- Где-то тут… на цепи добротной, а здесь, - повел ниже к животу… - вот шрам, пуля прошила, навылет. Твоя бабка в войну еще фельдшером была. Вот меня и... вытащила с того света...

- Ну… не может такого быть, - взволнованно, испуганно прошептала, буркнула я, тотчас прижавшись, притиснувшись к своему Бореньке; уткнулась носом в шею: – Но… как так?

- Ну, как нет? Присмотрись, - вновь дернулся, насильно отстраняет меня от себя. Взор в лицо. – Там же даже след еще остался. Ну…

И снова провести ладонью по его груди, на которой плясал луч закатного зарева. Дрожу невольно от непонятного страха, волнения… а в голове идет отрицание очевидного, явного… Слишком долго я вынашивала, холила в себе эту свою историю… чтоб вот так легко поверить в то, что все было… в большинстве своем…

- Леська моя, - вдруг ухватил, утопил мое лицо в своих ладонях. Вынужденно глаза в глаза: -  Разве это – не чудо, не судьба?

Нервически сглотнула слюну. Еще мгновение – и решаюсь, тихо, неуверенно:

- По-моему… это больше бред.

Хмыкнул, коротко рассмеялся. Всё так же не отрывает взгляд, сверлит, казалось… давно уже проникнув и теперь утопая в моей душе:

- По-моему, вся наша жизнь – бред. И что теперь? Лесь… но а по сути… разве это важно? Или… если бы я и дальше был мертв, что… нравился гораздо больше? Или… идолы красивы… лишь когда недостижимы?

Скривилась в болезненной ухмылке.

Не знаю, что ответить.

Более того – вообще, не знаю что думать. Как дальше жить.

Отвожу взор, болезненно качаю головой.

- Ну, хочешь… выведи его.

- Нет, конечно! – испуганно дернулась. Взволнованно: - Дело не в том… а то, что… вся моя жизнь – оказалась… враньем. Самообманом.

- Ну, где?  - болезненно рассмеялся. – В чем? Леся, - сильнее сжал мое лицо в своих ладонях, приблизился губами к моим губам. – Ну, зай… ну ты чего? Плакать удумала?

- Дурак, что ли? – дрогнул голос предательски, проседая.

- Дурак, дурак… - шепотом, обжигая дыханием кожу. Еще миг – и прилип, накрыл мои уста своими.

Ловкое, голодное движение рук, напор – и бережно уложил на траву. Сладкая ласка по шее к груди – поддаюсь, не сопротивляюсь. Стащить лиф прямо вниз, не желая возиться с застежкой. Облизать и втянуть в себя отвоеванное запретное место. Дерзко сжать до сладкой боли… Проворно протиснуться под поясницу и резво схватить, потащить вниз белье… проявляю участие… И вновь поцелуи, скользя влажным языком, рисуя витиеватые дорожки, сладкие фантазии… Дрожу, трепыхаюсь, то и дело… не имея сил сдержать стоны. Проник рукой между бедер, нежные поглаживания, сжимания, откровенные движения, даря еще больше блаженства. Выгнулась, дернулась под ним, голодно заныв.

- Борь… ну… - горько, отчаянно, взмолившись.

Немного отстранился, быстрые, стремительные движения… Мгновения, жгучие, изматывающие - и ощутила его. Уверенный напор, но не резко, бережно… словно боясь сломать нечто хрупкое. Еще давление – и вскрикнула, взвизгнула от боли. Обмер, встревоженный. Нервически сглотнул:

- Ты как?

- Ну же, Борь! – алчно стону. Вмиг приподнялась, впилась поцелуем в губы – коротко ответил. Еще движение – и вновь кричу, заливаясь шальной страстью на грани сумасбродной сладости. Боль сжимала еще сильнее мышцы, заставляя замереть в исступлении. Но его робость больше бесила, чем манила. Мало его, мало мне его было. Хотелось сполна, резво, целиком, да так... чтобы утонуть сразу с головою в омуте его ласки. Полностью раствориться друг в друге. А потому еще напор, миг – и сама уже перехватываю инициативу. И пусть каждый последующий шаг дарил чувства вперемешку, оттого еще сильнее по венам разливалась эйфория, экстаз, казалось, заменяя собой целиком кровь… Еще напор, еще грубость – его, моя смелость… и уже мой зверь изнеможенно застонал, упиваясь… но, как и я, не напиваясь удовольствием.

- Борь, грубей… - шепчу едва различимо, стыдясь, но и не имея уже сил смолчать, уступая безумию… что впервые смогло по-настоящему пробудиться и разгуляться во мне сполна.

Сжал в объятиях едва не до хруста. Дерзкие, властные, резкие движения… поднимая градус внутри нас.

- Еще… - шепчу, казалось, вовсе не думая уже о последствиях, что хочу и на что подписываюсь.

Доли секунд дабы осознать и вдруг хватает, оборачивает меня к себе спиной, прогнул, за бедра подал к себе - и вновь ворвался в меня. Вдох – напор… и опять игра взорвала внутри меня музыку сумасбродства. Стоны, крики, боль вперемешку с наслаждением, словно кровь с молоком… Танго демона со своим супостатом, не смущаясь и не стыдясь… И чем сильнее боль, тем смелее Темная сторона, и тем стремительнее удовольствие, прорывая, вело меня в блаженства прострацию…

- Еще, - казалось… вот-вот… и я пересеку грань, свою какую-то давнюю, тяжелую, важную, забытую грань.

Вмиг ухватил за волосы и рванул на себя, выгнув кошкой. Еще рывок, еще вдох – и дернулась, вскрикнула я изо всех сил, не имея больше духу сдерживаться от боли. Тотчас сорвались с глаз слезы, а в груди спазмы перехватили дыхание. Еще миг – и предательское рыдание… разорвало мнимую тишину.


Прошлое взорвалось во мне. Жуткое, гадкое, болезненное... Вот только мысли, осознание того, что это со мной творит не тот черт, и никто иной, а именно Боря, мой Боря... - рождал внутри странную помесь, бесконечно  сумасбродную, шальную феерию... чувство защищенности и покоя. Будто ничего раньше не было - игра. Больная игра... сознания, спектакль избранных актеров и внушённых ролей. Чувство отрицания и наслаждения, на грани очередного скольжения по лезвию ножа, где с одной стороны - бездна, а с другой - жизнь, существование. Где прошлое - выдумка, а мы - реальность.

Но еще миг - и осознаю нечто большое. Нечто жуткое... постыдное.

То, что мой Идол невольно узрел мою черную душу, мою порочность, низменность... То, что за личиной красок и чистоты - сплошные черные, мерзкие тона. Напрасность надежд и упований. Пустота вместо человека - и лишь демон, на пепелище души, играющий остатками гнили...


Обмер испуганно.

- Ты че, Лесь? ЛЕСЯ, б***ь!

Вмиг отстранился, в охапку, к себе лицом. Утопил оное в ладонях. Глаза в глаза, а я жмурюсь, позорно отворачиваюсь – не дает.

- Ты чего… родная моя? - взволнованно, голос дрожал от ужаса: - Зая… прости меня, я не хотел.

Не выдерживаю – и завыла, заныла я позорно, предательски. Вмиг хватаюсь своими руками за его запястья. Шепчу виновато:

- Это ты прости… прости меня, с*ку… пропащую, - нет больше сил удерживать личину… правда вылезла сполна, вместе со всеми моими чертями. – Прости меня… порочную.

Болезненно рассмеялся:

- Зайка… ты чего? – приблизился, короткий поцелуй в губы и шепотом, нежно, обжигая дыханием. – Нашла мне порочную… Котенок, родная моя, - живо обхватил за талию и силой напором усадил на себя сверху – поддаюсь, подчиняюсь. И снова обхватить мое лицо руками. Поцелуй в губы. Улыбается боязно, неуверенно: - Мне  всё равно… как ты любишь, как ты хочешь, куда ты хочешь, где ты хочешь... Я всю тебя люблю… даже эти твои, - пристыжено рассмеялся, - тату и пирсинги. Всю люблю, и всё приму. И что тебе приятно – мне втройне приятно. И ни капли не осуждаю. Не глупи… Лесь… посмотри на меня.

Но не поддаюсь. Все еще жмурюсь, от стыда прячась в мнимой темноте.

- Жаль, что ты раньше… в моей жизни не появился… до того, как все это… во мне сломалось. До того, как стала демоном.

Смеется горько:

- Леська… хорошая моя. Ну, какой ты демон?  Посмотри мне в глаза. Прошу… Ну…

Несмело поддаюсь, а на глаза вновь проступили слезы. Страшно своему судье всматриваться в очи.

- Во-от, - продолжил. Провел кончиками пальцев по губам. – Лесь… я бы никогда не полюбил демона. Никогда… Ты - нежная, добрая внутри. Хрупкая… хоть и принципиальная. Заледенела от постоянный боев, закалилась. Но позволь пробудить тебя… настоящую, - бережно провел по щекам, стирая один за другим соленые потоки. Обнял за шею и притянул к себе, прижал грудью к своей груди. Завораживающим шепотом на ухо: - Верь мне, пожалуйста… как я верю тебе. Хорошо?

И вновь движение, отстраняет слегка: глаза в глаза.

Долгая, жалящая, язвящая пауза – и несмело, неуверенно, киваю головой.


Короткий поцелуй в губы, бережный напор, ловко приподнимая меня над собой – и вновь ворваться, впустить - слиться со своим героем душой и телом, разрисовывая небо… в яркие краски. И вновь напор, и вновь рывки, подчиняясь страсти, вот только вместо боли и наслаждения в раздельных тонах, нотах, рождали одну общую, единую, бесконечно льющуюся, вьющуюся... искреннюю любовь.