Ольга Резниченко - Яркими красками по небу

- Че-че? Еще не хватало тебя сейчас потерять… во имя какой-то брюхатой.

Захохотал, краснея от смущения:

- Так, а если это ты ею будешь?

Глава 21. Яркими красками по небу

Глава 21. Яркими красками по небу

***

- Че-че? Еще не хватало тебя сейчас потерять… во имя какой-то брюхатой.

Захохотал, невольно краснея от смущения:

- Так… а если это ты ею будешь?

Таращу на него удивленно очи:

- КАК? Если ты даже притронуться ко мне нормально не решаешься…

Заливается язвительно:

- А тебе бы только, что бы я тебя потрогал, - вдруг движение и, силой, стальной хваткой впившись в меня, замер, заставляя тоже остановиться. Не сразу соображаю – вмиг принялся меня щипать, щекотать в бока.

- Дурак, что ли? – отчаянно визжу, пытаясь остановить его – ржет истерически и еще сильнее меня изматывает. Рычу взбешенно: - Да не боюсь я этой щекотки! Больно только! Перестань! ПЕРЕСТАНЬ, я сказала! – визжу, а сама так и заливаюсь смехом, радостью… что он хохочет и... что проявил хоть какое-то ко мне участие. Смелость. Попытка рвануть прочь – но тут же настигает, напор – и рухнули оба на траву.

Еще спазмы, глубокие вдохи, сражаясь со смехом – и обмерла под ним. Глаза в глаза.

- И че? – пристыжено улыбаюсь.

- И ниче, - перекривил. Вдруг прикоснулся рукой к моему лицу – провел вдоль скулы. Следит, скользит взглядом за своим движением, словно смакуя, пробуя меня на все свои ощущения. – Брюхатить тебя буду…

Едва слышно, но достаточно, чтобы вогнать меня в шок. Нервически ржу:

- Дурак, что ли? – а сама уже дрожу, сгораю от непонятного, внезапного трепета, волнения… страха.

- А другие обзывательства еще будут?

- А надо? – тихо…

- Ну… как-то креативней, заводяще, что ли, - шепчет в ответ… словно заговор.

- Че-то… ты осмелел, - попытка хоть как-то язвить, шутить, состроить вид неприступности. - Свежий воздух подействовал?

- Ага, - вкрадчиво. Ухмыльнулся. Вдруг дернулся и тут же забрался под платье, ловкое, уверенное движение – и потащил с меня одежину через голову – поддаюсь. Завидел картину, наигранно надул губы: - Оба-на! Вот те и сюрприз. И нагрудник сразу, и труселямбы…

Ржу звонко, позорно, пораженчески, не выдерживая:

- А тебе что… всегда сразу всё подавать? Тогда не захотел брать тепленькое… мучайся на холодненьком, разогревай…

Дерзкая, коварная ухмылка.

Приблизился. Нежные, ласковые… прерывистые поцелуи по телу, скользя от груди к животу. Шепчет:

- Я-то разогрею… главное, потом… не отпираться…

- Кто бы говорил… - рдею, бьюсь уже под ним… Касания на грани невероятных ощущений… То там, то здесь… вензеля языком по отвоеванным местам. И вдруг обмер, застыл… Несмело приподнимаю голову, испуганный взор на него. Смотрит, изучает… а затем и вовсе непонятно как-то, с осторожностью коснулся… креста, что под левой моей грудью.

- Че? – смеюсь пристыжено. – Глаз теперь режет?

Улыбнулся. Коротко, добро как-то… Смолчал.

- Только не говори, - вмиг расселась я, отчего и ему пришлось приподняться; глаза в глаза, - что ревнуешь… Только не это… не будь таким дураком, как Фирсов. Он мне потом еще долго этот крест вспоминал. Раз даже сам хотел вывести. Благо, мать образумила.

Оторопел Боря, вскинув бровями. Но миг – еще больше отстранился от меня. Взгляд около, а затем в очи:

- Расскажи еще чего-нибудь о нем… о том бомже…

- Что? – хохочу смущенно.

- Ну… не знаю, - пожал плечами. - Какой он был, что там произошло… Почему ты думаешь, что его завалили…

- Да что рассказывать? - поразилась ходу его мыслей. Скривилась я: – Мужик как мужик. Лица ж, говорю, не видно. Грязный, замученный, лохматый. Только крест его и помню на груди. И еще какие-то татуировки были, но их уже не запомнила.

- А что по событиям?

- Что? – нахмурилась; обмираю, выуживая прошлое из памяти. Нервически сглотнула слюну от неловкости: – По событиям? Ну, пришла, отыскала его… напоила, накормила, раны перевязала. Собралась уходить – шорох. Шепот на улице. Движение… Помню, мимо оконного проема кто-то метнулся… Я чуть с перепугу и не вскрикнула. Благо, Он меня схватил… и прижал к себе, заткнув рот рукой. Застыли оба, выжидаем: спалили – не спалили, зайдут – не зайдут?.. И, вообще, кто то был… - ничего непонятно. А я так испугалась, помню, сижу… оцепеневшая. И вдруг впервые… его голос и услышала. Шепотом на ухо… малопонятно, но…

- Дыши.

Выстрелом. Окаменела я, распятая услышанным.

Боря… меня перебил Боря, правильно продолжив, озвучив… Его слова.

- Д-да, - заикаясь, неуверенно киваю, ошарашено таращась на Кузнецова. – Д-дыши…

- Но нас не запалили… куда-то дальше побежали. В лес. Вроде… Ну я… и разжал хватку. Говорю ей: «Беги!» Сомневалась, стояла, противилась та – но еще немного… и перебежками рванула. Я в другую сторону – чтобы… если что, отвлечь внимание на себя.

Ошеломленная, выпучила очи я.

Не шевелюсь. Не дышу…

- Нет, - враз лихорадочно закачала головой, все еще не веря ни ушам, ни глазам. Отвожу взор. – Не может быть…  Но у тебя же даже татуировок нет… - взмолившись, протянула я, утопая в изумлении, в жути.

- Я их вывел, Лесь… - неловкая попытка обнять: ухватил за плечи, сжал до легкой боли, отчего вновь глаза в глаза: - По малолетству, в тюрьме еще набили. А дальше - вышел, с Еремовым связался… сначала глупости, а затем - серьезные дела, бизнес мутить стали. И уже ни к чему было темное прошлое и… лишние опознавательные знаки. Вот и вывел… Да и крест же такой… корявый был. Сначала краски не хватило – не добили до конца. А затем и «художника» грохнули… В общем, не срослось художество дорисовать. Так потом лет пятнадцать и проносил на себе…

Вновь качаю головой, еще больше пуча очи и не веря происходящему:

- Нет, - уже неуверенно, испуганно шепчу. – Но, я же слышала… как стреляли, видела, как труп чей-то грузили. Фирсова… с*ки этой, ухмылку самодовольную… до сих пор забыть не могу.

Закачал отрицательно головой, прикрыв на мгновение веки, Кузнецов:

- Нет, Лесь… не знаю, кого они там ловили, кого поймали… но не меня. Я в лес – и деру. Вообще, шумные, веселые деньки... даже недели тогда выдались. Та еще... война. Не с ментами. Нет.  Своя там была заруба, дележка... И, с*ки, почти ж уже нагнали... Подстрелили. Но ушел в последний момент. Заныкался в ближайшей деревне, в старом, заброшенном доме, потому что… сил дальше не было идти. Что уж – дохнуть, так дохнуть… А тут бабка твоя. Нашла, выходила меня: перевязки, еда, вода... Несколько дней там так и перекантовался. Оклемался. И я бы еще в тот день ушел, как только машина в деревне стремная нарисовалась, но, вроде, все тихо пока было. А еды с водой надо было раздобыть, так как скитаться предстояло неизвестно еще сколько… И, вообще, куда идти, бежать – тоже *** его знает. К кому податься… Ерема же  – тоже неизвестно где, жив ли: может, и ему нужна помощь. А тут девочка пришла – я и охренел. Смелая, уверенная. Раны мне захотела обработать – я в отказ. А она на меня как гаркнет… матом – я и осел покорно. Сижу, слежу, принимаю ухаживания. А потом – все, как ты говоришь… шорох и прочее... Здесь же, - махнул рукой, - у леса, с той стороны. Деревня. Тогда еще большая была – это сейчас… чуть ли не три хаты живых осталось. Верно?

Киваю головой одобряюще – а сама осознаю нечто страшное. Жуткое, невероятное:

- А я не поверила ему, - шепчу взволнованно.

- Кому?

- Фирсову. Клялся, что никакого… - нервически рассмеялась, прокашлялась, - бомжа не видел. И, вообще, никого не видел. Но и соврал заодно: сказал… на рыбалку собрались. Спи**ел. Так как не прошло и полчаса, после всех тех событий, как все уехали. Да и труп, сама же видела, что грузили… Уехали – и ни слуху ни духу больше. И меня даже в деревне согласился оставить. Я же после них  сразу в дом – тишь да гладь. Никого нет – а перед глазами… картина, да и звуки… жуткие.

- Лесь, - вдруг отчаянно позвал. Отчего снова отваживаюсь взглянуть в очи. – Но я-то… свой крест узнаю. Кривой, косой, недорисованный, - нервически тихо смеется.

- Покажи, где был…

Живо зашевелился, расстегнул пуговицы – стащил с себя рубашку. Ухватил мою руку и прижал к своей груди, в центре, чуть выше солнечного сплетения.