- Я уже с тобой, красотулечка. В горе и в радости, - он улыбается, наблюдая, как по ее щекам разливается румянец, а в холодной стали глаз проступают янтарные точки. – И больше ты не сбежишь от меня, - он в один шаг сокращает расстояние между ними, из последних сил сдерживаясь, чтобы не коснуться ее мягкой кожи губами.

- Я подам на развод, - парирует она, но уже скорее по инерции, потому что Игорь чувствует – она сдалась и теперь она его сегодня и навсегда.

- Бога ради, - теперь он смеется. – Я готов жениться на тебе хоть каждый день. Делай, что хочешь, родная. Но только рядом со мной. Больше я тебя не отпущу.

- Не отпускай, - тихим шепотом, опустив взгляд.

Он бережно приподнимает ее лицо.

- Главное – верь мне. Просто верь, Маруся. Я люблю тебя.

- Ей ты тоже говорил, что любишь, - в ее голосе растекается горечь.

- Ее больше нет, Маруся, - его пальцы скользят по щеке, очерчивают скулу, вверх по виску, ловя светлую прядку волос.

- А если бы была? Что было бы тогда?

- Маруся… - Игорь качает головой. Как же сложно с этой маленькой девочкой, вдруг заменившей ему воздух. – Ее уже давно нет в моей жизни. Мы давно разведены и…

- Но ты помогал ей. Ты был с ней рядом все эти годы! Не ври мне, Игорь! Не ври, что ее нет в твоей жизни! – по ее раскрасневшимся щекам стекают слезы. Она быстро вытирает их тыльной стороной ладони, поджимает губы, злясь.

- Боги, Маруся… - кулак врезается в стеклянную дверь. Колкая боль пронзает до локтя. Маруся вздрагивает. – Я не мог иначе, - говорит глухо, не смотря на нее. – Не мог, потому что не было у нее никого, кроме меня. Потому что я отнял у нее любимого человека. Своего друга.

Игорь поворачивается к ней спиной, отходит, упирается ладонями в стенку лифта. Да уж, подходящее место для выяснения отношений. Но, похоже, другого не будет.

- У меня был друг, жена-красавица и любимое дело. Теперь я понимаю, что во многом сам виноват, что самолеты стали для меня важнее всего. Я просто перестал быть мужем. Но тогда у меня было все, о чем можно мечтать. И я никак не желал терять хоть что-то. В ту ночь я вернулся с испытаний. На день раньше, - он криво усмехается. – Все как в адекдоте: муж вернулся раньше домой, а там жена с любовником. Хуже того – с лучшим другом. Они даже не заметили меня, так были увлечены…процессом. Я ушел. Сидел во дворе и ждал. Когда на улице появился Пашка – он все понял, - Игорь сжимает кулаки. – Пашка занимался мотокроссом, был профи. Он не сомневался в своей победе, когда предложил мне решить все гонкой. Он был слишком самоуверен, а я – слишком зол. Пашка погиб, а Машка возненавидела меня. Наверное, правильно. Нас развели быстро. А потом она сиганула из окна на моих глазах. Выжила, но оказалась парализована, а я схлопотал инсульт и звезду героя.

- Звезду героя? – голос Маруси звучит хрипло.

- Да, - протягивает он мрачно. - За удачное испытание новой машины в сложных погодных условиях. Я тогда в грозу летал…Сел. И истребитель выдержал удар молнии. Президент вручал лично. Я тогда даже говорить не мог, только мычать что-то нечленораздельное. А через месяц мне вынесли приговор: больше никакого неба. Я не поверил. И снова оказался на больничной койке, - он говорил зло, едва ли не по слогам выговаривая каждое слово, ноющей болью отзывающееся в каждой клетке напряженного тела. – Жизнь потеряла смысл. А потом появился Самурай.

- Папа? – теперь она удивлена.

- Твой отец вернул мне желание жить. А потом и небо. Мой бизнес – его идея. Так что я в неоплатном долгу перед ним.

- Игорь… - выдыхает Маруся за спиной, совсем близко. Ее руки касаются его спины, ладошками гладят плечи, а потом обвиваются вокруг талии. Она прижимается к нему, вжимается вся, словно боится,  что он сейчас исчезнет, растворится. А он не собирается исчезать из ее жизни. Ни сейчас, когда, наконец, разобрался с прошлым и обрел твердую почву под ногами. И никогда.

- Я всегда выполнял любую его просьбу, но сейчас, боюсь, не смогу, - он разворачивается в ее руках, боясь только одного: увидеть в ее глазах жалость. Этого он не перенесет. Она закусывает губу и поднимает на него блестящий слезами взгляд, в котором только сжимающая в тиски сердце нежность. Он рвано выдыхает, обнимая ее лицо, касаясь губами мягкой кожи. Так, как хотел давно. – Я не смогу без тебя, Маруся. И никогда не мог, слышишь?

Она кивает и на ее искусанных губах расцветает улыбка.


Глава 15.

Август.

Солнце желтым  блином висит над аллеей, теплыми лучами обнимая старый костел, в котором звучит красивая музыка, а по проходу идет красивая пара: высокий мужчина в черном фраке и белокурая женщина в бирюзовом платье, оттеняющим цвет ее глаз. Мой папа ведет под руку тетю Алису. Словно любящий отец он передает невесту жениху, не уступающему папе ростом и силой. Дядя Марк. Папа бросает ему короткую фразу и с улыбкой шагает к ждущей его маме. Она сегодня необычайно красива: белое платье, распущенные черными локонами волосы и такая счастливая улыбка, что, пожалуй, затмит самое яркое светило. Она переплетает свои пальцы с отцовскими и внимательно следит за пастырем, венчающим Марка и Алису. А спустя несколько мгновений сама снова вручает папе свое сердце. С широкой улыбкой она смотрит на меня и я улыбаюсь ей в ответ, зная, что сейчас она скажет отцу. И она говорит, когда тот бросает короткий взгляд на сидящего за спиной Игоря. Я не вижу лица последнего в этот момент, а когда оборачиваюсь, он весело подмигивает мне. Я тихо смеюсь, уже позабыв о церемонии.

— Давай сбежим? — вдруг предлагаю я, перегнувшись к Игорю, не сводящего с меня теплого взгляда.

— Нет, красотулечка, — шепчет в самое ухо, лаская дыханием, рождая табун мурашек на коже. — У меня здесь неотложное дело.

Я хмурюсь, ничего не понимая. А он вдруг прихватывает губами мочку моего уха. Я тихо ойкаю от неожиданности, а Игорь расплывается в довольной улыбке. Вот же котяра мартовский. Сделав обиженное лицо, отворачиваюсь, чтобы наткнуться на стальной взгляд отца. Развожу руками, ощущая, как краска заливает лицо. Надо же, замужняя женщина, а краснею, как провинившаяся школьница, страшащаяся наказания родителей. Качаю головой, прикрыв глаза. Наказание еще обязательно будет, когда родители узнают, что я вышла замуж, не предупредив их. Папа будет зол. Главное, в это время не подпускать отца к Игорю, а то покалечит. А мне мой муж нужен здоровым и невредимым. Мой муж. От мысли, что этот мужчина принадлежит мне целиком и навсегда,  тепло растекается по венам. Хочется смеяться и танцевать. А еще рисовать. Рисовать хочется до зуда в пальцах. Творить. И идеи вихрем кружатся в голове. Достаю из сумки блокнот и карандаш,  делаю наброски: звенья цепочки, завиток кулона. И так увлекаюсь, что не замечаю, как зал костела пустеет.

— Идем, — родной голос заставляет поднять глаза. Игорь стоит рядом, протянув мне руку. Прячу блокнот и вкладываю свою ладошку в его. — Знаешь, — говорит он, ведя меня к алтарю, где ждет пастор, — я подумал, что мне мало штампа в паспорте. К тому же, я не делал предложения, а ты не давала согласия.

— Игорь, — пытаюсь перебить я, но мне не позволяют и слова сказать. Он подводит меня к алтарю, запрокидывает голову, выдыхая. А когда снова смотрит мне в глаза – в его взгляде расплавленное золото, а на губах – мальчишеская улыбка. Такая задорная и лихая, что я невольно заражаюсь его весельем.

— Мария Корф, перед лицом Господа, взяв в свидетели его служителя, я, Игорь Грозовский, прошу тебя позволить мне быть с тобой в горе и в радости, делить с тобой успехи и поражения и любить тебя до конца наших дней, — на выдохе, разделяя каждое слово. —  Будь моей женой, Маруся.

И на его широкую ладонь ложатся два венчальных браслета.

— Не может быть, — ахаю я, завороженная блеском золота и переливами камней. Моя работа. Мои браслеты, купленные неизвестным по моей сумасшедшей цене. Выставляя их на продажу, я намеренно назначила очень высокую цену, даже не надеясь, что их купят. Но их приобрели в тот же день, а покупателя вычислить так и не удалось. А теперь… теперь выходит, что браслеты купил Игорь. — Это был ты…

— Все для тебя, девочка моя, — говорит с улыбкой. — Весь мир, любимая. Весь я.

Я смотрю на него, такого красивого и счастливого, и мир расплывается перед глазами, а кожу щек обжигают слезы. Я тихо всхлипываю, не заботясь о том, что наверняка выгляжу теперь не лучшим образом.