— Не знаю… Видимо, нервы.
— Капитан, — произнес Билл Тэннер, услышав слова Брента, — мы с сержантом знаем, как несут боевое охранение.
— В этом-то я как раз не сомневаюсь, — проговорил задумчиво Макклейн. Он еще раз покачал головой и положил руку на плечо возлюбленной. — Ну что, Кендалл, пошли есть?
— Конечно, — воскликнула она с горящими глазами. Ее тревожило поведение Брента, и она успокоилась, лишь когда он вместе со всеми сел за круглый стол посреди огромной кухни деревенского дома. Кендалл предложила помочь хозяйке, но та отказалась от помощи. Когда в кухню на огромных блюдах были внесены дымящиеся окорока, Кендалл успокоилась окончательно, видя, что Брент больше не проявляет настороженности. Похвалы хозяйке сыпались со всех сторон. Кендалл была уверена, что такой вкусной еды она не ела никогда в жизни. Ханна принимала участие в общем разговоре, жалуясь на тяготы войны.
— У меня раньше было с десяток рабочих рук, которые надо было кормить, но потом все они ушли в армию, и я осталась одна. Приходили то янки, то повстанцы. Все вытаптывали мне поля — и те, и другие. Я чуть с ума не сошла. Вояки ограбили меня дочиста. Сначала прошли эти южные генералы — Кирби Смит и Брэкстон Брэгг, отобрали все для нужд своих солдат. Теперь снова вернулись федералы… — Она вдруг осеклась. — Господи, да как же я могла забыть? Я же испекла для вас черничный пирог.
Кендалл не смогла притронуться к пирогу. За время плена желудок ее съежился и не смог принять столько пищи сразу. Не желая обидеть хозяйку, Кендалл отрезала себе тонкий ломтик и сбросила его на тарелку сидевшего рядом сержанта, подмигнув ему. Тот подмигнул в ответ и с удовольствием отправил лакомство в рот.
Скрипнул отодвигаемый стул, и Кендалл увидела, что Брент встал из-за стола. Макклейн обошел вокруг стола и что-то шепнул на ухо Ханне Хант. Та рассмеялась, достала что-то из комода и дала Бренту. Спустя мгновение он стоял уже за спиной Кендалл. Она с любопытством подняла голову. Напряжение, искажавшее лицо Брента, совершенно исчезло, губы слегка изогнулись в лукавой усмешке, в глазах появилась жаркая поволока.
Он наклонился к Кендалл.
— Пойдем прогуляемся, — шепнул он ей на ухо. Он помог отодвинуть стул, и Кендалл встала, теряясь в догадках: что он еще задумал? Брент вежливо извинился перед
гостями и взял Кендалл за руку.
— Хадсон и Лоуэлл сейчас придут, — пообещал Брент, проходя мимо Маршалла и Тэннера.
— У нас все в полном ажуре, капитан, — отозвался Билл Тэннер. — Эта милая мисс Хант принесла нам по куску пирога.
— Ну да, — вдруг расхохотался Джо Маршалл, — и Тэннер тут же их сожрал. Мне даже крошки не оставил.
— Ты же сам сказал, что не хочешь до порядочного куска окорока портить себе аппетит! — запротестовал Билл.
Кендалл веселилась от души. Оба парня, моложе ее на два года, за время войны стали настоящими солдатами. Как приятно было слушать их забавную перебранку после всего пережитого.
— Куда это вы направились, капитан? — поинтересовался Тэннер.
— Хотим немного прогуляться, растрясти жирок, — ответил Брент.
— А куда мы идем на самом деле? — спросила Кендалл, когда они с Брентом миновали поле и углубились в сосновую рощу. Он нежно посмотрел ей в глаза и тихонько сжал руку:
— Мы идем любоваться заходом солнца.
С этими словами они приблизились к ручью, который мелодично журчал, освещенный золотистыми лучами закатного солнца. Вокруг царила прохлада. Над ручьем, словно часовые, высились стройные Сосны, вода переливалась тысячью ярких бликов.
— О, Брент, какая здесь красота! — воскликнула Кендалл. Она высвободила руку и бросилась к ручью. Дрожа от радостного волнения, зачерпнула воды и с наслаждением ополоснула лицо.
— Угу, — согласно пробормотал Брент, — я так и думал, что здесь будет очень красиво.
Кендалл уловила ласковую хрипотцу в тембре его голоса и недоуменно обернулась. Лицо Брента снова было непроницаемо, изменился только взгляд. Потемневшими глазами он пристально следил за каждым движением Кендалл. В его взоре таились давно забытые намеки. Наконец он заговорщически улыбнулся, подошел к Кендалл и, присев рядом с ней, достал из кармана какой-то предмет. Он протянул руку и разжал пальцы. На ладони лежал кусок настоящего мыла.
— Как насчет вечерней ванны, любовь моя? — Она нерешительно посмотрела на мыло, потом взглянула в глаза Брента, испытывая нелепый, невесть откуда взявшийся страх перед его предложением.
— Сейчас очень холодно, Брент, мы подхватим воспаление легких.
— Нет, не холодно, а только прохладно, но не волнуйся, я тебя согрею.
Кендалл снова посмотрела на кусок мыла, казавшийся таким маленьким и легким на громадной ладони Брента.
— Кендалл, — он нежно приподнял ей подбородок и заглянул любимой в глаза, — я хотел дать тебе время прийти в себя и поправиться после пережитого, привыкнуть ко мне, снова научиться доверять мне. Но… будь милостива, дорогая. Я схожу с ума, когда сплю рядом с тобой.
— Я… я боюсь, — прошептала она в ответ.
— Меня?
— Нет, не тебя, а за тебя.
— За меня? — В подернутых поволокой глазах Брента мелькнуло удивление и недоумение. Он сел поближе к Кендалл и привлек ее к себе. — Объясни мне, что ты хочешь этим сказать, моя радость.
Голос его был сама нежность, когда он ласково провел рукой по волосам Кендалл и погладил ее плечи.
— Ты… всегда такой сильный, Брент, — сказала она. — Тебя ничто не берет. Мы сейчас голодаем, а ты от этого, кажется, становишься только сильнее. О, Брент…
— Кендалл, — он не дал ей договорить, приподнял и усадил лицом к воде. Левая рука тихонько поглаживала, спину Кендалл, расстегивая крючки и застежки на платье. Она попыталась оттолкнуть его, но Брент легонько отвел ее руки. — Я просто зарос давно нечесанной бородой, и поэтому не видно, как я исхудал. Мы оба с тобой сейчас не слишком годимся для появления в порядочном обществе.
— Брент, прошу тебя, не надо. Я…
— Ты прекрасна.
— Нет. Мне сейчас можно пересчитать все ребра.
— Я просто умираю от желания это сделать. — Голос Брента стал тихим и хриплым, усы ласково касались нежных ушей Кендалл, а руки все сильнее обнимали ее, прижимая к его сильному, зовущему телу.
— Кендалл, у меня внутри все горит. Я так хочу тебя, что не могу ни о чем другом думать. Иногда я забываю, зачем и куда иду, потому что вспоминаю, как было прекрасно, когда ко мне прижималось твое обнаженное тело, как я целовал твои груди, как ты извивалась. Любовь моя — это боль, мука, лихорадка. Ты когда-нибудь испытывала что-нибудь подобное? Влечение… жар… любовный голод…
Кендалл нервно облизнула внезапно пересохшие губы — ее начал бить озноб. Да, о да, сейчас, воспламененная его ласковыми прикосновениями, она действительно начала испытывать трепетное, неуемное желание близости с ним. Но она все еще боялась — боялась неудачи, что не сможет дать ему того, чего он так страстно ждет, боялась, что потеряла способность гореть в пламени любви…
— Брент, иногда мне кажется, что я могу вспомнить только плачущих в бараке пленников Кэмп-Дугласа. Меня преследуют воспоминания о горе, несчастьях и бесконечной грязи; Я не помню теперь ничего прекрасного, что было в моей жизни…
— Я помогу тебе вспомнить, — сказал Брент. Слова его прозвучали нежно и уверенно. Он встал и помог Кендалл подняться. Повернув ее спиной к себе, он расстегнул крючки на платье и снял его с ее тонких плеч. Легкая ткань с Шелестом скользнула к ногам.
Кендалл стояла, боясь пошевелиться и не решаясь обернуться, слыша, как позади нее сбрасывает с себя одежду Брент. Она едва не задохнулась, когда он, подойдя сзади, крепко обнял ее за талию. Он присел и снял с нее туфли, потом поношенные панталоны. Положив голову на плечо Бренту, она задрожала всем телом, когда он поднял ее на руки и понес к ручью.
— Я замерзну! — протестующе воскликнула она.
— Не замерзнешь, солнце за день прогрело воду.
Он опустил Кендалл в воду. Солнце посылало на землю прощальные лучи, от которых серые глаза Брента становились еще ярче. Вода была холодной, но от прикосновений Брента кожа Кендалл начала гореть жарким огнем. В воздухе разлился острый, едкий запах щелочного мыла, но когда Брент начал мыть ее, ощущение чистоты было столь же восхитительным, как и ласки его мозолистых ладоней. Она не могла оторвать взгляд от глаз возлюбленного. Закатное солнце отражалось в воде сотнями маленьких сверкающих бликов, а Кендалл все смотрела и смотрела в горящие, как угли, глаза Брента.