...
Скрипнула дверь.
Незнакомый мужчина в белом халате.
Скривился недовольно тот, стиснул на мгновение зубы от злости - но порицать не стал. Лишь только горький вдох и взор то на Бориса, то на меня:
- Пришли предварительные анализы. Судя по всему, так как срок еще очень маленький, и плод на самостоятельном питании... ему ничего не угрожает.
Обомлела я, расстрелянная словами: услышать, но до конца не осознать.
Нервно дернулась, рассевшись. Поморщилась:
- Плод? Какой плод? - лихорадочно.
Жуткая пауза…
Прожевал эмоции. Вдох. Решает ответить, уточнить:
- Ребенок.
- Я не беременна... - нервически, коротко рассмеялась я, а во рту - кислота. От шока глаза на лоб полезли.
- Беременна, - едкое, презрительное. - Срок небольшой, потому и повезло... Хотя, рано еще судить - все еще впереди: все последствия и результаты.
- Ну, что вы несете? - истерически еще сильнее рассмеялась я, уже взмолившись на изувера. - Какое беременна? Какой ребенок? - отчаянно разум открещивался от очевидного.
Скривился от злости мужчина, шаг ближе - тотчас швырнул мне на руки какие-то бумаги, снимки:
- А такой... - дерзко, - который жить, судя по всему, куда больше хочет, чем его... нерадивая мать.
Сижу, ошалевши, бешено пучу глаза - и хоть ничего еще не понимаю, не могу уже отметать явное: сверлю взглядом черные квадратики с серыми пятнами.
Беременна...
Господи... Я? ...беременна.
Слезы замерли на ресницах. Перехватило дыхание.
Тихо, едва слышно, шепотом:
- Какой срок?
Тяжелая пауза, сражаясь в очередной раз с эмоциями, и наконец-то решает ответить:
- Недели три.
Настом вмиг покрылось все тело. Поежилась. Пробрало морозом до самых костей...
Сердце враз принялось отбивать свой последний, смертельный такт. Мелодию, где ноты только... реквиема.
Еще минуты, жуткие, давящие, сводящие с ума минуты, и отваживается. Боря отваживается. Робко, боязно, словно страшась, что действительно отвечу:
- Киселёва? - грохочет гром.
Обреченно зажмуриваю веки. Не шевелюсь. Не дышу.
Страшно жить. Осознавать. Существовать.
Но и выбора... больше нет.
Обязана.
Тихо:
- Да.
И опять напряжение. Опять накалились между нашими душами провода, стругая, оголяя нервы.
- Ладно, я вас оставлю, - неуверенно, в удивлении сгорая, дрогнул голос врача.
Быстрые шаги - и наконец-то хлопнул тот дверью.
И опять тишины разлом. Слышны лишь робкие, неохотные, вынужденные, тяжелые вдохи... и надорванный ритм сердец, стремящихся вылететь из грудных клеток всполошенными воробьями на волю.
- Я пойму... – осмеливаюсь растерзать безмолвие, - если тебя больше никогда не увижу.
Холодно, мерно... как всегда, когда режу себе по плоти лезвием... до крови, до пьянящей боли, до плоской, гладкой прострации.
Но молчит. Не уходит. Думает. Сомневается. Сражается...
Не знаю зачем, но пытаюсь... оправдаться. Сгладить всё. Хотя бы... чтобы не ненавидел:
- Я не врала тебе... Я не знала... что беременна.
У нас с ним было... один раз.
И то... когда ты меня бросил, отвернулся,
...когда решил нас уничтожить: я вновь пошла на дно, а он - беспощадно стал давить своей безысходностью.
Не знаю, зачем так поступила. Не знаю... но. Что есть, то есть.
Мне жаль, что я не оправдала твое доверие, ожидания...
Мне жаль, что... ты не увидел во мне то, чем я являюсь на самом деле... вовремя.
Мне жаль, что всё так... обернулось.
...что я влезла в твою жизнь.
...и что родилась на свет.
Вдруг движение, шаги.
Обреченно зажмуриваю веки - чтобы хотя бы не видеть это. Услышать, понять (что принял решение, что уходит) - осознать, но хотя бы не видеть.
Хватит мне мертвого лица Киселева. Не хочу видеть... еще и мертвую себя в его, в Бориных... глазах, в его поступке.
Но еще звук - и внезапно дрогнула кровать рядом со мной, проседая под давлением, весом.
Доли секунд сомнений - и коснулся, провел по волосам; обнял за плечи и притянул аккуратно к себе, поцелуй в висок:
- Я вас не брошу, Лесь. Не брошу. И не проси...
Дикий, отчаянный писк, визг... бешеный крик вырвался из меня, из моей груди, рождая вновь внутри меня... из демона - человека.
Глава 24. Семья
Глава 24. Семья
***
Несколько дней отлежаться в больнице, а затем... Боря забрал к себе.
Поздний вечер. А потому... поужинать едой из ресторана, да спать...
Боря. Я уступила ему, себе...
Отныне вынужденная жить, вопреки всему. Но что у меня есть? Одиночество? Собственная никчемность? Отвращение к самой себе? Ненависть? Глухая, упертая совесть и опять... непомерное, бесконечное чувство вины?
И куда с таким багажом... тащить ребенка? Куда, как?
Опять пойти за принципами? Опять быть гордой... и пустой? Быть... батей своим?
Быть с*кой, сволочью, мразью?..
Если... Боря нашел в себе силы меня простить, принять... нас обоих, то мое слово уже... неважно. Более того, мне это нужно. Боря мне нужен - как воздух, как влага, как земля, как опора. Он - всё мое, мой мир. И только с ним... у меня есть шанс выжить. Жить.
Перевернуться в постели на бок, свернуться в калач... и ждать. Чего угодно... и если даже придется вновь играть, притворяться, пока страх и неловкость не сменю на смелую откровенность - я ко всему готова. Даже если... на душе по отношению к Киселеву... будет паскудно. Читай больше книг на Книгочей.нет Даже если стена вины станет еще выше, ибо каждый раз буду докладывать своей "неприличностью", "безобразностью", "бессовестностью" кирпичик за кирпичиком, пока и вовсе неба не станет видно.
Вновь перекрутить в голове то, что уже успела о себе услышать:
"Мужа благополучно схоронила, можно теперь и с любовником не прятаться"... "Еще не охладел, а она уже на другого смело лезет"... "Небось с ним и тягалась, когда бедолага разбился"...
Именно. А еще жить с "любовником" своим стану. И вскоре рожу нам ребенка. И че теперь?
Да задавитесь вы со своим порицанием, гневом, гнилью, нападками... На меня - и моих плетей хватит. За собой следите. За собой, с*ки...
Я ценю веру, доброту Бори - и мне плевать, что вам это не по "кодексу", не по "приличию", не по "моральным принципам". Мне гадко... отчасти.
Но это - жизнь, а я устала гнаться за непонятными идеалами, где все герои должны страдать... и лишь зрители радоваться.
А потому по***. Уже на всё по***. И я в постели с любовником. И я его люблю. И будем делать то, что сами захотим.
Что сердце подскажет...
...
Забрался под одеяло и жадно обнял, притиснулся к мне, к спине, поцелуй в макушку.
Обмер. Тихое, сдержанное дыхание, а сердце колотится от волнения, от счастья... но ни на что большее Кузнецов мой не решается. То ли ждет моего решения, участия, то ли сам... еще не готов.
Живо провернуться в объятиях, робкий, тревожный взгляд ему в лицо.
Делает вид, что спит. Но вижу же, чувствую... притворяется. А затем и вовсе не выдерживает - и начинает пристыжено улыбаться.
Тихо, смущенно:
- Хватит пялиться, - ржет.
Улыбаюсь и я. Глаза в глаза:
- Спи, - продолжает. - Мне завтра рано вставать. Да и у тебя много дел...
- Дел? - удивленно, невольно дернулась, дабы лучше разглядеть его эмоции, мысли, проступающие наружу.
- Ага, - ухмыляется. - К новому дому привыкать.
Немного помолчав, смакуя этой странной, "неправильной", идиллией, решаюсь:
- Борь... - тихим, напуганным шепотом: - А тебе не стыдно... за то, что... творим?
Удивленно вздернул бровями. Пристальный, бурящий взгляд. Дрогнули, скривились в кислой мине уста:
- За то, что счастливы? ...нет. За то, что - резко все, не вовремя - мы ничего не планировали, и сделали всё, чтобы его спасти. Но он сам... решил всё перекроить, испоганить, урезать. Так что - тоже нет. Вернее... перед людьми - не стыдно. Перед собой - ... моя вина в том, что с самого начала дурью занялся. Гордость включил. Не башкой, а... *** его знает, чем думал. Это да, это - косяк. Надо было сразу все решать толково, и тебя забирать, а не... кота за яй** тянуть. Чем больше телишься - тем больше дров. Всегда же знал - а тут... как идиот, как непонятно кто... Накрыло. Ну, и поплатились, все. Лесь, - шумный вздох, - я тебя люблю. Причем... давно понял, что... не просто так ты в моей жизни. Я должен был за тебя грызть глотку, достойно, с честью - а не крыться за принципами и мудозвонством. Не вини себя - Кисель сам свой выбор сделал. Ты же не врала ему, так? Не играла... дала понять, что между вами отныне только дружба? Или что?