Эстель Маскейм - Я говорил, что лучше промолчать?

Отец ерошит волосы. На его руках вздулись вены. Развернувшись, он стремительно скрывается за дверью.

Он же обещал… обещал, что никогда больше меня и пальцем не тронет. А сам…

Отец обманул меня. Больше я никогда ему не поверю. Я не такой дурак!

До конца матча я не могу сосредоточиться на игре. Сижу, не шевелясь, и смотрю в никуда, пытаясь подавить приступы тошноты. Мысли путаются. В какой-то момент отец даже спрашивает, хорошо ли я себя чувствую. Не глядя на него, отвечаю, что да, все в порядке, просто устал.

Отец и Хью беззаботно смеются, покупают еще пива… Неужели отец не видит, что я несколько недель заново учился ему доверять, а теперь все пошло прахом? Я действительно думал, что отец будет добрым, и все пойдет по-другому… Оказалось, все вранье. И я снова не чувствую себя в безопасности рядом с ним. Сегодня мы ночуем в Сан-Франциско, однако я хочу домой. К маме. Я скучаю по ней. Она не даст меня в обиду.

Когда мы уходим со стадиона, толпы болельщиков восторженно гудят и ликуют. Команда «Форти Найнерс» победила, но мне по фигу. Отец и Хью шагают впереди, а мы с Дином спешим за ними, чтобы не отстать и не потеряться. Дин оживленно рассказывает про своих любимых футболистов, не замечая, что я пропускаю его болтовню мимо ушей.

Внезапно Хью останавливается и смотрит поочередно на отца, на нас с Дином и на оставшийся позади стадион.

– Стойте-ка! Надо сфотографироваться, иначе наша мама расстроится. Правда, Дин?

– Ага! – Дин хватает меня за руку и тащит к нашим отцам.

Они с Хью обязательно делают памятные снимки после каждого матча, такая традиция.

Хью вручает какому-то прохожему телефон, и мы все вместе позируем на фоне стадиона. Дин кладет руку мне на плечо. У него и Хью на лицах сияют одинаковые радостные улыбки. Отец становится спиной к камере и большим пальцем указывает на надпись «Грейсон» на футболке.

– Тайлер, – весело окликает он меня, – повернись!

Но я не двигаюсь с места. Не хочу демонстрировать на фото нашу фамилию. Во мне словно что-то оборвалось. Не могу даже заставить себя улыбнуться.

Наши дни

На следующее утро, когда мы выходим из тренажерного зала, Дин вспоминает, что хотел показать мне новую выхлопную трубу, которую они вместе с отцом приладили к его машине. Мы садимся в мою «Ауди», на которой приехали в фитнес-клуб, и мчим к Дину.

Когда я захожу к нему в гараж, Дин тотчас перебирается в свой автомобиль и, заведя мотор, с довольной улыбкой прислушивается к урчанию двигателя. А я, прислонившись к полкам со спиртным и сложив руки на груди, осматриваюсь. Сколько себя помню, Дин и его отец были преданными фанатами команды «Форти Найнерс», но я никак не ожидал, что у них здесь такая… выставка. В гараже развешаны самые разные сувениры, от спортивных футболок до миниатюрных шлемов и флажков. И, разумеется, тут полно фото в рамках и под стеклом, ведь Дин и его папа фотографируются всякий раз, когда едут на игру. Мой взгляд цепляется за один из снимков на противоположной стене. Прищурившись, пытаюсь его разглядеть. Нет, не видно, слишком далеко стою. Обогнув автомобиль Дина, подхожу ближе, и сердце екает. Так и знал.

Это фотография с того самого матча Сан-Франциско – Лос-Анджелес. Мы с Дином, еще совсем дети, запечатлены на фоне стадиона. А рядом – наши отцы. Папа Дина, Хью, и мой – гад и мерзавец. Дин и Хью жизнерадостно улыбаются в камеру. Отец стоит спиной, демонстрируя надпись «Грейсон» на футболке. А я гляжу себе под ноги и не могу выдавить даже подобие улыбки.

Никогда не забуду тот день. Помню свою радость и воодушевление по дороге на стадион. Вроде бы начинала налаживаться нормальная жизнь, а в тот вечер… в тот вечер все опять пошло наперекосяк. До сих пор отчетливо вижу ярость, исказившую лицо отца там, в туалете, и явственно ощущаю, как он дергает меня за футболку. А в ушах еще звенят его гневные крики… Спустя месяц отца арестовали.

Так сильно сжимаю зубы, что аж челюсть сводит. Я и не думал, что в гребаную коллекцию памятных фотокарточек Дина и Хью могла затесаться эта мерзость!

– Какого черта ты повесил сюда это фото?! – ору я на Дина, перекрикивая шум мотора.

Дин глушит двигатель и недоуменно хмурится.

– Ну, ты же видишь, тут фотки с каждой игры, – объясняет он и, вновь заведя машину, жмет на газ. – Как тебе выхлопная труба?

– Хорошая, – отмахиваюсь я и снова перевожу взгляд на фотографию. – Убери этот снимок, пожалуйста.

Жаль, что мне не хватает духу доверить друзьям свою тайну. Тогда они не удивлялись бы, почему я так легко выхожу из себя и почему обычное фото может причинить мне боль. Притворяться, что все в порядке, гораздо легче.

Дин, осознав, что мне нет дела до его новой трубы, вздыхает и вылезает из машины.

– Брось, это всего лишь фотка…

Потеряв терпение, уже собираюсь садануть по «всего лишь фотке» кулаком, разбить стекло и сломать гребаную рамку, когда дверь распахивается, и в гараж заходит Хью. Скрестив руки на груди и привалившись к дверному косяку, он натянуто улыбается.

– А я слышу, кто-то шумит… Привет, Тайлер, как жизнь?

Терпеть не могу, когда он так на меня смотрит. Каждый раз, каждый долбаный раз в его глазах мелькает жалость. Как будто Хью пытается понять: что же стало с этим мальчиком? Почему он пошел по кривой дорожке?

Конечно, Хью неизвестно, что со мной произошло. А ведь я до сих пор страдаю от поступков отца. Из-за него я превратился в жалкого неудачника, который только и делает, что пьет, принимает наркотики и гоняет на бешеной скорости, рискуя сломать себе шею. Как ни странно, порой у меня возникает ощущение, что я разочаровал Хью. Он всегда был для меня образцом настоящего любящего отца. Я так завидовал Дину…

– Здрасьте, – потупившись, бормочу я и сую руки в карманы.

Как жизнь? Даже не представляю, что ответить на этот вопрос.

– Пап, ну иди, не мешай, – просит Дин.

Я не смотрю на него; уверен, что он закатывает глаза. Дин с самого детства стесняется общаться с родителями при сверстниках.

– Ладно, ладно, – покорно машет руками Хью. – Ухожу.

И, рассмеявшись, скрывается за дверью. Мы с Дином переглядываемся.

– Может, забежим в кафешку? – предлагает Дин, опершись на капот.

– Нет, извини. Мне нужно в Малибу, – рассеянно отвечаю я и тут же прикусываю язык.

Я еду туда, чтобы отвезти кое-что клиенту Деклана, и это «кое-что» запрещено законом. Впрочем, последние две недели мне приходится нарушать закон ежедневно. И хотя я успел немного привыкнуть к своей новой работе и чувствую себя более уверенно, я отдаю себе отчет, что сильно рискую. Тиффани уже в курсе моих дел с Декланом. Нельзя, чтобы о них узнали остальные.

– Зачем? – удивляется Дин.

– В автомастерскую. Хочу покрыть машину воском, – на ходу сочиняю я.

Чтобы избежать дальнейших вопросов, вытаскиваю ключи от припаркованной у тротуара «Ауди» и, наверное, чересчур поспешно выбегаю из гаража.

Усевшись за руль, достаю телефон. Как я и думал, у меня полно новых сообщений с незнакомых номеров, а еще от Деклана и Тиффани. Хуже всего то, что от Тиффани есть еще и пропущенные звонки. Я не связывался с ней со вчерашнего вечера. Конечно, я играю с огнем, но сейчас просто не в состоянии с ней разговаривать. Включаю в телефоне беззвучный режим и кидаю аппарат на заднее сиденье. Теперь Тиффани меня точно не потревожит. С этой приятной мыслью отправляюсь в Малибу.

Домой возвращаюсь к полудню и сразу же замечаю припаркованный автомобиль Тиффани. У меня екает сердце. Я должен был догадаться, что, если буду слишком долго ее избегать, она отправится меня разыскивать. Вчера наврал, что буду с Дином и Джейком, а сегодня вообще с ней не разговаривал. Следовало позвонить и наплести еще что-нибудь. Она, наверное, в ярости. Бесится от того, что я не полностью в ее власти.

Застонав, вылезаю из машины, захожу в дом и сразу натыкаюсь на Тиффани. Она, подбоченясь, стоит в коридоре и заглядывает в гостиную.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я.

Тиффани резко поворачивается. Ее голубые глаза холодны, как лед.