Опомнившись, Богдан шагнул в полосу света, затоптав окурок, но Алекса скрылась за дверью, и та захлопнулась. Проклиная себя за слабость, мужчина двинулся к машине друга и взглянул на окна, гадая, какие из них Сашкины.
А потом пару раз с силой пнул с размаху по дверце «форда», пока тишину улицы не взорвала противная сигнализация. И, сунув руки в карманы джинсов, стал ждать появления хозяина иномарки.
Увидев, как во двор выскочил Илья, и начал озираться по сторонам, ища виновника хулиганского поступка, Даня зло усмехнулся и подождал, пока утихнет оглушительный вой. Затем тихо сказал, шагнув навстречу лучшему другу:
– Извиняй, брателла, что без подарка. Как-то за всеми этими проблемами из башки вылетело, что ты сегодня стал взрослым мальчиком. Ну, чего застыл, как в ступоре? С днюхой, что ли?
– Богдан, это ты… – почему-то особо не удивился тот, хмуро разглядывая его с ног до головы, а потом, опомнившись, притянул к своему плечу и крепко стиснул. – Твою ж мать, Данька, так ты, и правда, живой!
– Ну-ну, отпусти, медведь! Чёрт, ты учитывай, что я сейчас не в лучшей форме. – запротестовал Соколовский, но тоже крепко обнял Илью, на миг, уткнув лицо в его плечо. – Здорова, здорова, брателла, а если по чесноку, не ожидал, что ты так обрадуешься.
– Да ладно, не гони пургу-то! Когда я был тебе не рад, а? – отстранился Илья, всё ещё пребывая в растерянности. – Где тебя носило целый год?! Ты позвонить хотя бы мог?
– Да не мог я ни чёрта. – скривился Даня, и снова посмотрел на окна высотки, надеясь заметить там Сашку. – Это долгая и нудная история, мне не хочется её рассказывать, не сейчас. Поедем, покатаемся? Надерёмся вдрызг?
Он уловил, как Терлецкий быстро оглянулся, и понимающе хмыкнул, уже без улыбки добавив:
– Иди, скажи ей, что у тебя срочное дело. Обо мне можешь не упоминать, я сам с ней как-нибудь встречусь.
– Слушай, Даня, это совсем не то, о чём ты думаешь. У нас с Сашей нет ничего. – чувствуя себя неуютно, начал Илья, но Богдан прервал:
– А ничего такого и не думал ещё. Я и говорю, поехали, потрещим немного о том, о сем… Девушку только предупреди, что сматываешься, а то ж я её знаю — всю нервную систему тебе уничтожит.
– Да не руби ты сгоряча! Говорю, мы с ней просто друзья. – поморщился Илья, испытывая необъяснимое беспокойство.
По-хорошему бы надо было позвать Сашеньку, но как раз её встречи с Богданом он хотел меньше всего. Да, пусть это попахивало низостью, предательством по отношению к другу, но тот уже сделал определенные выводы, и теперь оставалось либо опровергнуть домыслы Соколовского и навсегда потерять Сашку, либо…
Попросив его подождать пять минут, Терлецкий двинулся в подъезд, ненавидя себя за то, что принял, возможно, неверное решение, которое ещё неизвестно, как отразится на судьбах их троих.
Но за любовь и право быть рядом с любимой девушкой каждый сражался, как умел.
Богдан выкурил две сигареты, он ждал уже больше пяти минут, и, закипая всё больше гневом и снова мучась от накатившего приступа ревности, направился к двери. Какой Илья набирал код на домофоне, Даня видел — слепящие фонарные глаза ярко освещали двор. Быстро взбежал по лестнице, и остановился на втором этаже, вспоминая, какой номер квартиры называла горничная.
Поднялся ещё на три пролёта и, невольно прислушавшись, утопил кнопку звонка. По ту сторону деревянной панели раздалось приглушенное мелодичное позвякивание, и Богдан отступил, затаив дыхание.
– Пусти меня. Отойди. – холодно произнёс он, когда Илья, протиснувшись на лестничную площадку, встал спиной к двери.
– Даня, пойми ты, она ничего не знает! Ну, как ты сейчас ворвёшься, будто призрак из прошлого и ошарашишь её новостью, что ты жив?! Её нужно подготовить, нельзя вот так вломиться и с улыбкой заявить, типа, милая, а ты меня ждала?! Там маленький ребёнок, соображай, давай, чем это может обернуться.
Презрительно скривив губы, Богдан некоторое время молча взирал на Илью, признавая его правоту. Им овладела тоскливая грусть, тотчас взорвавшаяся яростью, и он с силой впечатал кулак в перила, не заботясь о том, что разобьет костяшки. Зло усмехнулся и кивнул, хлопнув друга по плечу.
– Ок, погнали куда-нибудь. – бросил, оглянувшись и начал спускаться вниз. – Что, Сашенька тебя отпустила, не замучила вопросами, куда же ты намылился в такой час? Что-то больно длинно ты её уговаривал. Или я помешал приятному процессу?
– Хватит ерничать, черт возьми. – процедил Терлецкий, и они вышли в ночной сумрак. – Послушай меня, Данька! У нас с Сашей…
– Не надо об этом, договорились? – выдохнул Богдан, чувствуя, что злость нашла, наконец, выход. Резко оттолкнув Илью, он притиснул его к бамперу его же машины. – Мне всё равно, что и как у вас там сложилось, это меня не касается, можешь расслабиться, я не стану влезать в ваши нежные отношения! Но один раз, мать твою, только один-единственный раз, я всё-таки тебе морду набью!
– Давай, бей. – невозмутимо согласился Илья, опустив руки и это спокойствие взбесило Богдана ещё сильнее. – Врежь мне, если тебе станет легче! Ну?! Чего ждешь?!
Перед глазами запрыгали черные точки, в ушах взрывом грянул пушечный выстрел, и Соколовский ударил Илью по лицу, затем размахнулся и саданул еще раз, сильнее. В эти минуты он плохо соображал, что делает, ярость вытеснила прочие чувства, и он набросился на противника, который с усмешкой утирал кровь с разбитой губы.
Он не помнил, сколько времени они дрались, катаясь по земле и мутузя друг другу куда попало, оба, беспощадно, пока внезапная вспышка острой боли не заставила Богдана повалиться на спину. Прижимая руку к невыносимо ноющему плечу, он зажмурился, ощущая, как горячая вязкая кровь стекает в рукав водолазки.
Наверное, Илья случайно попал ему по ещё не затянувшейся окончательно ране, и лопнувшая плоть обнажила её снова. Но слабость прошла мгновенно, и им вновь овладело бешенство. Пошатываясь, он поднялся на ноги, насмешливо усмехнулся и, прислонившись к машине, сполз на землю, бессильно уронив голову на согнутые колени.
– Твою ж мать… – хрипло выдавил Соколовский, и снова выругался, уже менее культурно, слизнув с уголка рта сочащуюся кровь. – Зачётный подарок на днюху, а Илюха?! Такого тебе никто, кроме меня, никогда бы не преподнёс. Цени, пока я жив!
– Да пошёл ты к чёрту. – беззлобно отозвался тот, рухнув рядом с ним и ища в кармане куртки сигареты. – Всегда знал, что у тебя тяжелая рука, но стеснялся попросить об этом сомнительном одолжении, чтобы ты мне морду разукрасил.
Сплюнув кровавый сгусток, Илья привалился затылком к холодному металлу иномарки, глядя в ночное, усеянное сияющими алмазами звёзд, небо. Богдан отобрал у него прикуренную сигарету и сделал затяжку.
– Сам туда иди, к чёрту, понял? Я дорогу забыл. – хмыкнул он, подтолкнув его локтем. – Да вот только хрен тебя кто одного отпустит, веришь, нет? Помнишь, попал в ВДВ – гордись…
– А не попал — бери в руки автомат и иди права качать. – с кривой усмешкой сказал Илья, и мужчины рассмеялись.
Со второй попытки встав на ноги, Богдан отряхнул джинсы и подал другу ладонь, испачканную в крови и земле. Тот крепко тряхнул его руку, и Даня, притянув Илью к плечу, хлопнул его по спине.
– Поехал я, ненавижу быть лишним. А ты топай, тебя есть, кому утешить, герой. Я тебе сам позвоню.
– Соколовский! – окликнул его Илья, когда тот уже садился за руль, и Богдан наклонился, выглянув из дверцы. – Ты настоящий болван. Так ни чёрта и не понял!
– Таким родили, все претензии к моему ангелу — хранителю! – скрывая бушующий в душе огонь ревности и ярости, усмехнулся тот, хотя сейчас ему было не до веселья, но показывать свое истинное настроение он не собирался. – Уехал я, надо в травмпункт заскочить. Спокойной ночи, брателла, и еще раз с днюхой!
Данилка заснул, и Сашка, тихонько выйдя из детской, прокралась в кухню, чтобы подогреть чайник. Под окнами взвизгнули покрышки, в открытую форточку этот звук долетел неприятно-дребезжащим. Девушка выключила свет и подбежала к окну, рассматривая, что творится во дворе. Узнав машину Терлецкого, а потом и разглядев его самого, она удивленно нахмурилась. Он ведь вроде по каким-то делам уехал? Или вернулся зачем-то?
Увидев, что мужчина, странно пошатываясь, садится в автомобиль, она распахнула раму и окликнула его по имени. Илья поднял голову, и Сандра махнула рукой, чтобы поднимался к ней. Впустив его в прихожую, девушка остолбенела, в ужасе глядя на его лицо.