Эстель Маскейм - Я говорил, что люблю тебя?

– Я живу напротив, на той стороне улицы. Ты ведь никого здесь еще не знаешь? Если хочешь, приходи ко мне, что-нибудь замутим. Нет, я серьезно! В любое время!

Я и удивилась, и обрадовалась одновременно. Кто сказал, что я должна безвылазно сидеть два месяца дома с отцом и его новыми родственничками?

– Было бы здорово… – ответила я, непроизвольно растягивая слова, потому что в поле зрения появилось что-то необычное.

Сбоку от дома через щели между планками забора просматривалась дорога – туда и устремился мой взгляд. Там зазвучала музыка. Нет, не зазвучала, заревела. Громче, чем та убогая попса, что развлекала отцовских гостей. К кромке тротуара подлетела пижонская белая машина, и водитель резко ударил по тормозам. Я поморщилась от отвращения. Двигатель заглох, музыка захлебнулась.

– Что там такого интересного? – спросила Рейчел, но, слишком поглощенная происходящим, я не ответила. Дверь автомобиля резко распахнулась – даже странно, что не слетела с петель. Сквозь щели в заборе обзор был не из лучших, но я все-таки рассмотрела, как высокий парень вышел из машины и захлопнул за собой дверь – так же резко, как и открыл. Он чуть помешкал, посмотрел в сторону дома и провел рукой по волосам. Кем бы он ни был, он явно на взводе, как будто только что лишился всех своих сбережений или похоронил любимого пса. Парень направился прямо к калитке.

– А это что еще за кретин? – проворчала я.

Но ни Рейчел, ни я больше не успели ничего произнести, потому что этот Кретин с грохотом распахнул калитку ударом кулака, чем, естественно, привлек к себе всеобщее внимание. Словно специально напрашивался, чтобы его возненавидели. Я решила, что это один из соседей, которого тут все презирают, и он взбешен, потому что его не пригласили на самую отстойную вечеринку всех времен и народов.

– Простите, я припозднился, – саркастично заявил Кретин. Во всеуслышание, да еще и с надменной ухмылкой на лице. Его глаза сверкали изумрудным блеском. – Ничего интересного не пропустил? Ну если не считать, конечно, уничтожения бедных зверюшек. – Кретин ткнул пресловутым средним пальцем в барбекю. – Надеюсь, друзья, вы вдоволь насладились коровой, которую только что сожрали. – Он рассмеялся. Рассмеялся так, будто выражение отвращения на лицах присутствующих – самое увлекательное зрелище, которое ему доводилось видеть за последний год.

– Кому еще пива? – Среди присмиревшей толпы раздался голос отца. Гости захихикали и вернулись к прежним разговорам. Кретин вошел в двери патио и сдвинул их за собой с такой силой, что затряслись стекла.

Я остолбенела. Что все это значит? Почему он зашел в дом? До меня вдруг дошло, что я стою разинув рот. Придя в себя, я повернулась к Рейчел.

Закусив губу, она надвинула на глаза солнечные очки.

– Я так понимаю, ты еще не познакомилась со своим сводным братцем…

Трудно сказать, что именно я ожидала от поездки в Лос-Анджелес, но одно я знаю наверняка: я точно не ожидала, что мой сводный брат – псих.

– Это что, и есть третий? – злобно прошипела я. Гости восприняли все как должное. Я же, наоборот, никак не могла выкинуть эту эксцентричную сцену из головы. Интересно, и кем этот парень себя возомнил?!

– Угу, – ответила Рейчел. – Сочувствую. – Потом, засмеявшись, добавила: – И заклинаю небеса, чтобы твоя комната оказалась в противоположном конце дома.

– Почему?

Она вдруг смутилась, словно я только что невольно раскрыла ее самую сокровенную, причем постыдную тайну.

– Вообще-то он кого хочешь может довести до белого каления. Но лучше уж я помолчу. Не мое это дело. – Щеки Рейчел покрылись румянцем. – Так ты завтра занята? – поспешила сменить тему она.

– Что? – Из головы не шли слова, сказанные о моей комнате. – А-а, да. То есть нет. Прости, м-м-м… даже не знаю, почему я сначала так ответила.

«Еще одна подобная ситуация, и она решит, что ты со странностями», – сказала я себе.

К счастью, Рейчел пока не стала вносить меня в список безнадежных идиоток. Она просто рассмеялась.

– Может, тогда сходим куда-нибудь? На бульвар, например. Или еще что-нибудь придумаем.

– С удовольствием, – пробормотала я, все еще чувствуя растерянность, и смущение, и раздражение тем, как бесцеремонно Кретин вломился в дом. Он что, не мог спокойно войти через парадный вход? Зачем было устраивать спектакль?

– Кстати, там классные магазины, – не унималась Рейчел. Она то и дело откидывала волосы за плечи, при этом каждый раз задевая прядью мое лицо. В конце концов ей, видимо, и самой надоело трещать про бульвар. – Ладно, я домой, у меня еще куча дел. Прости, конечно. Я вообще не собиралась здесь задерживаться. Просто мама попросила, когда вернусь, зайти к вам поздороваться. Так что: «Привет!»

– Привет! – подыграла я.

Добавив, что завтра за мной зайдет, Рейчел исчезла так же быстро, как и появилась. Я вновь осталась одна, среди подвыпивших взрослых.

– Иден, – приблизившись, обратился ко мне Чейз. Он произнес мое имя так аккуратно, что стало ясно – он что-то задумал. – Иден, – повторил Чейз. – А где газировка?

К нам подтягивалась ватага его приятелей, в их невинных глазках явно читалось: «Что же будет дальше?» «Ладно, – подумала я, – будем считать, что я вас испугалась».

– Наверное, на столе, – ответила я Чейзу. – Спроси у мамы.

– Мама в доме, – сказал он. В этот момент один из мальчишек пихнул Чейза вперед, заржав, будто это самая крутая шутка на свете, а Чейз, не устояв, налетел прямо на меня. Смутившись, он тут же отпрянул назад. Но было поздно – по моей майке растекалось пятно.

– Прости, – выпалил Чейз и виновато посмотрел вниз, на руку, в которой был зажат опустевший пластиковый стаканчик – только что он был еще на четверть заполнен.

– Не переживай, ничего страшного! – успокоила я Чейза. А сама даже обрадовалась: под предлогом смены майки теперь можно спокойно улизнуть с этой скучной вечеринки. Ликуя, я пулей кинулась в дом, надеясь, что отец вдоволь набрался пива и не заметит, если я не вернусь. Лучше уж сломать себе обе ноги и безвылазно сидеть в отведенной мне примитивной комнате – я бы нашла чем заняться: звонила бы маме, общалась в видеочате с Амелией, – чем слоняться тут в одиночестве по двору.

Я изможденно вздохнула – выдался чертовски трудный денек! – и направилась к лестнице. Но только я занесла ногу над первой ступенькой, как в гостиной раздались душераздирающие вопли. Ну как с моим-то любопытством пройти мимо? Я тихонечко прильнула к маленькой щелке в двери.

Обзор был ограничен, но я видела Эллу – она стояла с закрытыми глазами и, держась за голову, потирала виски.

– Да я вернулся почти вовремя, – откуда-то из противоположного угла комнаты раздался мужской голос. По резкому тону я сразу поняла, что это Кретин.

– Ты приехал на целых два часа позже! – закричала Элла, открыв глаза. Я отпрянула чуть в сторону – побоялась, что меня заметят.

Кретин засмеялся.

– Неужели ты и в самом деле думала, что я рвусь на ваше чертово барбекю? Да оно мне до лампочки!

– Бог с ним, с барбекю! Что у тебя опять стряслось? – Элла принялась ходить взад и вперед по светлому ковру. – Не успел ты выйти из машины, а уже повел себя, как идиот. В чем дело?

Кретин появился в зоне видимости, склонил голову набок, желваки задвигались. Казалось, что ему сейчас не хватит воздуха.

– Да ничего не стряслось, – сквозь зубы процедил он.

– Ладно, не хочешь – не говори! – заявила Элла строгим голосом, который не имел ничего общего с тем елейным голосочком, каким она ворковала со мной всего пятнадцать минут назад. – Только зачем было снова выставлять меня на посмешище перед половиной улицы?!

– Тебе на них не наплевать?!

– Эх… все-таки зря я тебя отпустила, – уже тише сказала Элла, словно перекладывала вину на себя. – Сидел бы лучше дома. Так нет – пожалела! И, как обычно, мне же все это боком и вышло.

– Я все равно ушел бы, – возразил Кретин и, покачав головой, вызывающе хмыкнул. Потом развернулся ко мне спиной, и я смогла немножко его рассмотреть, ведь тогда, во дворе, он пронесся мимо, как вихрь, совершенно не дав такой возможности. – Ну что ты мне сделаешь? Снова посадишь под домашний арест? – У него был низкий и хрипловатый голос, черные волосы, взъерошенная прическа – правда, ему она шла. Широкоплечий, высокий. Очень высокий. Парень возвышался над Эллой сантиметров на двадцать, не меньше.