— Как ты можешь быть таким жестоким? Моя сестра ничего не сделала! — тишина.
Я тихо вздыхаю.
— Я никакая-нибудь тебе девица, отличающаяся странными сексуальными наклонностями.
— Откуда ты знаешь, какая ты? Ты никогда не пробовала ничего, кроме обычного секса.
— Откуда ты знаешь, что я пробовала, а чего не пробовала? — парирую я, хотя он попал в самую точку.
Он смеется.
— Давай попробуем. Если я сделаю что-то, и ты не захочешь еще, поскольку тебе не нравится, я тут же прекращу.
— Спасибо за столь заботливое предложение, но я не собираюсь быть твоей сексуальной рабыней, — говорю я с сарказмом.
— Тогда нам не о чем говорить, — резко отвечает он.
Я вскакиваю на ноги, поскольку больше не могу усидеть на месте.
— Я не верю. Ты просто отвратительный. Что же ты за человек такой?
— Я — беспринципный человек, при первой же возможности, я заберу то, что хочу.
Я кладу руки на стол и наклоняюсь вперед, думая, что возвышаясь над ним, придаст мне больше силы, но я испытываю шок. Он задирает вверх подбородок, его глаза-щелочки гипнотизируют меня. И глубоко внутри пронзительно-голубых глаз, я вижу отчетливый, холод чуть ли не всей Вселенной, продолжающийся вечно. Его взгляд настолько безжалостный и беспощадный, что заставляет меня со страхом отступить назад.
Я ощущаю медленно зарождающуюся панику, потряхивающую меня изнутри. Как я могла представлять и фантазировать его, думая, что могла бы стать кем-то значимым, а не временной игрушкой такого человека, как он? Он живет жизнью, двигающейся в геометрической прогрессии быстрее, чем моя, в королевстве им же и созданным.
— Тебе будет необходимо пройти медицинский осмотр и предоставить документ, что ты здорова, — говорит он. О, это известный трюк продавцов. Не спрашивайте клиента, хочет ли он купить товар, спросите его, какого цвета он хочет и куда доставить. Предполагая, что он уже согласился. Зейн действует также, как будто я уже согласилась.
— А что будет, если у меня обнаружат какое-нибудь инфекционное заболевание?
— Я позабочусь о своей защите.
Я делаю судорожный вдох.
— Ты тоже пройдешь медицинское обследование?
Одна сторона его губ поднимается вверх, он явно забавляется происходящим.
— Нет.
— Почему? — спрашиваю я с любопытством.
— Отчасти потому, что чист, как новорожденный младенец, и отчасти потому, что, бл*дь, я устанавливаю здесь правила. Я говорю тебе, что делать, и ты это делаешь.
Я качаю головой, все еще не веря, что это случилось со мной обычной тихой ночью. Откуда все это появилось? Такое чувство, словно я упадала в дыру в параллельной вселенной, где происходят какие-то совершенно немыслимые, невозможные вещи, так, словно это самые обычные вещи.
— Ты на контрацепции? — спрашивает он.
Понимаете, почему я говорю о немыслимых, невообразимых вещи.
— Нет, — отвечаю я.
Он тут же кивает.
— Без проблем. Мой врач назначит тебе нужные препараты.
— Я не могу поверить, что ты испытываешь потребность принуждать женщину, — говорю я, используя последнюю отчаянную попытку, хоть как-то пристыдить его.
— Если тебе от этого легче, то можешь думать, что я принуждаю тебя, сколько тебе влезет.
— Ты не думаешь, что это, — я махаю рукой между нами, — шантаж, принуждать меня?
— Я не заставляю тебя, рыбка. У тебя всегда есть выбор. Ты всегда можешь сказать нет, — его голос шелковый и полон очарования.
— Какой, к чертовой матери, выбор, если я скажу «нет», то никогда не увижу свою сестру? — с горечью спрашиваю я.
— Признаю, это нелегкий выбор, — соглашается он, — но это все-таки выбор. — Выражение его лица отображает высшую степень безразличия.
— Ты больной, — с шипением говорю я ему.
Он встает, его кресло откатывается назад по ковру, и я начинаю отступать к двери. Осознав, что делаю, останавливаюсь. Нервно наблюдаю за ним, как он идет ко мне. Боже, он такой огромный по сравнению с Марком. Я сглатываю накатывающий страх, он возвышается надо мной, и стоит так близко, что я чувствую тепло, исходящее от его тела и его запах, запах господства.
Он поднимает руки и убирает прядь волос у меня с глаз. Кожа тут же реагирует на его прикосновения, становясь горячей, покалывает и жжет. Я пытаюсь подавить безумное желание схватить его за рубашку и притянуть к себе. Это ужасно, и, я наверное, никогда не пойму, откуда во мне взялось такое, но я полна страстной потребности почувствовать его вкус. Благодаря своей железной воле, я заставляю оставаться на месте.
— Какого цвета у тебя глаза? — тихо спрашивает он.
— Светло-карие, — отвечаю я приглушенно, будто нахожусь под гипнозом.
— Светло-карие? Нет. Они как хамелеоны, меняют свой оттенок в зависимости, что на тебе одето и что ты чувствуешь. Они становятся цвета карамельного сахара, когда ты сердишься, желтые, как у волка, когда ты возбуждена, и зеленые, как у дракона, когда ты кончаешь.
Я краснею с головы до ног.
Он наматывает на руку мои волосы на затылке.
— Почему ты колеблешься? Знаешь же, что хочешь этого.
— Быть твоей сексуальной рабыней? — у меня осип голос.
— Утратившей контроль, имеющей грязный животный секс. Кончающей так сильно, что ты не в состоянии остановиться.
Он крепко удерживает меня за волосы и приближает свое лицо, его губы буквально в дюйме от моих. Я задерживаю дыхание. Он обнюхивает мою щеку, как дикое животное.
— Он оставил тебя неудовлетворенной сегодня вечером, — рычит он.
Я рывком убираю лицо от него, подальше от коварного теплого его дыхания, которое буквально обжигает мне кожу, но на самом деле страшно то, что я хочу всего этого. Я хочу все, о чем он говорит. Я хочу его с каким-то сумасшедшим безумием.
— Моя сестра, — отчаянно выдыхаю я.
— Мы договорились, рыбка? — тихо спрашивает он.
7
Далия Фьюри
Я появляюсь на пороге большой и сказочно чистой кухни. Тот, кто убирается здесь явно заслуживает медали. Стелла сидит за столом, уставившись на наполненный бокал красного вина. Ной ест хлебцы из черного хлеба, наверное, русские, рядом стоит открытая стеклянная баночка артишоков в масле. Я наблюдаю, как он цепляет вилкой артишок, с которого стекает, капая масло, и засовывает его в рот, медленно прожевывая.
Я вежливо кашляю, Стелла оборачивается ко мне. Один Бог знает, как я выгляжу, но она вскакивает со стула и кричит:
— Что случилось? Он не может помочь?
— Нам нужно поехать домой, Стелла, — говорю я, чувствуя себя опустошенной.
— Что произошло? — снова спрашивает она.
Телефон на стене звонит. Ной проглатывает и устремляется к трубке.
Слушает.
— Хорошо, босс, — отвечает он, положив трубку на рычаг, и поворачивается к нам. — Босс хочет, чтобы я отвез вас.
Он берет мобильный и кому-то звонит.
— Мне нужно отлучиться по делам. Ты можешь меня сменить? — он вытирает рот бумажной салфеткой. Другой мужчина входит через заднюю дверь. Он очень большой и угрюмый. Его черные глаза сканируют нас, просматривая словно до костей, он не улыбается и не говорит ни слова.
— Сколько тебя не будет? — спрашивает он Ноя.
— Столько, сколько потребуется, чтобы отвезти их, — он поворачивается к Стелле. — Где вы, живете, девочки?
— Виктория-авеню, — отвечает Стелла.
— Вы готовы? — спрашивает он меня.
— Пока Юрий, — говорит Стэлла.
— Пока, — отвечает Юрий, садится на стул, который Ной только что освободил, и берет нож для хлеба.
Как только мы возвращаемся в нашу квартиру, Стелла поворачивается ко мне.
— Ты собираешься рассказать мне, что случилось или как? — с нетерпением спрашивает она.
Я тяжело вздыхаю. О Боже. Какой ужасный происходит бардак. И самое последняя мысль — это расстроить Стеллу.
— Подойди и сядь со мной, Стелла, — устало говорю я, усаживаясь на диван.
Она идет, но не садится на диван, а выбирает рядом стоящее цветное кресло. Возможно, подсознательно она уже чувствует, что я причиню ей боль.
Я не собираюсь ходить вокруг да около, поэтому делаю глубокий вдох и прямо говорю: