Иногда снисходит нечто вроде озарения. Становится понятно, что застряла в невесомости между жизнью и смертью. Но непонятно другое: почему больше не слышит голос Светы. Почему не уведет вместе с собой навстречу новой жизни или не вернет в прежнюю. Похоже, ее все бросили. Хотя иногда кажется, что она чувствует руки Влада. Влад? Разве его не убили? Она не успела… стрелял Гуляев… еще и Пиночет. Два выстрела, один поразил ее, а второй… Влада или крестного? Мысли путаются, убегают и растворяются в вязкой тьме. Сколько еще ей тут барахтаться? И неужели это все?

Пару раз ей показалось, что она выбралась из черного омута. Но свет был таким ярким, что буквально опалил сетчатку, а голоса и писк приборов слишком громкими. Тьма не преминула этим воспользоваться и потащила обратно в свою вязкую трясину. Насте не хочется думать, что же случится, когда она устанет с ней бороться. Сдастся? Или все закончится гораздо раньше?

Здесь нет времени. Невозможно понять, сколько прошло минут, часов, дней, недель и на исходе какого именно временного отрезка наконец-то догоняет усталость. Тьма ждала именно этого момента. Теперь Настя знает: так выглядит ад. Никакого огня, котлов с грешниками и чертей. Что обидно, никакого Князя Тьмы, которого так часто любят рисовать в образе сексуального мужчины со сказочной мускулатурой и рогами, которые его вовсе не уродуют. Даже этой шаткой иллюзии лишили. Что дальше? Будет задыхаться в вязкой тьме целую вечность? Такие девочки, как она, не попадают в рай. Чтобы там оказаться, ей надо было отойти в мир иной вместе со Светой девять лет назад…

Настя уже готова сдаться, понимая, что преисподняя никогда ее не отпустит. Вроде бы ей показалось, что вернулась, но разряд, похожий на электрический, так больно уколол, что она непроизвольно нырнула обратно. Сама виновата.

…Опять эти стальные тиски взбесившейся темноты. Вне времени и вне пространства. Ты падешь в это снова и снова. Будет момент, когда тебе станет вдруг легко и свободно в этой тьме. Ты почувствуешь, как вырываешься из ее черных тисков и пытаешься взлететь. Взлететь в такую же непроглядную тьму с одним лишь различием: там нет стальных оков, там свобода и уникальная возможность покорить тёмное небо взмахом сильных крыльев. Они уже раскрылись, твоя персональная божья или дьявольская благодать, ты взмахнула ими… и закричала от боли.

У тебя вырвали сердце. Вырвали гуманно, для начала решив его отключить при помощи разрядов высокочастотного тока. Это было посильнее, чем в первый раз, и от этой боли ты рухнула обратно в жесткие объятия своего черного хаоса. Его густая тьма обволокла изгибы твоего тела, застывая твердым обсидианом. У тебя не получилось вырваться, и рай остался недостижимой мечтой. Хотя разве твой ад был так жесток к тебе? Он позволял уснуть и забыться. Просто ты оказалась слишком крутой и упрямой, чтобы это сделать.

Хотя, наверное, ты все же уснула. Даже послала соблазнительную улыбку Сатане, который по закону жанра должен был существовать. И когда тьма озарилась светом, даже не удивилась. Шаблоны созданы для того, чтобы их ломать. Все считают Дьявола воплощением ужаса, забывая о том, что он прежде был ангелом. Пусть падшим, но все ангелы миловидные. Даже если отпустят бороду, набьют на теле татухи и заставят всех себя бояться.

“Дьявол? Краснова, я так хохотала, что свалилась с поверхности своей планеты и даже не знаю, примут ли меня обратно без консультации у Фрейда…”

Нет, не могло быть все так просто. Тьма съедает ее рассудок. Забралась под черепную коробку и разрушает мозг, активировав программу миражей из прошлого. А Настя пытается повернуть голову, чтобы увидеть Светлячка, но вокруг пустота. Все та же тьма, пусть и разбавленная сиянием до оттенка серого шелка.

“Ты взлететь пыталась, да?” - любопытствует Тьма голосом подруги. И ты киваешь в ответ, устав вертеть головой.

“Ну как бы да…”

“Рожденный ползать летать не может”.

“В смысле?”

“В смысле рано тебе пока”.

“Разве ты не пришла забрать меня с собой?”

Ее смех, такой до боли родной и звонкий, ты узнаешь из тысячи. Никому не под силу так его повторить, это может быть только она, Светлячок. А потом мрак озаряется светом. Каким-то уж очень ярким. И оковы тьмы слабеют.

“Забрать? Ты смеешься? У нас нет оружия, полигонов смерти и негодяев. Всего того, к чему ты за эти девять лет так привыкла. Свихнешься от тоски. И тебя ждут в иной епархии”.

“В аду?”

“В Валгалле”.

Ты не осознаешь, что улыбаешься.

“Правда?”

“Нет конечно. Не надейся. Там, на земле. Я попрощаться пришла. А ты давай, возвращайся, пока он не сошел с ума от переживаний…”

Он? Наверное, Влад. Почему ты о нем не вспомнила? Отрицала очевидное? То, что его нет в живых? Ты и сейчас гонишь прочь эти мысли, тебя куда больше волнует, почему она прощается. Наверное, ты достаточно грешила в своей жизни, и ангел от тебя отвернулся.

“Почему, Свет?”

“Потому что в этом больше нет необходимости. И он справится с этой ролью куда лучше, чем я. Пора мне помочь тому, кому повезло с защитниками меньше…”

«Но я не хочу… не уходи… я бы ничего этого не достигла, если бы не ты…»”

“Ты сделала правильную ставку. Теперь все будет хорошо. Черная полоса и без того затянулась. Возвращайся…”

“Ставку?”

Подруга уходит, а свет становится ярче. Ее голос почти не слышен:

“Именно. Ты поставила на любовь. Теперь все у вас получится…”

Ты открыла глаза в ослепительно белой больничной палате. Пошевелила руками с обилием трубок, зажимов и пластырей, поморщилась от слишком громкого писка электронных приборов. Когда над тобой склонилось чье-то лицо в хирургической маске, непроизвольно потянула руку к бедру, испытав что-то похожее на панику от отсутствия пистолета на привычном месте. На боль в области плеча не обратила внимания. Ты к подобному привыкла. Но так ничего и не успела сделать: ни вырваться из тисков капельниц, ни задать вопросы. Обезболивающее и успокоительное сделали свое дело. Ты уснула.

А потом услышала его голос. Ощутила нежные поцелуи на своей коже, ласковые поглаживания пальцев, и такой родной свет весеннего солнышка затопил берега твоих спящих территорий. Ты не могла говорить, шевелились только губы, но знала: он тебя слышит. Он выжил в этой мясорубке. И теперь у вас просто не может быть ничего плохого.

Сон и явь сплелись воедино. Кажется, ты ощущала порывы холодного ветра на своей коже, но тебе не было холодно. Его тепло преследовало неотступно. Потом тряску, которая усиливала боль от ранения, громкий голос Влада и его руки. А затем снова сон без сновидений. Временные рамки уже в который раз размылись. Сколько ты проспала? Наверное, надеялась открыть глаза и увидеть его, но пробуждение произошло по куда более банальной и приземленной причине. Зов природы, который поднял тебя с мягкой постели полусонную и отключил все инстинкты, кроме основного.

Ты шипела от боли и шла на ощупь, моргая и прогоняя темные пятна перед глазами. Комната была незнакомой, но, судя по спартанской обстановке, принадлежала мужчине. Может, Лидеру? У него был более изысканный вкус в том, что касалось интерьера, но все же… Ты остановилась передохнуть, прижавшись щекой к стеклу фоторамки на стене. Оба мужчины на фотографии были тебе знакомы. Один часто мелькал в телевизоре и его называли самым сильным человеком планеты. Второй же… ты его знала. Знала, но сейчас затруднялась с идентификацией. А может, тебе было все равно.

Если до санузла как-то удалось добраться, цепляясь за стену, то возвращение обратно было сравнимо с восхождением на Эверест. Со сбитой со стены фоторамкой, в которой тот самый смутно знакомый стоял в окружении крепких парней в камуфляже. “Гондурас. Огневой рубеж” - гласила надпись. А тебе стало смешно. Потому что этот самый мужчина тоже подходил под краткое описание “Гондурас”.

Ты забыла о нем тут же, как только голова коснулась подушки. Тебе предстояло проспать еще не один десяток часов.

…Ощущение чужого пристального взгляда было таким сильным, что сон спасовал перед этим дискомфортом практически сразу. Приобретенный инстинкт - сорваться, вцепиться в глотку нарушителю спокойствия и уже потом разбираться, с какой целью он на нее пялится, почти сработал. Если бы еще не эта адская боль, которая во сне практически отступала! Настя застонала и открыла глаза, готовая биться на пределе сил.

- Куда, принцесса? Лежать! - несмотря на твердость голоса, в нем скользили ироничные нотки. - Успеешь еще подрыгать руками.