Агата Озолс - Я досчитаю до пятидесяти…

- Станислава, - донеслось до меня, - вам нужна операция.

- Виктор, - услышала злой голос Пашки, - нельзя затягивать, ты же видишь, она не в себе.

- Нужно получить согласие, ее или ближайших родственников.

- Нет у нее родственников в России.

- Муж?

- Они в разводе. Увози ее на операцию по показаниям , у нее угроза жизни.

- Хорошо.

Меня снова куда-то повезли. Я плохо понимала, что происходит. В голове билась только одна мысль: я потеряла ребёнка. Дальше - темнота.

Сознание возвращалось ко мне медленно, урывками. Казалось, что я катаюсь на американских горках, взлетая все выше и выше, а потом стремительно падаю вниз. Страшно не было, я знала, что внизу меня ждёт Глеб, а значит со мной ничего не случится.

Наконец этот странный аттракцион прекратился, и меня выбросило в реальность больничной палаты. Голова продолжала кружиться и очень хотелось пить.

- Как вы?

Чуть повернув голову в сторону, увидела милую девушку в сестринской форме. Хотела ответить, но в горле пересохло. Пришлось кивнуть. Девушка поднесла мне поильник. Давно я не пила такой вкусной воды.

- Вам сейчас много нельзя, - сказала она, забирая у меня воду, - может вырвать. Я позову врача.

Ко мне в палату вошли уже знакомый врач и Павел.

- Доброе утро, Станислава, - начал врач, - меня зовут Суслов Виктор Петрович. Я ваш лечащий врач.

Вчера мне пришлось вас экстренно прооперировать.

- Как прошла операция? - поинтересовалась сухими губами.

- В ходе операции возникли осложения. Но мы с ними справились.

- Я могу узнать какие?

- Как ты себя чувствуешь? - вмешался Пашка.

- Пить хочу, - ответила честно.- Что за осложения?

- Станислава, - Виктор Петрович зачем-то взял меня за руку, - вы обратились за медицинской помощью слишком поздно. Мы делали все возможное, но к сожалению...

- Пожалуйста, говорите короче и конкретнее, - перебила я, освобождая руку.

Не люблю, когда меня трогают посторонние.

- Мне пришлось удачить вам матку. Это означает..

- Что детей у меня не будет никогда, - выговорила немеющими губами.

- Стася, - влез Палев, - ты только не волнуйся.

Отмахнулась от него. Что он тут вообще делает? И почему до сих пор не пришел Глеб? Если бы он был здесь, держилал бы меня за руку, и мне было бы легче. Мы бы пережили это горе вместе. Он бы сказал: "Мы что-нибудь придумаем". И придумал бы, обязательно. Как же это может быть, что бы у нас не было детей? У нас?! А почему у нас? У Глеба была другая женщина. Может, и сейчас есть. А мне удалили матку, и детей у меня уже не будет никогда. У меня! А у Глеба их может быть сколько угодно. Значит, хорошо, что его нет. Что бы я ему сказала? Что я не смогла выносить нашего малыша? Что даже не поняла, когда он умер?!  Что я нижтожкая слабачка, которая нуждается в постоянной опеке? Сколько женщин на этой планете смогли родить, а я не смогла! И зачем Глебу неполноценная жена? Когда мир полон нормальных и здоровых!

Посмотрела на врача, на Пашку. Оба не сводили с меня напряженных взглядов. Ждут, когда у меня начнется истерика. Конечно, такая никчемность, как я, обязательно должна сейчас устроить истерику.

На минуту прикрыла глаза. Перед глазами пронеслись наше с Глебом знакокство, стремительное замужество, счастливая семейная жизнь. Подумалось, что ребенок был тем самым единственным шансом все наладить. А теперь его нет. Ни ребенка, ни шанса.

- Вот все и закончилось.

Потом поняла, что сказала это вслух.

- Виктор Петрович, спасибо вам. Я все поняла. Я сейчас хотела бы побыть одна.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Суслов кивнул и направился к двери.

- Стася, - подал голос Павел, - может будет лучше, если я побуду рядом?

- Спасибо, Паш, но не нужно.

Потом попросила врача:

- Пожалуйста, дайте распоряжение никого ко мне не впускать. Я не хочу никого видеть.

- Конечно, - Суслов кивнул. - Вы отдыхайте, я попозже зайду.

Пашка тоже кивнул и вышел.

Дрочил, как пубертатный пацан.

Эта фраза продолжала звучать у меня в голове после того, как Самойлов ушел. Фраза, вполне в духе Глеба. Он всегда выбирал такие образные выражения на грани приличия. Невольно представила, как он этим занимался. И вспыхнула от осознания того, чем я занималась примерно в тоже время. А ехидный голос в моей голове заметил: чем мастурбировать поодиночке, могли бы заняться сексом вместе.

Да, наверное, могли. Но Самойлов совершенно не тот мужчина, с которым можно затевать необременительные сексуальные отношения. По крайней мере, мне. Вряд ли у нас с ним получится встречаться пару раз в неделю, трахаться и расходиться по своим делам. И дружбы, как с Максом, у нас не получится. И если я сейчас поддамся всколыхнувшимся чувствам, то влипну в сложные и тяжелые отношения с бывшим мужем. Но дело даже не в этом. Дело в том, что с Самойловым я опять стану слабой и зависимой, и комплекс бездетности снова расцветет во мне буйным цветом.

Сколько сил и времени мне понадобилось, что бы собрать из разбитой, раздавленной бывшей жены Глеба Самойлова успешную, уверенную в себе Станиславу Воронцову. Неужели я готова рискнуть потерять себя ради отношений с бывшим мужем? Странных отношений с неясными перспективами.

Весь день после операции я пролежала в палате. Периодически заходили и медсестра, и врач. Интересовались моим самочувствием, предлагали поесть. Все, как и положено в дорогой престижной клинике.

А я лежала. Отвечала на вопросы. Улыбалась незнакомым людям. Они ведь не виноваты в том, что со мной случилось. Иногда хотелось, чтобы появился Глеб. В такие моменты начисто забывала, и что мы развелись, и что послужило причиной развода. Глеб опять становился самым близким и родным, я ощущала в нем физическую потребность. Потом, словно в моей голове щелкал переключатель, я вспоминала события прошедших месяцев и тогда начинала ненавидеть Глеба и себя. Даже не знаю, кого больше. Пожалуй, что себя. Я ведь сама с ним развелась, улетела на другой конец света и поставила жирную точку в наших отношениях. Я осталась одна и должна была сама за себя отвечать. Заботится о себе и своем ребенке. Вместо того чтобы вернуться в Москву и, как все нормальные беременные, ходить по врачам, осталась на Борнео, наслаждаясь покоем джунглей. Я просто откладывала встречу с бывшим мужем, а в итоге потеряла ребенка. Все, что я имею, я натворила сама.

В таких раздумьях пролежала сутки. На следующий день Суслов осмотрел меня и заверил, что все идет настолько хорошо, насколько это вообще возможно в моей ситуации. Я опять сидела в больничной палате и представляла, как буду жить дальше, после того, как выйду из больницы. О том, что со мной произошло, знают Пашка и Зина. Конечно, они не будут ходить по улице с информационными плакатами, но, рано или поздно, случайно, в разговоре с кем-то из знакомых, они проболтаются. Это неизбежно. Значит, сначала достоянием общественности станет наш с Самойловым разрыв. Потом станет известно о моем бесплодии. Меня будут жалеть. Провожать сочувствующими взглядами. Шептаться за спиной. Строить догадки о причинах развода. Позже, о причинах моей бездетности. Самые рьяные начнут давать советы. Как вернуть мужа, как вылечить бесплодие. А вишенкой на этом торте вселенского сочувствия станет моя встреча с Самойловым и его новой женой. По законам жанра, беременной. Сейчас таковой еще нет, наверное. Но она обязательно появится. И мы встретимся. И я буду жалкой старой неудачницей, а Самойлов успешным молодым мужем и отцом.

И пришло понимание того, что я не хочу такой жизни и такого финала. У меня оказался сильно развит инстинкт самосохранения, и я решила, что пора кардинально менять что-то в своей жизни. И был только один человек, которому я могла позвонить в такой ситуации.

- Ася, - раздалось в телефонной трубке после продолжительных гудков, - что случилось?

А я вспомнила о разнице во времени.

- Прости, я забыла, что у вас еще ночь. Я перезвоню позже.

- Ася, моя единственная дочь может звонить мне в любое время. К тому же, я еще не ложился. Так что случилось?

- Пап, можно я приеду?