Сметя листья с порога и отперев дверь, зашли в мир, где преобладают запахи дерева, тепла и веры в ожившее чудо. В домике было пару комнат, огромный камин около которого до сих пор лежит вязанка дров, а справа не большая комнатка, где по центру украшением всего пространства является двух метровая кровать. Выполненная из дерева, на львиных ножках с огромной спинкой увитой лозой винограда с птицами, рыбами и всевозможными морскими тварями. Ещё одна комнатка отдана под кухню и соответственно та, в которой мы стоим гостиная, самая просторная и как по мне уютная.
Скинув куртку, прошла на кухню, я не знаю, где Антон спрятал информацию о деньгах, но кухня то место, где можно расфасовать миллион по всевозможным баночкам. Потратив на поиски два часа, чуть ли не выла, ничего, домик был пуст. В то время пока я искала, Кирилл затопил камин, не знаю как, но протер с пола пыль, нашел несколько бутылок вина и, стащив на пол медвежью шкуру, постелил её около камина. Сам же принес бутербродов с машины, красиво уложил все это на тарелку. Поставил перед собой и теперь призывно заманивал в свои сети. Подойдя, опустилась в предложенные мужчиной объятия. Полулёжа около камина, смотря на камин сквозь стекло бокала, наблюдала за язычками пламени, танцующие в вине. Переводила взгляд на Кирилла, замечая, как в его глазах бушевала буря. Он не спрашивал, о том, чем мы тут занимались и каково это было, не поднимал тему прошлого, он просто был здесь и сейчас, даря возможность наслаждаться последними моментами пред разлукой. Я не знаю когда его поглаживания перешли дальше, когда я потеряла всю одежду, оставшись нагая, пред жадным взглядом моего возлюбленного. Мы любили друг друга! Любили около камина на полу, целуясь до опьянения, дразня друг друга, доводя до исступления и возвращаясь обратно. Кирилл не спешил, он изучал моё тело, заставляя выгибается от страсти, кричать его имя, прося пощады. Я давно пала как самая стойкая крепость, я сдалась — сдалась этим рукам губам, языку и словам. Моя сладкая пытка, моя любовь и боль! Шепча словно в бреду, одурманенная запахом, шёпотом моего мужчины, теряла время и пространство. Я забылась в его объятиях, эта ночь превратилась в вечность сладостных ощущений. Когда мы перебрались на кровать, даже не заметила, поглощённая страстью, желая заполучить всего его в себя без остатка, изнемогая повалила на мягкие как пух перины и оседлала. Приговаривая:
— Не могу, больше, не могу терпеть, ты нужен мне, везде, со мной и во мне, в душе и снаружи, ты мой, мой….
Нас захватил, безудержный огонь, страсть животная, на грани боли и подчинения, желание доказать друг другу, присвоить, оставить печати на теле и душе. На веки, слиться воедино. Ночь безумия и запах секса дикого необузданного, запах наших чувств, нашей любви! Засыпая в объятиях изнуренная до предела, улыбалась, держась руками и ногами за своё сокровище.
А по утру, повторив сладостную пытку, чисто случайно держась за спинку кровати оторвала листик лозы, являя на его месте небольшую выемку. Не придав этому значения, разгоряченная желанием обладать и подчинятся, на время забыла, лишь после страсти охватившей какой раз за ночь и утро, встала посмотреть. Всунув руку в образовавшуюся выемку, нажала на выступающую деревяшку. Раздался щелчок, подорвавшись с места стали откидывать матрацы, что бы увидеть чуть приоткрытую нишу на дне кровати. Подцепила дощечку, приподняла, смотря, что же внутри, а внутри покоилось несколько флешек, и какие-то документы. Забрав всё под чистую, уложила в сумку, оглядывая наведенный нами беспорядок улыбнулась и подошла к моему любимому. Потерлась словно кошка, заглядывая в глаза, произнесла:
— Люблю….
Целуя нежно, вкладывая, всю гамму чувств переполнявших меня и моё бедное сердечко, как это упоительно - любить и знать, что ты любима.
Помогая одеться Кириллу не удержались и мы задержались ещё на пару часов, лишь когда солнце склонилось к закату, поняли пара часов растянулись на весь день и нам нужно ехать. Попрощались с местом, подарившим столько тепла и ласки. Поблагодарили уютный дом молча, каждый сам про себя. Постояв, держась за руки на крыльце и смотря друг другу в глаза, словно школьники, поспешили к машине, беспрестанно улыбаясь и награждая, от нежных до пылающих страстью, взглядами.
***
Слежку возле кафе, где человек родителя Виты передал документы, я не заметил. Но это ничего не значило. Тревога нарастала как снежный ком. Я прекрасно понимал, что механизм конторы заработал, набирая обороты всё быстрее. Я не льстил себе. Думать, что всё по прежнему хорошо, было верхом глупости. Я раскрылся ещё тогда, когда зашел в клуб за Витой. Вопрос в том, когда моя физиономия окажется у бывших коллег? Это было вопросом времени и не такого уж большого. А особенно после той бойни, которую я устроил в загородной берлоге Сизого. Сейчас началась гонка – кто кого. Либо нас возьмут, вернее меня, а Вита с Иосифом пострадают из-за меня, либо я успею сплавить их за бугор.
Проводил страхуя Иосифа до консульства. Шел не с ним рядом, а на расстоянии. Убедился, что он зашел в здание консульства. Выждал ещё некоторое время и вернулся назад. Все иностранные диппредставительства находились под наблюдением. И не из-за меня, а вообще. Это нормальная практика во всех странах, даже в самых, супер-пупер, демократических и толерантных. То, что Иосифа срисовали, это сто процентов. Но это было уже не важно. Так как ажиотаж вокруг него, всё равно должен был начаться. Всё же из небытия вынырнула такая серьёзная фигура. В настоящий момент, дед находился в безопасности. Это хорошо. Навряд ли контора начнёт палиться, пытаясь достать его. Тем более, он им интересен только из-за контактов со мной.
Вита. Эту поездку в лесной домик, я не забуду всю свою жизнь, сколько бы мне не оставалось прожить. Полдня, ночь и почти целый день, заполнено было страстью. То обжигающей и неистовой, то нежной как шёлк. Целуя её губы, лицо, шею, грудь, живот, бедра, всю – чувствовал, как затихающее желание начинает разгораться в ней вновь, грозя опять затопить меня. И из-за этого моё желание в унисон с её, начинало нарастать. Каждый раз, начиная ещё с той первой нашей близости, мы были словно оголодавшие, моментально забывая, что только что наелись друг другом и даже губы ещё не успели утереть, как опять чуть успокоив дыхание, присасывались друг к другу. Это какое-то безумие. Даже сейчас, по прошествии времени, когда Вита была уже в безопасности, закрывая глаза, я вновь слышал её горячий шёпот, когда она, кусая мне мочку уха, обвив ногами и поддаваясь своим лоном ко мне, возбуждённо дыша, шептала: «Мой мальчик ещё не наелся своей девочки?» и я так же возбуждённо, срывающимся шёпотом отвечал: «Нет. Я никогда тебя не наемся! А ты разве наелась?» Слышал в ответ: «Нет. И я тебя не наемся. Наверное, только тогда, когда стану старой, сгорбленной и сморщенной». Входя в неё и начиная двигаться, успевал ответить: «Это будет не скоро…» .
В коттедж мы уже не вернулись. Сняли квартиру. Где прожили четыре дня. Целых четыре дня. Которые значили для меня больше, чем вся моя жизнь до встречи с Витой-Катериной. Я ни о чём не жалел. Жалел только об одном. Что скоро расстанусь с ней. Сколько я не смогу видеть её? Дни? Месяцы или годы? Жалел и боялся, что могу потерять её. Но я был готов к тому, что потеряю, но главное, чтобы она была жива. Была в безопасности и смогла осуществить свою мечту. Пусть даже и без меня. Это было уже не важно. На четвёртый день Иосиф позвонил сам. Вернее не он, а один из сотрудников консульства. Сказал, что всё готово. Самолёт прилетит завтра. Самолёт частный, но арендованный МИД Италии. На нём будет доставлена дипломатическая почта и так же вывезена дипломатическая почта. Что машина с почтой выезжает в два часа дня. Ни каких имён, больше ничего. Я на номер Иосифа, отправил фото одной из улиц, где недалеко была остановка общественного транспорта. Отправлял не с телефона Виты, на который звонил дипломат, а с другого, с левой симкой. В эту ночь не было безумства. Она была нежной, ласковой и в промежутке между одной близостью и другой, плакала. Я шептал ей слова любви, гладил, успокаивал. Что я ещё мог? Она уснула под утро, забывшись тревожным сном. А я так и не уснул. Она спала, положив голову мне на грудь и обхватив меня руками, будто боялась потерять или потеряться самой. Лежал, смотрел на неё, иногда ласково поглаживал, как бы успокаивая. Хотел запомнить её такой – красивой и беззащитной.