Вновь виновато опускаю взор, киваю покорно головой.
Стук в дверь. Отчаянное Лильки:
- Борис Федорович!..
- А сейчас мне, Лесь, пора… прости, но дела зовут. И тот факт, что я иду в баню с друзьями – никак не значит, что я иду туда тра**ться. Минимум – по**здеть, максимум – побухать и подраться, - шаг ближе, обнял, притянул к себе. Поцелуй в макушку. Тихим, ласковым шепотом: - Теперь ты у меня есть… и на*** мне какие-то шмары? Мне не шестнадцать, что у меня чешется… и хочется хотя бы кому-то присунуть, или всё перепробовать. Нет, давно уже перегуляно, и до одури перенасыщено. Везде одно и то же. Другое дело – что-то… серьезное, семья.
И снова стук, гул, что волной уже превращался в бешенство за дверью.
- От, с*ки неугомонные, - ржет пристыжено. – Ладно, родная моя… Давай. Вечером наберу, потрещим еще. А пока иди – тебе пора.
- Я буду ждать.
Сел в кресло. Я к двери… провернуть замок, дернуть на себя полотно – пропустить ораву взбешенных зябликов. Больше десятка, уставших стоять, ждать, раздраженных мужиков ввалилось внутрь. Это вы еще в наших очередях соцслужб не стояли, гады зажравшиеся!
И вот он, момент. Едва ринулась к двери, как вдруг кто-то тут же перехватил меня за руку. Оборачиваюсь – Киселев. Напор на меня – оба вываливаемся за дверь, в приемную.
Живо прикрыл полотно, сдерживая галдеж. Глаза в глаза:
- А ты че здесь делаешь?
- Привет, - нехотя, раздраженно язвлю. Шумный вздох. – На работу устраиваюсь.
- Почему ко мне не зашла?
Нахмурилась. Думала, было, еще соврать – но… реально, за**алась… всех огораживать, холить:
- Киселев, - озлобленно гаркаю, - че те надо? У вас совещание? Вот и пи**уй на него!
- В смысле? – выпучил на меня свои очи. – И, вообще, че ты со мной так разговариваешь?
- Да за**ал ты меня! – шаг ближе, тихо, в лицо: - Че ты ко мне вяжешься? Ну, сделка это была! Сделка! Когда ты это поймешь? Ради тебя старалась!
- И че терь? С тобой даже поговорить нельзя?
- О чем? Всё и так на мази.
- Хотя бы об этом… почему все так стало.
- *** нужный от****ла – и всё.
Округлил, огорошенный, очи, секунды - и закивал вдруг головой:
- Кузнецов, да?
Нервно цыкнула, раздраженно пустив глаза под лоб. Шумный вздох. Едва не срываясь на крик, рычу:
- Ничего не было, Киселёв! Словами достучалась – и всё!
- А, - кивает головой, а на губах – жестокая, болезненная ухмылка, презрительный взгляд: - Потому сейчас без лифа и трусов, да?
Скользящий взгляд по моему телу – его, мой (вторя).
Взгляд в лицо. Очи в очи:
- Шалава ты конченная…
- Иди ты на***, Артемушка! Я тебя из тюрьмы вытаскивала, а не семью с тобой создавала! И ты знал это, знал с самого начала!
- И тра**лась ты со мной… тоже? … из-за тюрьмы? Из-за жалости, или вины? А?
Обмерла я, прибитая неожиданной правдой. Молчу позорно. Не знаю даже, что толковое выдать в ответ.
- Понятно всё с тобой, - внезапно гаркает. Резвый разворот – к двери босса.
- Артем, стой! – живо кидаюсь вслед, попытка схватить за руку, но тут же увиливает.
Уверенно дернул на себя полотно и молнией скрылся в кабинете, с лязгом пресекая мне следом путь.
Глава 19. «Гоп»
Глава 19. «Гоп»
***
Прийти домой и завалиться в постель. Дурные, шальные мысли… То Киселёв (совесть грызущая за него), то Боря. Вновь Боря… Всепоглощающий Боря. Сладкий, страстный, безмерно желанный Боря… и так - пока не уснуть от отчаяния и боли, от горечи и обиды.
Ждать, опять ждать… и неизвестно еще сколько.
…
Но внезапно звонок, привычная мелодия, отчего сразу реагирую, соображаю. Нащупать телефон и принять вызов:
- Да? – сухо, охрипло, едва внятно.
- Собирайся, нашли мы ее…
***
Кто мы? Кого нашли? Плевать. Догадки есть, и того хватит. Самое главное – звонок от Кузнецова, и он скоро будет у моей двери.
А что еще нужно влюбленной дурочке? Ничего. Хоть на край света – лишь бы только за ним, одним…
***
В его машине: он – за рулем, я - рядом. Далеко за город. Мчим, в неизвестном (мне) направлении.
Лыбимся, как дураки, то украдкой метая друг на друга взгляды, то отворачиваясь, пряча стыдливо чувства.
- Че ржешь? – не выдерживает и гаркает, хотя сам не меньше моего заливается.
- А ты че скалишься?
- Рад тебя видеть… - бросил пытливый взор.
Вальяжно откидываюсь на спинку сидения. Горделивый, важный вид.
Царски язвлю:
- Так виделись же сегодня…
- И че? – пристыжено ухмыляется. И снова на мгновение оторвать от дороги взгляд. – Всё равно соскучился…
Нахально, неприкрыто хохочу:
- Надо же… То две недели ни слуху ни духу, то за полдня… уже соскучился. Че так?
Шумный (его) вздох, но все же тихонько смеется и отвечает:
- Лесь, вот ты себе… черти где сережек натыкала. А язык так и не проколола.
Удивленно вздернула я бровями от услышанного:
- Надо? Проколю, - ухмыляюсь коварно, хотя все еще в замешательстве: не думала, что он вообще одобряет эту тему.
- Да, - откровенно уже ехидничает, заливаясь терпким ядом. – Проколи, хорошенько так проколи, да приколи его к нёбу, чтобы меньше пи**ела...
Пристыжено ржу, заливаюсь краской.
Вот, с*ка…
- Че молчишь? – буквально сразу и отзывается испуганно Боря, реагируя на то, что я отвернулась: – Обиделась что ли?
Оборачиваюсь, демонстрируя свою невольную, что не в силах сдержать, улыбку. Хохочу позорно:
- Да думаю, куда тебя послать… только так, что бы обидно было.
- М-м-м… смотри, как бы потом не передумала.
- А ты че, сразу побежишь? – не сдерживаюсь и еще громче заливаюсь, давлюсь смехом.
- Смотря куда, - и вдруг откровенный, с вызовом взгляд мне на низ живота.
Обмерла я, ошарашенная. Но все еще пытаюсь, не уступить сей бой:
- Губу закати, - гордо вздернула подбородком кверху. – Упустил ты свой шанс. Теперь только лес или пень.
Цыкнул обиженно, перевел взор на проезжую часть:
- Нет, тогда не согласен.
***
Отыскали мы ее, свидетельницу эту. Ту самую дуру, за которую я вступилась тогда… той злополучной ночью. Приезжей оказалась, из деревни. В городе же жила на съемной квартире с подругами. С учебой не сложилось, зато работу нашла, корпела там, пока идиота… на свою голову не повстречала. Отношения взрослые. Первая любовь.
В общем, вся х**ня понятная, и не понаслышке мне знакомая. Не за что было ее осуждать. По крайней мере – мне. Даже, что сбежала – понятно. Не знаю… возможно, и я бы так поступила: зашкерилась и сидела бы… дрожала. Боялась, что и на меня чего-нибудь повесят. А жизнь она такая – никогда не знаешь, где повернет, и кто когда подставит.
В общем, талантом оратора, харизмой, пятиэтажными обещаниями защиты… и реальными деньгами, уговорил мой Кузнецов ее написать маляву, дать показания. Засняла я даже на видео, как все это было, ее слова. Обещала эта курица в понедельник к Фирсову приехать (Боря ее заберет и отвезет, а после и домой обратно доставит). В общем, всё что угодно, чтоб доказать, что тот ублюдок сам начал драку, что мы просто вписались, защищали ее, что никто ничего такого не хотел. Получилось всё случайно. Хотели угомонить… а вышло - как вышло.
Причем, ей совсем не было его жаль. Давно мечтала уйти – но ходу не давал: прессовал, угрожал, бил. Других кавалеров отгонял. Унижал, насиловал…
Черт, в общем. Хотя… и нельзя так говорить о тех, кто… «ушел». Но и… нельзя себя так вести. Послали – иди, максимум – плюнь в рожу. Это же баба… ну, куда ее бить? А особенно эту, чахоточную глисту. Тут я один раз приложусь – и ей уже недельку отходить придется, а то больше года изматывал...
***
- Ну, че, всё? Поехали? – взгляд на меня, раскинувшуюся в пассажирском кресле.