Но в голове билась мысль, что я покинула брата в самый тяжёлый момент. Будь я рядом, он бы был жив. Я бы не дала причинить ему боль никому. Лучше бы умерла сама. Но он был бы жив.
И вновь в мыслях всплыл его образ: улыбка, карие глаза, в которых столько счастья и любви, желания жить! Его смех сейчас вызвал боль, заставляя сгибаться, словно меня со всего размаха ударили в живот. Мелькающие картинки наших общих моментов счастья так и мелькали в голове, проносясь ярким калейдоскопом.
А я продолжала винить себя.
Чем дальше заходили мои предположения о том, как могла бы сложиться судьба брата, откажись я от своего побега, тем сильнее становилась боль. Тем сильнее становилась моя ненависть на саму себя.
В неком приступе беспамятства, нахлынувших чувств, пыталась разгромить палату. Точнее сказать, пыталась причинить себе боль, но всё, что попадалось под руку, никак не могло мне навредить. Кое-кто хорошо постарался, оградив меня от самой себя. И от невозможности сделать с собой что-то, пыталась разрушить мир вокруг. Я и так жила в руинах, и хуже точно не станет.
А потом были чужие крики, кто-то лез под руку, пытаясь остановить. В какой-то момент стало на всё плевать, и я рухнула на пол, смотря в потолок безжизненным взглядом. И опять темнота накрыла неожиданно. На некоторое время мои мучения прекратились, и хуже всего — я не желала, чтобы боль покидала меня хотя бы на секунду.
***
Запах полевых цветов туманил сознание, тёплый ветер мягко скользил по коже, и перед глазами поле, с синими невысокими цветами, а за ним кристально чисто озеро.
Здесь всё было пропитано негой и спокойствием. Природа вдыхала в меня жизнь, укутывала своей свободой.
Слишком нереально.
Слишком.
Сквозь дурман счастья в мозг проскользнула мысль, что это сон, и место я прекрасно знаю. Оно — место, куда я сбегала от проблем, но не одна, а с Робертом.
«Роб!»
Резко развернувшись, побежала в лес.
«Если это сон, то…»
Мысль додумать не успела, останавливаясь напротив мощного белого Ланд Крузера. Ноги словно в землю вросли, и дыхание перехватило. А потом, из-за машины вышел брат…
Он улыбался, крутил в руках бутылку с моим любимым вишнёвым соком, а при виде меня остановился и удивлённо посмотрел.
Всего пару метров, чтобы коснуться его, вдохнуть столь любимый запах, почувствовать его объятия… Но…
Я стояла на месте, с неверием и болью смотря в любимые карие глаза. И пусть только так, во сне, но я могу быть рядом с ним, могу его не отпускать.
Секунда, а я уже прижимаюсь к нему, чувствую слёзы на щеках, с какой-то дикостью цепляюсь ему за ворот куртки, боясь, что вот сейчас всё растает и я очнусь.
Нет. Нельзя! Не хочу!
Спустя время, брат обнимает меня в ответ, прижимая ещё сильнее к себе, второй рукой гладит по голове, словно хочет успокоить. А я реву уже в голос, не в силах сдерживаться.
— Эй, Лина! — ласково зовёт он меня, пытаясь заглянуть в лицо.
Я ещё сильнее обнимаю его, утыкаюсь лицом в мускулистую грудь и вдыхаю запах древесины и моря. Его запах. Кажется, схожу с ума. Ведь не бывает во сне всё настолько ясно и через чур осязаемо.
— Я рядом, сестрёнка. Слышишь? Рядом. И этот факт ничто не изменит, — уверенно говорит он, продолжая улыбаться.
Отстраняюсь. Смотрю с грустью в любимое лицо, и не могу поверить, что это ЕГО слова.
— Роб, я не смогу жить, если с тобой что-то случится, — шепчу слова, которые уже давно стали нашей клятвой друг другу.
И вот, брат откликается. Улыбка слетает с его лица, уступая место отчаянию и лёгкой грусти. Теперь это и правда сон. Роберт знает, что он мёртв. Знает.
— Уже случилось, милая, — как приговор озвучивает он. — И я хочу, чтобы ты продолжала жить. Ради меня. Ради себя.
— Что? — тихо переспрашиваю. — Брат, если бы я не уехала, ты был бы жив. Слышишь?! Я виновата! Я!
— Ты ни в чём не виновата, милая, — наклоняется он чуть ниже, беря моё лицо в свои ладони и смотря точно в глаза. — От судьбы не убежишь, не скроешься. Ты должна понимать это, как никто другой.
— Роберт, я…
— Тшшш, — ласково шепчет он, вынуждая меня помолчать. — Ты не должна себя винить, понимаешь? Ты избрала верный путь, решив уйти из нашего мира. Но, мы все знали, что от этой жизни не уйти, стоит лишь переступить порог. Вспомни, сколько раз я сам пытался отправить тебя обратно в Лондон, сколько раз просил не калечить свою жизнь, и не лезть во все эти разборки.
Да, он был прав. Столько тщетных попыток вернуть меня к родителям, и каждый раз моё твёрдое «Не вернусь!».
— Я не смогу жить без тебя. Мне так больно, — прошептала, вновь начав плакать. — Не могу. И не хочу.
Роберт просто прижал меня к себе вновь, успокаивая, словно маленького ребёнка.
Не знаю, сколько мы простояли так, не обмениваясь словами. Наслаждалась этим моментом, и не желала его прерывать. Главное — с ним! Остальное не важно.
— Лина, милая моя, — начал вновь брат. — Обещаю, никогда тебя не оставлю и всегда буду рядом. Не физически, сама понимаешь, но в твоём сердце и в мыслях — всегда. Я стану твоим Ангелом-хранителем, и буду оберегать тебя всю жизнь. Обещаю! Но ты должна пообещать мне, что будешь жить и обязательно станешь счастливой.
Сглотнув слёзы, заглянула в карие глаза и хлопнула ресницами.
Слова Роберта вселяли надежду и давали тепло.
Странно, я уже решила, что мне без него не жить и умру, едва открыв глаза в реальности. Не знаю как, но иного выхода не видела. У меня никого не осталось больше. Родители никогда меня не примут, а, если и примут, то придётся жить по их правилам. Нет! Это точно в мои планы не входило. У Клэр есть своя жизнь, и быть со мной постоянно она не сможет. Так что… Да. У меня больше никого не было.
Но слова брата вселяли надежду, что я смогу жить, и буду чувствовать его рядом.
— Обещаю! — уверенно выдохнула.
Роберт тут же улыбнулся тепло, погладив по спине.
— Я не брошу, не дам тебя обидеть. Вот увидишь, твоя жизнь будет счастливой.
— Наша. Я буду жить за двоих.
Брат только улыбнулся, и сделал шаг назад, не отпуская моих рук.
— Я люблю тебя, и этот факт ничто и никто не изменит, милая.
— Роб, прошу…
По щеке покатилась одинокая слеза, а в горле ком встал.
Брат отдалялся от меня, продолжая тепло улыбаться.
И вот, наши пальцы разъединяются, а я делаю шаг вперёд, в желании вернуть тепло в свои руки.
Я дала ему обещание, и поверила в его слова, но всё равно не могла понять, как мне теперь жить без него. Для всего нужно время. Взять и изменить ход собственных мыслей и желаний невозможно лишь по щелчку пальцев.
3 глава
Смерть других людей — это зеркало, в котором отражается наша собственная уязвимость.
(с) Батист Болье
Распахнув глаза, выдохнув весь воздух из лёгких, уставилась в белоснежный потолок.
Сон оборвался резко, выталкивая меня в реальность. Стало тошно. Больно. Одиноко.
В руки опять воткнуты иглы, и успокоительные вливаются в тело, словно я какая-то сумасшедшая. Но отчасти это правда. После смерти самого родного человека, волей не волей, а ум затуманивается, и цель, которая была так желанна всю жизнь, теряет свою значимость. Так или иначе мы все глупые мошки, без права выбирать: кто останется в нашей жизни, а кто уйдёт.
Пошевелила рукой, и вновь левую ладонь обожгло непривычным теплом.
Не весело хмыкнула, заметив наконец Аристарха у кровати, сжимающего мою руку. Уже не первый раз так. Наверное, боится, что сбегу, или ещё что сделаю. Да и после моих слов он вряд ли мне доверяет, но сейчас…
Резкое желание пронзило всё тело, сон вновь ворвался в сознание, переворачивая там всё вверх тормашками, особенно обещание брату…
Возможно я и правда должна была жить, хотя это понятие весьма пространственное. Скорее, буду существовать, и не более того. Но зато у меня появится относительная свобода, и плюс, думаю, пока буду жить местью, мне удастся заглушить боль, а потом время затянет рану в груди.
— Всё хорошо, — спокойно сказала, смотря на Ариса.
Тот выглядел уставим и напряжённым. Под глазами залегли синяки, щетине на щеках уже точно несколько дней, волосы в беспорядке, галстука нет, пуговицы верхние расстёгнуты, пиджак валяется на диване у стены. И пусть я часто видела мужчину в таком состоянии, но всё равно непривычно сейчас было. Но времена не самые радостные для нас, вновь охота объявлена, и думаю, Сокол вместе с Германом не особо заботятся о своём внешнем виде и здоровье.