Мигель открыл глаза и перед ними поплыло.
— Что?
Алондра вцепилась в его руку и попыталась поднять.
— Ну же, у нас на это нет времени.
— А чтобы проблеваться выделишь минутку?
— Нет. Пойдем же. Они сожрут его живьем.
— Могу я хотя бы отлить?
Алондра нетерпеливо распыхтелась.
— Давай, поживей.
Мигель ввалился в ближайший туалет и очень обрадовался, что там никого не оказалось. Алондра следовала за ним по пятам. Он тоскливо посмотрел в сторону душа, понимая, что что бы внизу ни происходило это не на шутку завело его обычно спокойную сестру, а значит ничего хорошего ждать не стоило. Мигель проглотил несколько болеутоляющих таблеток, затем почистил зубы пальцем.
Выйдя из ванной, парень услышал громкие голоса, а Алондры нигде не наблюдалось. Мигель пошел на звуки, раздававшиеся с внутреннего дворика, где собралась большая часть его семьи. Несколько человек спорили на такой громкости, которая разрывала итак нездоровую голову Мигеля. Abuela же лупила Жозе своим chancla[38]. Это был всего лишь шлепанец, но все же. Резина наверняка оставляла жгучую боль.
— ¡Basta![39] — Мигель на свою голову встал между бабушкой и братом, получив от нее тапком. — Да, прекрати!
— Не мешай, мальчик! — по-испански быстро проговорила бабушка. — Прочь с дороги или тебе тоже перепадет.
Мигелю казалось, что голова его вот-вот взорвется. Он огляделся по сторонам в поисках родителей. Мама казалась разъяренной, а папа сильно встревоженным и растерянным. Башмаком орудовала мать отца, а папу учили уважать старших, особенно свою mamá. А mamá Мигеля тем временем выкрикивала своей suegra[40] такое, отчего уши парня скручивались в трубочку.
— ¡Maldita sea la madre qие те parió![41] — проорала мать Мигеля его бабушке, и во дворе послышался общий ропот. Наверное, мама зашла слишком далеко. Даже если аbuela немного свихнулась, оскорблять родословную свекрови, все же, было охренеть, как серьезно.
Мигель просто мечтал, чтобы ибупрофен поскорее подействовал.
Abuela с бледным лицом и горящими глазами повернулась к жене сына:
— ¡Vete pa’l carajo![42]
Mamá стукнула papá в грудь.
— Она только что меня послала. Ты так и будешь молчать?
Papá выглядел так, словно мечтал исчезнуть.
И тут открыл рот Жозе.
— Я не сделал ничего плохого, — выдал он, с мятежным видом сложив руки на груди. — Ты из меня это тапком не выбьешь, аbuela. Не получится.
— Уж я-то постараюсь! Кто-то должен спасти тебя от адского пламени, уж если твоя madre puta[43] не в состоянии.
— Анисета, он гей, — парировала мама. — А не одержимый дьяволом, и если ты еще раз его ударишь, клянусь Богом, я...
— Стойте, — рявкнул Мигель. Он посмотрел на Алондру и поморщился, когда спор возобновился. — Что произошло? Кто его выдал?
— Ты знал? — ахнула аbuela. — Знал и ничего нам не рассказал?
— Я сам себя выдал, — сказал Жозе. — Подумал, зачем начинать новый год с тайны, которая так меня тяготила? Хотя и не должна была. К тому же, — добавил он. — Она сама спросила.
Abuela возмущенно ахнула.
— Ничего подобного.
Валерия заговорила впервые с того момента, как Мигель вошел в гущу ссоры.
— Вообще-то, аbuela, он в некотором роде прав. Ты сама спросила Жозе, планирует ли он вообще встречаться с девочками. И когда он ответил «нет», ты спросила почему. И он тебе не солгал.
Мигель и Алондра изумленно уставились на сестру. Валерия пожала плечами.
— Слушайте, он гей, но нашим быть не перестал. Мы же не можем вычеркнуть его из семьи только потому, что он не оправдал наших ожиданий. Если уж на то пошло, половине присутствующих грозит то же самое по тем или иным причинам, — она осмотрела двор, и хотя больше не произнесла ни слова, некоторые опустили или вовсе отвели глаза от ее осуждающего взора. — Я другого брата не хочу. И этот вроде неплох. Уж если шестилетний ребенок способен пережить рождение двоих братиков, я думаю, что все мы сможем привыкнуть к тому, что Жозе нравятся мальчики. Bien?
Мигель обернулся на хриплый смех, раздавшийся за его спиной — смеялся его abuelо[44]. Abuelа зыркнула на мужа.
— Уж точно не тебе судить, Анисета, — сказал он. — Оставь мальчика в покое.
И тогда аbuelа обратилась к Мигелю:
— А ты? Тебе что нечего сказать?
— Мне без разницы с кем он хочет провести свою жизнь. Он мой брат. И я его люблю.
Жозе поднял кулак, и Мигель ударил по нему своим. В знак солидарности.
— Ты разбил мое сердце, — с горечью проговорила abuelа. — Не хочу видеть тебя в своем доме. Я не потерплю под своей крышей mamahuevo[45].
Мигель не мог поверить в услышанное: бабушка назвала Жозе членососом. Все казалось каким-то нереальным, и похмелье здесь никак не помогало.
— Серьезно? — спросил ее Мигель.
— Ты можешь остаться, — сказала она, шмыгнув носом. — Но в своем доме я не хочу видеть такого человека, — она ткнула в Жозе своим тапком.
— В нашем доме, — возразил аbuelo. Они с аbuelа начали препираться на испанском.
— Пойдем, — обратился Мигель к брату. — Ты ее слышал. Я закажу такси, чтобы вернуться в отель.
Джулия и Алондра тоже поднялись.
— Мы тоже едем, — сказала Джулия.
Валерия тоже встала со вздохом.
— И я.
Их mamá тоже встала.
— Заказывай минивэн. Я еду с вами, иначе кого-нибудь убью, — она злобно покосилась на свою suegra.
Их papá тоже поднялся.
— Ясно, — фыркнула аbuela своему сыну. — Все понятно, ты выбрал их, а не меня.
— Ты выбрала за нас, mamá, — сказал их отец. — И так же можешь выбрать, чтобы мы остались. Пойду, соберу вещи, — он поцеловал свою жену в щеку. — Езжай с детьми. Я приеду с нашим багажом чуть позже. Надеюсь, в отеле остались свободные номера. Если нет, найдем другой.
Стоя на тротуаре в ожидании такси, Жозе проговорил:
— Не сказать, конечно, что я уже... ну вы понимаете...
— Что ты уже? — спросила mamá.
Жозе готов был провалиться от стыда на месте.
— Ничего.
Алондра фыркнула.
— Он имел ввиду, что она обозвала его mamahuevo.
— Я еще не... в смысле, я гей, но...
Mamá обняла Жозе.
— Не имеет значения правда это или нет. Мы все равно не собирались оставаться.
Жозе положил голову на ее плечо.
— Gracias, мamá.
Мигель пожал плечами.
— Это была чистая правда. Она просто обозвала не того nieto.
У матери округлились глаза.
— Мигелито?
Он улыбнулся ей — криво и с сожалением.
— Вот. Оказывается, я би.
Она застонала.
— Прости, mama. Так вышло.
— Меня это не волнует. Но своего отца ты знаешь. Он непременно скажет, что это случилось из-за твоей службы на флоте.
Мигель ошеломленно хохотнул.
— И это все?
Mamá глянула на него с прищуром.
— Пока все. Но я люблю тебя — всех вас — несмотря ни на что, как и ваш отец. Не забывайте об этом, — она еще раз стиснула Жозе в своих объятиях, а потом погладила Мигеля по щеке. — Никогда.
Четверг, 2 января
Serefina Beach Hotel
Сан Хуан, Пуэрто-Рико.
В итоге семья Мигеля ранним утром съехала из отеля и отправилась на такси через весь остров до Сан Хуана. Они выбрали популярный у туристов отель на пляже, и вели себя соответственно. Никто из них уже много лет не гулял по старому Сан Хуану и не осматривал форты. Мигель так вообще ни разу не был в этом городе, помимо перелетов из аэропорта и несмотря на то, что каждый год практически всю свою жизнь проводил в Пуэрто-Рико, не считая службы на флоте. Раньше он всегда себя чувствовал коренным жителем, окруженным родственниками. А здесь — в Сан Хуане, он знал только ближайших родственников и чувствовал себя чужаком. Не говоря уже о том, что его родители здесь родились.