Через две недели детектив Райт вместе с Питом Марголисом, который еще не вполне оправился от ранений, встретился с Марией и признал, что Колин был прав. Среди обломков сгоревшего сарая нашли останки Аткинсона. Баллистическая экспертиза в конце концов подтвердила, что пуля, найденная в голове Аткинсона, была выпущена из пистолета, который принадлежал Лестеру. После пожара не удалось точно установить, когда Аткинсон погиб, хотя следователи полагали, что это случилось примерно в то время, когда молодой человек исчез. Они доказали, что труп хранился в огромном пустом холодильнике, в гараже доктора Мэннинга в Шарлотте – на стенке холодильника обнаружилась примерзшая прядь волос. При аресте банковских счетов Мэннинга оказалось, что он часто снимал наличные. Суммы совпали с теми, что переводились на имя Аткинсона для оплаты по счетам, а также расходовались на аренду бунгало в Шарлотте.
В машине Аткинсона нашли отпечатки пальцев Лестера, и следователи надеялись, что Лестер однажды разрешит все спорные моменты. Но этому не суждено было сбыться. Проведя три дня в изоляторе под непрерывным наблюдением, Лестер подвергся врачебному осмотру; психиатр решил, что его можно перевести обратно в камеру, но при этом регулярно проверять. В тот же день Лестер встретился со своим адвокатом, который сообщил, что молодой человек, хотя и напичканный лекарствами и потрясенный смертью отца, кажется, вполне адекватен. Лестер согласился побеседовать с детективами в присутствии адвоката. Потом он вернулся в камеру и охотно пообедал. Судя по видеозаписям, охрана заглядывала к нему каждые пятнадцать-двадцать минут, но тем не менее Лестер повесился на связанных полосках порванной простыни. Спасти его не удалось.
Иногда Мария задумывалась, был ли Лестер сообщником или просто очередной жертвой доктора Мэннинга. Или был тем и другим одновременно. Пит Марголис, выйдя из комы, не смог толком объяснить, что произошло. Доктор Мэннинг окликнул его и предложил зайти в дом, но Марголис только потом увидел ствол пистолета, высунувшийся из приоткрытой двери кладовки. Единственное, что Мария знала наверняка, – так это что Лестер и доктор Мэннинг умерли и больше не смогут ее преследовать. Но, даже несмотря на страдания, которые они принесли ей и Серене, девушке порой становилось жаль семью Мэннингов. Маленький сын погиб в автокатастрофе, старшая сестра убита, мать долго боролась с депрессией и наконец покончила с собой… Мария гадала, что стало бы с ней, если бы она пережила такие несчастья. Если бы Серена погибла в тот вечер в сарае…
Она окинула взглядом толпу, собравшуюся на лужайке, и почувствовала себя счастливой. Родители хоть и оберегали дочь с большим рвением, но старались этим не докучать, работа с Джилл приносила огромное удовлетворение, и часть выходного пособия Мария истратила на то, чтобы обставить квартиру и обновить гардероб. И осталось еще достаточно, чтобы отложить на черный день. Наконец в один из выходных Мария забрела в магазин и влюбилась в безумно дорогой объектив. Вода становилась все теплее, и залив звал…
Свадьба была шикарная, но ничего другого Мария и не ожидала – Лили сама взялась за организацию. Она знала, что Уилмингтон навсегда останется ее домом, но у Чарльстона, несомненно, были свои прелести. Лили потрясающе выглядела в свадебном платье из легкого атласа с тонким кружевом и мелким морским жемчугом. Эван не сводил с невесты мечтательного взгляда, пока они стояли у алтаря в церкви Святого Михаила – старейшей церкви Чарльстона, излюбленном месте венчания аристократических семейств. Так решила Лили, сказав: «Я просто не представляю, что буду венчаться где-то еще».
В тот ужасный вечер Лили, как ни странно, вышла из переделки без единой царапины. Эвану повезло меньше. Он получил ожоги второй степени и сломал ногу. Почти два месяца Эван провел в гипсе и только недавно начал ходить без костыля, отчасти благодаря усиленным тренировкам. Конечно, по меркам Колина, тренировки были не особо серьезные, но Марии Эван по секрету сказал, что старательно качает руки. Он надеялся, что Лили оценит его усилия во время медового месяца.
Обоим, несомненно, помогли ангелы-хранители. Мария убедилась в этом, когда увидела, как Лили и Эван выбрались из горящей машины. Хотя некоторых, наверное, такие заявления рассмешили бы, Мария стояла на своем.
Это она знала точно.
Свадебный прием был в полном разгаре, и торжественная чинность наконец сменилась бурной радостью. Лили хотела, чтобы праздничный вечер состоялся в просторном родительском доме, на берегу река Эшли, и, насколько Мария могла судить, денег не пожалели. Великолепный белый шатер освещали затейливо развешанные фонарики, а гости танцевали на паркете, под аккомпанемент оркестра из десяти человек. Еду заказали в одном из лучших ресторанов города, весенние цветочные композиции представляли собой произведения искусства. Мария знала, что у нее никогда не будет такой свадьбы – она предпочитала другой стиль. Впрочем, она обрадовалась бы всему, лишь бы были друзья и родные, ну, и пиньята для детей.
В ближайшем будущем она не собиралась замуж. Это они с Колином еще не обсуждали, и Мария не хотела первая заводить об этом разговор. Колин ничуть не изменился, а значит, сказал бы, что думает на этот счет, не кривя душой, а Мария сомневалась, что готова это услышать. Она бы, наверное, намекнула ему при удобном случае, но нервничала даже при одной мысли об этом.
Колин совсем недавно вернулся к тренировкам, хотя порой они доставляли ему сплошные разочарования: он не мог делать всё то, что раньше, в том числе готовиться к соревнованиям. Врачи настаивали, чтобы он избегал серьезных нагрузок еще как минимум полгода. Пуля пробила мышцы плеча, ослабив их. Колин уже перенес одну операцию, и следующая предстояла через пару месяцев. Впрочем, больше всего врачей беспокоила трещина в черепе. Колин провел четыре дня в отделении интенсивной терапии, рядом с Питом Марголисом.
Именно Марголис первым заговорил с Колином, когда тот пришел в себя.
– Говорят, ты меня спас, – сказал Марголис. – Но это ничего не меняет в нашем договоре. Я по-прежнему буду за тобой наблюдать.
– О’кей, – хрипло выдавил Колин.
– Еще говорят, что доктор Мэннинг чуть не прикончил тебя. Не окажись там Эвана, ты бы не выжил.
– О’кей, – повторил Колин.
– Моя жена сказала, ты приходил навестить меня. И вел себя очень прилично. И Ларри Райт, кажется, считает, что ты не дурак.
У Колина пересохло в горле, но он все же что-то промычал в ответ.
Марголис покачал головой и вздохнул:
– Окажи мне услугу и не впутывайся больше в неприятности. И еще кое-что… – Он наконец улыбнулся: – Спасибо.
С тех пор Марголис больше ни разу не заходил проведать Колина.
Мария почувствовала, что Колин рядом. Он обнял ее одной рукой, и девушка прижалась к нему.
– Вот ты где, – сказал он. – Я тебя искал.
– Здесь, у воды, очень красиво, – произнесла Мария, повернулась и обняла Колина.
– Мария, – прошептал Колин, уткнувшись ей в волосы, – ты можешь кое-что сделать для меня?
Она отстранилась и вопросительно взглянула на него, и он продолжил:
– Я бы хотел познакомить тебя с моими родителями.
От удивления у Марии округлились глаза.
– Они здесь? Почему ты раньше не сказал?
– Сначала я решил поговорить с ними сам. Понять, какие у нас отношения.
– И какие же?
– Я рассказал им про тебя. Они пожелали с тобой познакомиться, но я предупредил, что сначала должен посоветоваться с тобой.
– Конечно, я согласна! С какой стати мне быть против?
– Ну, я не знал, что сказать. Я раньше никогда не знакомил их со своей девушкой.
– Никогда? Ничего себе. Чувствую себя особенной.
– Ты и есть особенная.
– Ну так пойдем к твоим родителям. Раз уж я такая необыкновенная и ты с ума по мне сходишь. Ты, наверное, даже думаешь, что я та самая, единственная.
Колин улыбнулся, не сводя с Марии глаз.
– О’кей.