— Я заинтригована, — и адреналин снова вспенивает кровь. — А когда? Мне прям не терпится, — я аж подпрыгиваю на сидении.
А Игорь тихо смеется. И от его смеха крышу сносит. Поймать бы его губами, попробовать, насладиться. И опьянеть от счастья: такого нереального и безбашенного, что становится страшно. Разве так бывает? Сумасшествие какое-то, но какое замечательное. И я осторожно касаюсь его скулы, поглаживаю щеку и большим пальцем по контуру губ, а Игорь напрягается, но улыбка становится шире и соблазнительней. Ох, мамочки…
— Маруся, — хрипло и почти не дыша. — Мы сейчас разобьемся нахрен, а у меня, знаешь ли, совсем другие планы.
Я резко отдергиваю руку, прячу между коленей и отворачиваюсь к окну, улыбаясь.
Когда мы добираемся до моей квартиры, сил уже нет никаких. Его близость сводит с ума, и я тороплюсь, но роняю ключи. Игорь бережно отодвигает меня в сторону, легко проворачивает ключ в замке и, втянув меня внутрь, прижимает к захлопнутой двери. Ключи звякают о порог. Игорь подхватывает меня под попу, приподнимает, я обвиваю его талию ногами, и прижимается к моим губам. Поцелуй обжигает страстью: дерзкий и нежный. Он целует медленно и мучительно, словно давая шанс одуматься и сбежать, но я не хочу никуда сбегать. Только прижаться ближе, провести пальцами по коротко остриженному затылку и прикусить его нижнюю губу. Тихий рык Игоря взрезает тишину, а его напор вырывает стон наслаждения. Никакой больше медлительности и осторожности. Не выпуская меня из рук и не переставая меня целовать: щеки, глаза, губы, шею, — хрипло спрашивает:
— Где спальня?
— Прямо, — такой же хриплый ответ.
Но на пороге спальни он вдруг останавливается, переводя дыхание. Его ореховые глаза горят неистовым желанием, и я понимаю, что разорвись сейчас у нас под ногами бомба – ничерта не изменится. Не поймет, потому что в голове у него только скручивающее до боли желание. Как у меня. Улыбаясь, я обнимаю его лицо, утыкаюсь лбом в его лоб.
— Игорь, — зову тихо, когда он ставит меня на пол.
— Ммм, — а сам медленно и сосредоточенно снимает с меня куртку, стягивает водолазку, потом джинсы и рвано выдыхает, когда я остаюсь перед ним в одном белье. Ладонями изучает каждый изгиб, щекочет живот и сжимает грудь, вырывая стон. И я невольно выгибаюсь навстречу его ласкам. Вцепляюсь в его плечи и только сейчас замечаю, что он до сих пор одет.
— И почему я уже голая, а ты – нет?
Хохотнув, Игорь быстро освобождается от одежды. И я не сдерживаю вздоха восхищения. Провожу ладошками по груди с мелкой росписью шрамов, широким плечам, наслаждаясь тем, как смуглая кожа Игоря покрывается мурашками от моих прикосновений. Подцепляю пальцем витую цепочку и странный медальон: серебряная кошка ложится на ладошку. Красивая и изящная на шее у такого мужчины – нечто невероятное. Откуда, интересно, у него такая красота?
— Обалдеть, — выдыхаю хрипло и теснее бедрами к нему прижимаюсь, остро ощущая его возбуждение.
— Маруся, — рычит Игорь. Подхватывает меня на руки и укладывает на кровать, сам нависает сверху. И я напрочь забываю и о кошке, и о своем удивлении.
Его губы обжигают, руки доводят до исступления нежными поглаживаниями. Он не спешит, изучает, но с каждым вдохом, с каждым моим стоном его касания становятся резче, пальцы сжимают и гладят, поцелуи залечивают укусы. Он напирает – я поддаюсь. Я позволяю ему все, и мне все нравится. В его руках я словно глина – лепи, что хочешь. И это сводит с ума, рвет в клочья все страхи. И я вся горю, мечусь под его ласками, требуя большего. И он понимает. Одним движением рвет кружево трусиков и резким толчком входит туда, где сейчас больше всего нужен. Резкая боль вырывает вскрик, и я закусываю губу, а по вискам скатываются слезы.
— Твою мать, Маруся, — со злостью и бессилием. Игорь замирает, вглядываясь в мое лицо. А у меня нет сил что-то говорить, нет ни единого желания, кроме него и его близости.
Как завороженная, смотрю на маленькую кошку, и обвиваю Игоря руками и ногами, притягивая ближе, прихватываю зубами его нижнюю губу. И чувствую, как внутри все пульсирует и пылает, требуя его движений там, где горячо. И плевать, что больно – стерплю. Главное, чтобы он не останавливался.
— Остановишься – убью, — с дрожью и неистребимым упрямством, не сводя глаз с поблескивающей кошки.
— Маруся, — не то вздох, не то стон. А я смотрю в его ореховые глаза, сияющие такой неподдельной нежностью, что перехватывает дыхание. — Маруся, красотулечка моя, — и его губы сминают мои.
Он двигается медленно, и целует шею, языком играет с набухшими сосками. Не дает передышки, распаляет, пока я не начинаю двигаться с ним в такт. Ногтями впиваюсь ему в спину, прогибаюсь, впуская его как можно глубже. Резче, острее. И боль стирается растекающимся по венам пламенем. И я кричу от удовольствия, захлестнувшего – не выбраться. Игорь ловит мой крик губами и его накрывает следом.
— Охренеть… — отдышавшись, выдыхает мой замечательный соседушка.
— Не встать, — добавляю я, ощущая, как меня потряхивает отголосками наслаждения. Игорь весело фыркает и пытается подгрести меня к своему горячему боку, но я уворачиваюсь и пытаюсь подняться. Освежиться бы, да и жор проснулся нешуточный.
— Куда? — Игорь реагирует молниеносно, словно и не он секунду назад лежал разомлевший и довольный как сытый котяра, перехватывает меня за талию и укладывает на себя.
Все мои попытки вырваться из его загребущих рук проваливаются с треском. И тогда я, выдохнув, прикусываю его сосок. Ощутимо так, потому как в ответ слышу только отборные маты да еще столь витиеватые, что я аж заслушиваюсь. А потом роняю ему на грудь голову с неудержимым смехом. Но Игорь легко подтягивает меня выше и целует в смеющиеся губы. Его поцелуй нежен и невесом, как морской бриз. Но в удар сердца становится мучительно жарко и влажно там, где, казалось бы, не может быть еще горячее. И желание пульсирует внутри, вырывается тихим стоном.
— Игорь, — выдыхаю ему в губы, шалея от его запаха, вкуса и отзывчивости в самых нужных местах. От понимания, что причина его рваного дыхания, возбуждения и горящего взгляда – я.
— Маруся, — протяжно, уткнувшись носом в мою макушку. — Красотулечка моя сладкая.
Короткий выдох и я сижу на кровати, а Игорь командует уже с порога спальни:
— Ты – в душ, а я на кухню. А то ты с голодухи ненароком откусишь мне что-нибудь важное, как потом девушкам в глаза…
Он осекается от прилетевшей ему в торс подушки.
— Никаких девушек, котяра ты мартовский, — зло шиплю, остро чувствуя, как клокочет внутри что-то жгучее, ядовитое. Наблюдаю, как замирает Игорь, обжигая меня взглядом. — Только я. А то подвешу за яйца, нафиг.
В несколько шагов он пересекает комнату, наклоняется ко мне, одной рукой обняв затылок, слегка запрокинув голову, и выдыхает в самые губы:
— Только ты, красотулечка моя.
И накрывает мои губы своими: настойчиво, без намека на нежность, присваивая. И я отвечаю ему тем же: дерзко, прикусывая нижнюю губу и слизывая капельки крови. И сама себя не узнаю в этой дикой, раскрасневшейся от возбуждения женщине, вытворяющей такое, что всякие Камасутры и прочая хрень и рядом не стояли. Но с этим мужчиной я выпадаю из реальности, делая с ним все, что хочу. И он отвечает, разгоняя жидкий огонь по венам, заставляя стонать от нестерпимой муки и улетать на волнах наслаждения с его именем на губах.
А потом с улыбкой заглядываю в растревоженные, но лучащиеся радостью рыжие глаза и уверяю, что все замечательно и мне абсолютно, ни капельки не больно, а хорошо так, как никогда в жизни не было. И смеюсь, зарывшись лицом в широкую грудь, когда мой довольный котяра прижимает меня к себе. На слове «мой» я подвисаю. Повторяю мысленно, после — шепотом, катая на языке и балдея от невероятного кайфа, которое доставляет одно звучание этих простых трех букв. Ох, все-таки я рехнулась. Так вляпаться за один вечер.
— Спровоцировала, значит, — посмеиваясь, говорит Игорь, поглаживая меня по спине, попе, бедру, пока я вывожу круги на его груди и покрываюсь мурашками от невинной ласки, совершенно глупо улыбаясь.
— Угу. И мне совсем не стыдно. Я просто… — вздыхаю тихо, — очень сильно тебя хочу, даже сейчас. Я извращенка, да? — подняв голову.
— Ты самая замечательная, — широко улыбается Игорь и целует в кончик носа. — Но душ и ужин никто не отменял.