность одолевает мои разум и тело.
— Я с тобой, — повторил я, гадая, верила ли она еще, что я смогу ее спасти.
*****
Головокружение, темнота, прохлада, пыль — я почувствовал боль, когда попытался пошевелиться, так что я остался лежать там, где и был. Даже для того, чтобы приоткрыть глаза, требовалось слишком много усилий. Моя спина и руки замерзли, но грудь и ноги слились с теплом другого тела. Я позволил какой-нибудь цыпочке остаться со мной, после того как ее трахнул? Это вне моего характера, мягко говоря. Я никогда не держал кто-то в моей постели. Мне это не нравилось.
Это чувство было другим. Мне оно нравилось. Как бы это ни было, она была теплой и мягкой, но очень маленькой, хрупкой в моих руках. Мне сразу же захотелось прижать ее к себе, чтобы окружить безопасностью — защитить ее от всего, что могло скрываться в темноте.
Должно быть, я уснул, потому что ничто из этого не имело смысла. Но я и не мог спать, потому что у меня никогда не было снов о тепле, удовольствии и женском теле, прижатом ко мне. Я видел сны о крови, смерти и боли.
Странный звук был в этом сне, если это был сон. Я не мог выдержать его. Это был постукивающий, шлепающий звук. Я открыл глаза, чтобы посмотреть, что это было, но они сразу же закрылись обратно, так и не успев сфокусироваться на окружающем. Было легче оставаться на месте и держаться за... это тело... эту женщина... за... Рейн. Это была Рейн. Вот кого я обнимал. Если бы я только смог выяснить, что это за чертов капающий шум, я смог бы вернуть немного здравомыслия. Воспоминания об одном из моих приемных родителей, взявшем меня в поход вместе с двумя другими мальчиками, крутились у меня в голове.
До лагеря мы добрались пешком, установили навес и затем провели следующие три дня, играя в карты, сидя на влажных спальных мешках. Мы даже выкопали траншею вокруг палатки, но это не помогло, и все затопило. Звук был раздражающим, и все закончилось тем, что я ударил одного из детей за то, что его грязные ноги побывали на моей подушке. Когда мы вернулись обратно в цивилизацию, я был отправлен обратно в приют.
Я повертел головой из стороны в сторону, наслаждаясь тем, как ее волосы щекочут меня под подбородком. Некоторые пряди застряли в моей бороде. Было хорошо, слишком. Я почувствовал свет и... ну... что-то вроде счастья, с которым я действительно не знал, как обращаться. Она чувствовалась прекрасно рядом со мной, и я хотел, чтобы она там и оставалась. Возможно, это была попытка выразить счастье, которая заставила меня осознать, что что-то тут было не так. Это мог быть тот постукивающий, шлепающий, капающий звук. Он, казалось, стал громче. Дыхание Рейн звучало не равномерно, и ее сердце билось ужасно быстро для спящего человека. Рейн нуждалась в чем-то — в чем-то важном. Мне необходимо было понять, что это за странный, напоминающий о лагере звук, и вспомнить в чем нуждается Рейн. Ее имя натолкнуло меня на простой ответ для этих двух вопросов.
— Дождь.
Я ударил руками по дну плота, а мой разум стремительно сфокусировался. Если система сбора работала нормально, то дождь должен собираться с верхней части плота. По идее мы уже должны иметь питьевую воду. Рейн была необходима вода. Она умрет, если не получит ее, но мышцы на моих руках стонали и сопротивлялись мне, отказываясь меня держать.
Я упал обратно вниз, пытаясь держать тело Рейн рядом с собой, так чтобы не раздавить ее. Мой организм слишком устал, и я лежал на полу, обнимая ее и чувствуя, как волны медленно поднимаются и падают под нами. Я уткнулся лбом в ее волосы и пытался нормально дышать. Находясь здесь, я чувствовал себя хорошо — гораздо лучше, чем пытаясь двигаться. Если я просто отдохну здесь некоторое время, я мог пойти и сделать... как бы там ни было, я должен был сделать... или сделаю... все, что угодно. Я сделаю это позже. Сейчас мне нужен покой.
— Вставай, черт возьми.
— Да пошел ты, Лэндон, — проворчал я. Мы здесь больше пяти часов. Я требую чертов перерыв.
Я услышал тихий щелчок его пистолета и медленно открыл глаза, чтобы увидеть, что он направлен мне между глаз.
— Отдыхай и ты умрешь, — сказал он. Его голос был холоден и равнодушен. Ты думаешь, они будут ждать, пока ты отдохнешь для честной борьбы? Если ты не в курсе этого, только скажи мне слово, и я с тобой закончу прямо сейчас. Я не собираюсь тратить свое время на чертового придурка, которому необходим долбаный сон.
Я вновь оттолкнулся от дна плота, немного поежившись, когда голова Рейн свалилась с моей руки на пол. Мой желудок накренился, и в голове зашумело. Мне пришлось силой открыть глаза и посмотреть вниз на ноги, чтобы заставить мышцы двигаться. Я был не так уж далеко от контейнеров для сбора воды, первый был уже почти полон. Сквозь пелену боли в голове и дрожащие мышцы на руках и ногах, я поменял клапан, чтобы вода бежала во второй контейнер, и вытащил почти полный пакет.
«В случае потери давления в кабине, пожалуйста, наденьте на себя кислородную маску, прежде чем прийти на помощь детям или другим пассажирам».
Другими словами, сначала помоги себе, даже если ты действительно этого не хочешь. Ты никому не сможешь помочь, если ты мертв. У меня должно было быть достаточно сил, чтобы помочь Рейн попить, или ни один из нас не сможет этого сделать.
Самое сложное в экстремальной жажде — убедить себя, что небольшое количество воды лучше, чем обилие. Твое тело не верит тебе, невзирая на логические умозаключения твоего мозга. Я медленно сел, подобрал ноги и зажал в трясущихся руках кружку. Медленно налил воды и сделал глоток.
В моем горле было достаточно сухо, так что я не думаю, что вода достигла желудка. Глотать было больно. Я снова отхлебнул, прополоскал рот и проглотил, потом облизал губы. Выпив полкружки, я некоторое время сидел неподвижно. Не знаю точно, как долго это было — мои «водонепроницаемые» часы перестали работать после второй рыбной экспедиции, — но я попытался выждать, по крайней мере, пятнадцать минут, прежде чем выпить оставшуюся воду и налить вторую кружку Рейн.