– Валиде, к чему это? К чему был весь этот заговор?

– Разве ты не понимаешь? Я желаю только одного – чтобы ты стал султаном, ты вполне достоин.

– А как же дядя, разве он не достоин?

– Абдул-Хамид просто вернулся бы в привычное для него место. Он так долго пробыл в Клетке, что не ощутил бы потери.

– Валиде, как вы можете так говорить?! Сколь неразумно я поддался на такие уговоры!

– Все, что я делаю, лев мой, я делаю только ради тебя.

– Не нужно больше ничего ради меня делать, прошу вас! Вы понимаете, что мне в лучшем случае грозит Клетка, в худшем – вообще меч палача?

– Этого не будет! Султану придется сначала казнить меня, чтобы добраться до тебя.

Селим усмехнулся:

– Вы полагаете, его это остановит?

Михришах схватила сына за руку:

– Тебе нужно немедленно бежать!

– Куда бежать?

– В Багдад… в Кабул… в Париж, наконец! Сегодня же. Я все организую.

Селим смотрел на мать чуть насмешливо:

– Успокойтесь уже, валиде. Жить всю жизнь, как принц Джем, скитаясь по чужим дворцам в чужих странах, я не буду, лучше уж меч палача.

– Нет, – взмолилась мать, – нет, ты не должен так говорить. Это несправедливо – умирать таким молодым и полным сил, и даже сидеть в Клетке тоже несправедливо для тебя.

– Для меня несправедливо? Но ведь дядя провел в этой Клетке почти сорок лет по воле моего отца. Это было справедливо?

– Когда твой отец взошел на престол, Абдул-Хамид уже сидел в Клетке.

– И отец выпустил брата? Нет, хотя прекрасно знал, каково это – сидеть в одиночестве. Нет, еще семнадцать лет отец правил, зная, что его родной брат томится взаперти.

– Далась тебе эта Клетка! Больше говорить не о чем?

– Теперь, пожалуй, не о чем, – кивнул Селим в сторону двери, из-за которой слышался шум и топот многих ног.

Дверь распахнулась, и на пороге появился начальник охраны султана Махмуд-бей.

Он склонился перед султаншей, не нашедшей нужным даже прикрыть лицо:

– Султанша… Шехзаде, Повелитель прислал меня за вами.

– В Клетку или сразу в тюрьму?

Махмуд-бей покачал головой:

– Нет, пока нет. Султан желает поговорить с вами. – И тихонько добавил: – Если будете разумны, то…

Селим едва заметно усмехнулся. Будь он разумным, не оказался бы в такой ситуации.

– Селим?.. – ахнула Михришах Султан.

– За свои поступки надо отвечать, валиде.

Глядя вслед сыну, Михришах застонала и без сил опустилась на диван. Ей показалось, что видит своего обожаемого мальчика в последний раз.

«Я убью его, если он посмеет тронуть моего сына!» – решила женщина, забыв о том, что еще вчера сама делала все, чтобы свергнуть султана.


А шехзаде Селим пока ехал во дворец.

Махмуд-бей сделал все, чтобы доставка шехзаде к Повелителю не выглядела арестом, их сопровождала только пара охранников, хотя недовольных янычар в городе было предостаточно, при желании Селим вполне мог попросту сбежать. От умного юноши не укрылось напряжение, в котором находился Махмуд-бей, но он не сделал ни единого неверного движения.

Бежать? Но зачем и куда? Бежать – значило оказаться в руках людей мелких и недостойных и при этом вне закона. Верно говорят: предавший единожды предаст еще много раз. Разве он мог довериться янычарам после того, что произошло?

Перекупили одного, перекупят и других.

Нет, если уж добиваться трона, то открыто. Хотя какая теперь разница, вздохнул Селим.


Топкапы замер…

Стамбул замер…

Империя притихла…

Случилось невероятное – раскрыт заговор против султана, в котором принимал участие первый (и пока единственный) наследник трона шехзаде Селим! Но не сам заговор (сколько их было и сколько еще будет!), даже не его разоблачение потрясло всех, а то, как султан наказал виновных.

Прежде всего, он сам явился к янычарам. Это было необычно и очень опасно для султана. Янычары решили, что Повелитель пришел просить мира, а потому собирались во дворе, насмешливо ухмыляясь. Абдул-Хамид ждал молча, на его лице не отразилось ни единого чувства, оно было спокойным и почти безмятежным. Это несколько сбило спесь янычар, однако они все равно чувствовали себя уверенно.

Окинув взглядом толпу из двух десятков вооруженных воинов, которые запросто могли его растерзать, Абдул-Хамид вдруг усмехнулся и начал говорить. Сначала негромко, почти шипя, что вынудило янычар затихнуть, чтобы расслышать слова Повелителя.

– Мое войско недовольно мной… Молчать!.. Мое войско недовольно мной, но вместо того, чтобы отправить к Повелителю своего агу и изложить причины недовольства, оно начинает бунтовать и организовывать заговор?!

Голос перерос почти в рык и вдруг снова стал тихим, но это было шипение аспида перед жертвой:

– Вам неизвестно, что я стал султаном по воле Аллаха?

Абдул-Хамид говорил вкрадчиво и угрожающе одновременно.

– Вам неизвестно, сколько лет я, послушный Его воле, ждал и терпел, чтобы стать Его Тенью на Земле?! – Голос снова громыхал на весь двор, и вот эти переходы от вкрадчивого шипения к гневу были особенно страшны.

Кто из янычар не помнил, сколько всего перенес в своей Клетке нынешний султан, прежде чем сесть на трон Османов?

– Вы?! Вы выступаете против воли Аллаха?! Вы, ничтожества, недостойные стирать пыль с ног настоящих ревнителей веры, смеете оспаривать эту волю?!

Стая ворон испуганно взмыла в небо, потому что теперь султанский голос громыхал на весь двор. Янычары обомлели, никто никогда не слышал от Абдул-Хамида повышенного тона, все знали, что султан добр, мягок, а следовательно, слаб. И вдруг такое…

– Требуете награды вы, неспособные одержать ни единой победы?!

Обомлел даже верный Махмуд-бей, глава султанской охраны.

– Сложить оружие! Мы не уверены, что вы все его достойны!

Воины замешкались, что вызвало новый приступ гнева:

– На колени, неверные! На колени!

Янычары, словно против своей воли, послушно опустились на колени, протягивая обходившим их дильсизам свои сабли. Такого давно никто не видел, если видели вообще, – янычары, гроза империи, сдавали свое оружие по приказу Повелителя, которого еще час назад считали слабым и никчемным.

Дождавшись, пока находившиеся во дворе будут разоружены, Абдул-Хамид снова навис над стоявшими на коленях янычарами:

– Ваши зачинщики ответят за свой бунт против Аллаха.

Это мгновенно родило надежду в сердцах янычар – ответят зачинщики, значит, им, кроме вот этого унижения, уже ничего не грозит? Глава охраны Махмуд-бей тревожно покосился на султана: неужели все обойдется вот этим внушением? Но опустившие сейчас головы янычары завтра поднимут их снова и тогда больше не сложат оружие по первому рыку своего Повелителя. Люди с оружием унижения не прощают, надо хотя бы в тюрьму пару десятков самых активных кинуть, чтобы остальные на время присмирели. Или Абдул-Хамид рассчитывает, что их испуга хватит надолго?

Видимо, и янычары почувствовали облегчение, кое-кто начал исподлобья насмешливо коситься на султана, мол, это все, на что его хватило? Пусть у них забрали сабли, но это не единственные, есть еще боевые, те, с которыми не страшно будет пойти против султана, который только и умеет, что изредка попугать.

И тут снова произошло то, чего не ожидали даже дильсизы и Махмуд-бей. Султан снова повысил голос до гневного:

– Но и вы ответите тоже!

Резко развернувшись, пока не опомнились стоявшие на коленях, Абдул-Хамид сделал знак Махмуд-бею, тот скорее по привычке, чем осознанно, повторил приказ своим вооруженным людям, и… удары мечей посыпались на шеи и спины возопивших янычар. Кто-то попытался прорваться к сложенному перед султаном оружию. Дильсизы, окружившие Повелителя плотным кольцом, на мгновение растерялись, и тут сам Абдул-Хамид снова совершил то, чего от него не ожидали: не успела охрана опомниться, как меч султана отсек руку янычара, протянувшуюся к сабле!

Как в этом грохоте, криках и мешанине из тел остальные сумели разглядеть то, что произошло, неизвестно, но все вмиг затихло. Янычары прекратили сопротивление. Абдул-Хамид вложил свой меч в ножны и, круто развернувшись, отправился прочь со двора. Бойня продолжилась уже без него. Никто не попросил пощады, но никто и не был прощен. Все находившиеся во дворе янычары оказались казнены, их головы выставлены на всеобщее обозрение, а народу прочитан фирман о заговоре и попытке совершить переворот:

«…волей Аллаха мы остались живы, уничтожив тех, кто восстал против Его воли!..»