- Вот ты мне тут… всего понарассказывала, - неожиданно отозвалась ожившая Шурка. – И я чё-т не догоняю… Так х** ты Киселя не бросила? Сама же всем этим и пох*ерила себе…
Печально ржу… Лениво тычу мордяку солнцу, и нет желания даже веки приподнять:
- А того, - решаю ответить, - что если бы я уступила – Борюсик тут же бы меня и оприходовал, причем, наверно, не отходя от кассы, на том же месте, где бы и услышал сию новость… И всё: плакали мои планы, мечты… чувства…
- Чувства? – удивленно взвизгнула (аж затарахтело кресло, когда та, судя по всему, провернулась, уставивши на меня изумленный взгляд).
Игнорирую:
- И вскоре бы я стала той же «сиськастой», которую он просто бы отвез домой, даже после хорошей синьки, - и на том бы всё закончилось, «и на том хватит» (если, конечно, не пи**ит). Нет уж! Дудки… А так… из-за бешенной ревности к Киселю, неприступности, недоступности из-за своих же стальных, непоколебимых принципов… при одной только мысли обо мне, даже одетой, – у него там сразу всё… закипает, горит невъе**нным пламенем. И у меня уже рождается шанс… Вопреки всем моим страхам – я достигну вершины. Вот увидишь. И черт с этим «ОНГМ». Главное, что на одной планете…
Немного помолчав, вновь отозвалась неугомонная Саня:
- Я, конечно, поражаюсь… терпению Фирсова…
- А ему деваться некуда… Боится повторения моего первого курса.
- А что там? Это… когда ты болела? – голос ее стал оживленным, взволнованным.
- Ага, - неприкрыто язвлю. – Боле-ла, - паясничаю, коверкая интонацией слово, - …по подвалам, по теплотрассам, по вокзалам, по электричкам… Пока до Питера не доехала… Там-то меня его «коллеги» и приняли. А чё мне? Восемнадцати еще нет, вот Максу и стуканули, слили, уроды. Приехал – извинялся, клялся, умолял… Чуть «на пузе крест не рисовал», что больше никогда звереть не станет, в жизнь мою лезть не будет и указывать, что, как и где мне делать.
- А чё он упорол? – тихим, напуганным шепотом. – Вернее, - вдруг тотчас себя поправила, - что ты отчебучила, что он?..
Ржу цинично, всё также не роняя взгляда:
- А это, мать, уже не твоего ума дело…
Но не обиделась та. Отнюдь – давно привыкла, что я – сплошная закрытая книга, а потому и сему скромному откровению, что только что вырвалось из моей груди, из пьяного сознания, была безмерно рада.
Но вдруг:
- А бомжи к тебе приставали?
Даже поперхнулась я слюной от такого поворота мыслей в башке у Кути.
Хохочу язвительно:
- Я к ним приставала…
- Фу! Девки, б***ь! – внезапно гаркнул в негодовании Митя. – Чё за х**ню вы несете? Да и потом… Леська – сто пудово еще целка. Пять лет квасим до одури – а так никому и не дала.
Смеюсь издевательски:
- Ну… а толк? Никто из вас брателлу моего вызверить не сможет. Да и сами зассыте тягаться. Поди, разные весовые категории… То ли дело Кузнецов, или хотя бы Киселев… А вот с девственницей – тут уж извините, ребята. Разочарую: чего нет во мне, того нет. Не сваяю обратно…
Ржет, давясь сарказмом, Димка:
- Чё? Всё-таки принца встретила, да?
- Ага, - не сбавляя оборотов яда, отвечаю я, - Принца. Именно его… Заломал и не спросил: хочу ли я быть его Золушкой, али не хочу. Домурыжилась в своё время… Вот теперь и практикую, проверяя и остальных на смелость…
- Че? Реально? – живо подорвался со скамьи, оперся на локоть. Взгляд на меня.
Не сдержалась от интереса и Шура.
Строю вид, что не заметила, что по**ю всё: как и доныне, блуждаю взглядом в облаках.
- Нет, б***ь, фигурально… Да так, что потом не один день пришлось заживать. А чё? – желчная ухмылка; взор на всполошившегося кобеля: - Тоже хочешь?
Нервически сглотнул слюну. Мигом отвернулся, вновь разлегся на лежанке.
- Разве что… голову тому ублюдку свернуть, - шепотом.
- Сверни, - ржу, не сдерживаясь от дерзости.
- А Макс что? – не унывает с этим Фирсовым Кутюхина.
Раздраженно скривиться и отвернуться. Снова взгляд устремить в небо.
- А он знает? – решаю ответить на вопрос, не без упрека за его глупость.
- Я бы сказала… - едва слышно, задумчиво буркнула Шура.
- Ой! - не выдерживаю и гавкаю я. – Ты бы много чего сделала, чему бы он был безмерно рад! Да только сестра у него – я, конченный выродок. И не умею я поступать, как хорошие девочки. А только лишь… как тупая, бахнутая на всю голову, тварь.
- Так из-за чего заруба-то у вас с братом? – внезапно вновь отозвался Митяй.
Нервически смеюсь, осознавая правду:
- Из-за того, что он – праведник, а я - чёрт зло***чий…
***
Время пролетело, как очумевшее. Уже и лето, июнь.
Кузнецов молчал… и ни единой весточки, ни единой встречи невзначай. И я не звонила. Диплом, дела... да и обдумать всё надо было, пережевать. Пережить. Новый план, в конце концов, составить. Хотя... если уж мой подарок его, Борясика сего строптивого, не расшевелил, ни на что серьезное, конкретное не подтолкнул, не побудил, не сподвигнул, то сложно уже на что-то иное, существенное надеяться... И, вообще, стоит ли вновь всё... это безумие, безмозглость... затевать? Шальную игру, в которой в прошлый раз... едва друг друга не поубивали.
Кисель же до сих пор гуськом бродит. Всё надеется, что вновь на меня найдет безумие, как в первый день практики, – и тут уж он свое счастье… не упустит, чего бы это ему уже не стоило. В какой-то момент мне даже стало казаться, что отмотай время назад – и оставь прежние разумы, пропитанные опытом, Артем бы и Кузнецова не постеснялся. Засадить – уж точно бы засадил, ну… а потом бы уже выкручивался, извинялся и так далее. Всё так же отгреб от начальства – вот только было бы уже за что.
Злость Компота все чаще выходила за рамки приличия, а внутренняя неугомонная жажда, что уже, видимо, и секретутки не в силах были притупить, буквально уже душила меня морально своей назойливостью и пошлыми намеками. Я же играла… исправно играла с огнем, хотя и не страшилась итога… Как говорится, больно только первый, с*ка, раз… А потом - свыкается… даже если и хочется затем их всех поубивать.
Но он терпит, терплю и я.
Жду… сама уже не знаю чего. Ибо Боря залег на дно, а я нового повода вызвать его на тропу войны так всё еще и не нашла. Сдался? Позорно сдался? Или же я – позорная? А он – красавчик, что выбрал принципы, выбрал дружбу, совесть… а не такую конченную б***ь, как я, шарахнутую на всю голову…
Одно обидно – что, как бы не собачились, не дрались, всё равно не достаточно оказалась важна, чтобы хотя бы потерзаться, пометаться в сомнениях… за пределами одного котла, за пределами… «ОНГМа». Не настолько хороша, чтоб кобели цапались и делили трофей вне спальни. Досталась одному – пусть и пользуется, а выбросит – и того быстрее оба забудут. Спокойно выдохнут… и вновь начнут эту жизнь по-братски делить, и наслаждаться ею.
Хотя… какой он ему брат? Так, шпана недорезанная. Не шестерка, но и до Короля далеко, не говоря уж… чтоб когда-то в Тузы метить.
***
… двадцатое июня. Защита уже до тошноты бесящего диплома. Выучила вдоль и поперек. Пусть только… какая зараза мне «доп» засадит не по теме – сама лично удушу, даже жаловаться никому не стану.
Хотя… кому я когда на что жаловалась? Не считая последних «укуренных» откровений, никто и никогда ничего толком… не знал обо мне: ни мать, ни брат, ни «товариСЧи».
Выйти в центр, стать за кафедру. Шумный вздох. Пустой взор на комиссию (не видя лиц), в зал (для приличия… воспринимая всё как одно большое, неважное, несуразное пятно) – и стартонуть свою эпическую «элегию».
И, с*ка, уже оставалось буквально несколько абзацев, выводы, с*ка, ВЫВОДЫ! И надо было вновь пустить взгляд по аудитории – и словно что-то кольнуло, дернуло меня в ту сторону. Миг – и обомлела, словно расстрелянная. У самого выхода, за последней партой, столом сидел… Кузнецов.
Запинки, заикания… еще несколько позорных хлопков - и старая «копейка» окончательно заглохла. И с толкача не завести.
Ни подсказки препода, научного руководителя, ни собственные шпаргалки-записи: ни буя. С*ка… Боря. Просто напрочь всё вышибло из головы, словно на меня только что «КАМАЗ» попёр – и уже… ничего не остается, кроме того как смириться и тихо ссаться..