Алиса засмеялась, оценив шутку и отсалютовала бокалом.

— Неслась на свидание, не успев даже переодеться — боялась, что не успею и ты уже уедешь. Планировала, что если не застану тебя в отеле, поеду в аэропорт.

Ольга пожала плечами.

— Я все равно не понимаю настолько оголтелого интереса с твоей стороны. Ты меня совсем не знаешь.

— Конечно, — согласилась Алиса. — Только я очень хорошо чувствую людей. Моя бабушка была цыганкой, это у меня от нее.

Цыганкой? Удивление на Ольгином лице было столь явным, что Алиса засмеялась снова.

— Ага, цыганкой. С бубном, цветастой юбкой и всем прочим. От нее у меня чутье, а от деда мозги.

— Дед тоже был цыганом? — Спросила Ольга.

— Нет, — она снова засмеялась, обнажая белоснежные зубы. — Дед был бойцом красной армии. Он влюбился в нее накануне войны, и каждому из них пришлось покончить с любимым делом ради любви.

— Бабка перестала быть цыганкой, а дед бойцом?

— Ага, — Алиса озорно подмигнула Ольге. — Семьдесят лет вместе прожили. И не жалели ни минуты.

История была трогательной, но Ольга не верила ни единому слову. Боец красной армии влюбился в цыганку — в это еще можно было поверить, но цыганка в бойца…

— Так вот, — продолжила Алиса. — Чутье говорит мне, что ты — это очень важно, и можешь сколько угодно рассказывать о влюбленности в буковки — я не в них влюблена, а в тебя.

Ольга судорожно сглотнула и потянулась за сигаретами. В словах Алисы была такая обезоруживающая откровенность, такое доверие… Сказать что-то злое в ответ было как котенка пнуть. А сказать доброе было страшно.

Прикуривая, она неосторожно вытянула ноги вперед, и Алиса моментально этим воспользовалась и принялась поглаживать ее щиколотку. Маленькие брызги волнения наполнили Ольгину кожу. Каждое касание было будто прикосновением губ к персику — самым первым прикосновением, когда нежная кожица еще на месте и ты медлишь прежде чем разорвать зубами ее целостность.

— Я буду тебя снимать, — сказала Алиса еле слышно, без улыбки, глядя на Ольгины губы. — Сначала сниму с тебя всю одежду, потом мы займемся любовью, а после я буду тебя снимать. Много раз, очень много.

— И когда ты уйдешь, мне на память останется кипа фотографий? — Хрипло спросила Ольга.

— Нет, — Алисина нога поднялась выше и гладила уже голень, приподнимая Ольгины брюки под столом. — Потому что я никуда не уйду.

— Почему ты называешь это любовью? — Выдавила из себя Ольга. Она не в силах была снова задвинуть ногу под стул. Ее кожа, ее мышцы целиком подчинились этим легким поглаживаниям, которые становились с каждой секундой все откровеннее.

— Потому что так оно и есть, — сказала Алиса, наморщив лоб, — я смотрю на тебя, и растекаюсь, расплываюсь на этом стуле. Ты как будто пришелец с другой планеты, недоступный и притягательный. И ты ровно такая, какой я тебя себе представляла из писем.

Ольга вздохнула. Убрала ногу. Встала. И, протянув Алисе руку, велела:

— Идем.

Алиса покорно вложила свою ладонь в Ольгину и встала тоже. Вспышкой в голове пронеслась картинка: Алиса сидит на краю этого красиво накрытого стола, ноги ее — на Ольгиных плечах, а губы кривятся от крика.

Ольга покачала головой и, крепко сжав Алисину ладонь, повела ее за собой к выходу из отеля. Ей хотелось уйти подальше от номера, подальше от огромной кровати, накрытой золотым покрывалом, подальше от любой горизонтальной поверхности, рядом с которой они были бы одни.

Шумная улица оглушила ее, заставила оглянуться беспомощно. Справа от выхода из отеля блестел куполом Исаакий, слева проезжали автомобили и туристические автобусы. Алиса вдруг перехватила инициативу — не выпуская Ольгиной руки, потянула ее за собой. И Ольга пошла.

— Туристический маршрут? — Засмеялась она, когда они достигли очередного мостика через канал, и перешли его, и пошли дальше. — Набережная реки Мойки, Гребной канал, что там еще?

Алиса оглянулась по сторонам, за руку притянула Ольгу к себе и прильнула к ее губам. Только на секундочку, на одно мгновение, но это мгновение обожгло обеих.

— Нет, — выдохнула она в Ольгины губы, — мне совершенно все равно, куда идти.

Ольгина голова кружилась, и только Алисина рука помогала ей идти дальше. Они снова куда-то свернули, оказались в маленьком дворе-колодце, и Алиса поцеловала ее снова.

— Что за чертовщина? — Спросила Ольга, когда их губы разомкнулись. — Почему это происходит? Как так?

Алиса потерлась щекой о ее щеку. Ее ладонь, не та, которая по-прежнему сжимала Ольгину руку, другая — легла на спину и сжала в кулаке легкую ткань блузки.

— Хочешь, я возьму тебя прямо здесь? — Шепнула она в Ольгино ухо. — Отдаться мне прямо в Питерском дворе-колодце. А? Каково?

Ольга засмеялась и, дернув Алису за руку, увлекла ее к выходу из двора.

— Ну уж нет, — сказала она, чувствуя, как волна веселья наполняет тело. Веселья и какой-то юношеской безбашенности. — Я же говорила, что трахаться мы не будем. Будем гулять и держаться за руки.

— Хорошо, — Алиса не стала спорить, она послушно пошла за Ольгой по узкой улице, и не отпускала ее руки даже когда навстречу шли группы прохожих. — Но запомни: последнее, что меня сейчас интересует — это прогулки по Питеру.

Они дошли до Казанского собора, пересекли Невский, и двинулись дальше вдоль Гребного канала. На одном из очередных мостов Алиса остановила Ольгу и прижала ее к металлической решетке.

— А здесь? — Спросила, поблескивая смеющимися глазами. — Что, если я возьму тебя здесь? Это будет достаточно интеллигентно? Достаточно по-питерски?

Ольга расхохоталась, уворачиваясь от жадных Алисиных рук. На них смотрели со всех сторон — прохожие, туристы, какая-то группа студентов хохотала и показывала большие пальцы. Но впервые в жизни Ольге было все равно, кто на нее смотрит и что они при этом думают.

Она чувствовала себя подростком, отправившимся на свидание с девочкой, и ищущим, где бы с этой девочкой уединиться. Она ощущала себя соблазняемой, растерянной и слабой, и удивлялась, почему это так приятно? Она держалась за Алисину ладонь как за спасательный круг, единственный доступный маяк в этом новом пугающем мире.

У Фонтанки Алиса потащила ее на туристический корабль. Небольшого размера катер, вмещающий всего человек пятнадцать, со стульями, расставленными на палубе и валяющимися на полу спасательными жилетами.

— Ты сумасшедшая, — засмеялась Ольга, — посмотри на небо. Скоро пойдет дождь.

И правда — небо за последние несколько минут заволокло тучами, солнце спряталось, и воздух наполнился запахом влаги.

— Мы сядем на корме, — велела Алиса, утягивая Ольгу на одиноко стоящие задние стулья — туда, где рядом с ними никто бы не сел. — Ты же хотела экскурсию. Будет тебе экскурсия.

Катер быстро наполнялся людьми и вскоре отчалил. Женский голос экскурсовода принялся рассказывать про Коней Клода и Аничков дворец, и тут крупные капли забарабанили по крыше катера, превращаясь в ливень.

Группа туристов, неосмотрительно занявших места на верхней палубе, опережая друг друга рванула вниз — под навес. Ольга и Алиса остались сидеть.

Теперь на палубе не было никого кроме них двоих и большого синего пледа, который им вынес сердобольный юнга. Вынес, покачал головой, глядя на их сцепленные руки, и ушел обратно в рубку.

Алиса укрыла пледом обеих — накинула на плечи, расправила, и, не говоря ни слова, проникла рукой в вырез Ольгиной блузки.

— Ты… — Вспыхнула Ольга, и замолчала. Капли дождя, бьющие в лицо, увлажняющие губы, растекающиеся по макушке — они как будто ласкали горячую Ольгину кожу, ласкали будто изощренный и страстный любовник, будто прикосновения самого бога, черта или чего-то подобного, недоступного пониманию. А под пледом разгорался пожар. Алисина рука справилась с лифчиком и вовсю ласкала напряженные Ольгины соски. Другой рукой она вытащила блузку из Ольгиных брюк и гладила спину.

— Ты чокнутая, — прошептала Ольга, поворачиваясь к Алисе и разглядывая ее залитое дождем лицо. Вся косметика расплылась вокруг глаз, образовав черные круги, и Алиса казалась дьяволом, чертом, демоном, со своими разомкнутыми губами, иссиня-черными зрачками и тяжелым дыханием.

Ольга потянулась и поцеловала ее — с силой завладевая губами, вталкивая язык между них, и нащупывая небо. Ладони ее легли на Алисину грудь и сжали через футболку. Плед съехал с их плеч, и майка моментально стала мокрой и очень прозрачной.