— Но в этом нет необходимости, — вмешался Тревор. — Любая из ваших телег вполне подойдет для меня.
— Чепуха. В «Ривервинд» принято заботиться о гостях. Право же, это нас совсем не затруднит.
Правду она говорила или нет, но Тревор вынужден был согласиться: проторчи он под палящим солнцем еще хоть несколько минут, и гордость его была бы посрамлена. Если ему и суждено когда-нибудь упасть в позорный для мужчины обморок, то очень не хотелось бы рухнуть к ногам женщины, тем более если эта женщина — племянница Эдварда Стэнтона.
Из-под спасительного тента крытой повозки Тревор увидел, как Леа вновь скрутила волосы в тугой золотисто-каштановый узел и, удерживая его на макушке, водрузила сверху свою шляпу. Заметив, как натянулась на груди ее блузка, Тревор ощутил холодок где-то в области и без того взбудораженного желудка. Он не поверил бы в то, что тело его по-прежнему способно желать плотских наслаждений, да еще в столь неподходящий момент. Однако неоспоримое доказательство сексуальной жажды горделиво выпирало у него под брюками. Все это вкупе с дурным самочувствием серьезно угрожало самообладанию молодого человека. Вероятно, у него слишком долго не было женщины, подумал Тревор и, мысленно осудив ребя за неуместные фантазии, усилием воли справился со своими порывами.
Повозка скрипнула — за спиной у Прескотта устроился возница. Обоз тронулся в путь. Гость сидел привалившись спиной к какой-то корзине, не открывая глаз, прислушивался к окружающим звукам и полной грудью вдыхал запахи этой земли. Справа до него доносилось журчание реки, над головой, в ветвях густых деревьев, свистели и трещали птицы. Вдруг Тревора насторожил какой-то шелест под повозкой. Больше всего ему не хотелось, чтобы там оказалась змея, потому что он не выносил вида всяких ползучих тварей. Но все-таки эти звуки живой природы радовали его слух, тем паче что за последние полгода Тревор успел отвыкнуть от них. Вот пронеслась волна сладкого аромата, но тут же сменилась запахом влажной земли.
Голова внезапно и резко склонилась вправо и стукнулась о матерчатую стенку повозки. Он открыл глаза.
Караван как уже с милю отдалился от причала. Тревор знал: если смотреть на отдаленные предметы, то качка переносится легче. Учитывая, что весь организм был сильно взбудоражен морским путешествием и еще не отошел от него, этот навык оказался вовсе небесполезным. Следом за его подводой по ухабистой песчаной дороге тащились остальные телеги. Пробудившееся любопытство в конце концов заставило забыть о физических страданиях. Тревор попытался представить себе усадьбу Стэнтонов. Действительно ли это такое огромное строение, как говорил ему отец, или всего лишь причудливой архитектуры бревенчатый домишко?
Приблизительно через милю он смог получить, вернее увидеть, ответ на свой вопрос. Уже на подступах к усадьбе Тревору показалось, что «Ривервинд» приветствует гостя. Длинная подъездная аллея, обсаженная с обеих сторон кочанообразными пальмами, обещала впереди грандиозное зрелище И действительно, дом, выстроенный в стиле классицизма, выглядел впечатляюще. Всю постройку окружала поддерживающая крышу колоннада из восемнадцати стройных цилиндров около двадцати пяти футов высотой каждый. С первого этажа через две пары широких парадных дверей можно было выйти в роскошный сад. Такие же двери вели со второго этажа на балкон над центральным входом. И эти двери, и расположенные симметрично по сторонам от них окна были распахнуты освежающему бризу.
Подле самого дома не росло ни деревца, ни кустарника — видимо, чтобы не загораживать красоту его внешнего вида. Спереди и по бокам к нему примыкали террасы. К основному зданию специальным крытым переходом присоединялся флигель, похожий скорее на кухню. Поглядев на распахнутые высокие окна, Тревор мысленно предвкушал приближение спасительной ночи, овеянной легким ветром, который приносит с реки прохладу и нежно касается разгоряченного тела. Надо отдать должное Эдварду Стэнтону — сколько сил, средств, воли и труда надо было вложить, чтобы на этой дикой, неосвоенной земле создать такую роскошь!
Когда повозка приблизилась к парадному подъезду, Тревор обратил внимание на хижины рабов, стоящие поодаль от господского дома. Все они были крыты пальмовыми листьями, а некоторые выстроены из пальмовых стволов, словно напоминая о том, чьими трудами осуществились мечты Стэнтона. Это невольное свидетельство самого жестокого явления на земле — рабства вмиг омрачило настроение Тревора.
Выбравшись из повозки перед самым входом в усадьбу, он с помощью возницы надел сюргук Глянув назад, в направлении дороги, Тревор увидел, что остальные повозки потянулись куда-то дальше: то ли к амбару, то ли к кухне.
Племянница Эдварда исчезла, и Прескотт решил, что она отправилась к дяде сообщить ему о прибытии нового управляющего. «Временного управляющею», — мысленно поправил он себя. Пусть «Ривервинд» и превзошла все его ожидания, но он не собирался надолго оказаться в плену здешних красот, местных жителей или же предаваться чарам такой соблазнительной и необычной женщины, как племянница Стэнтона.
Войдя в дом, Тревор с удовольствием ощутил прохладу. Он оказался в галерее, которая тянулась по всему фасаду; отсюда можно было попасть в коридор и далее вдоль восточной стены дома — в столовую. Слева широкая лестница вела в холл второго этажа. Неожиданно появилась невысокая хрупкая девушка с кожей цвета жареного кофе. Она потупилась и жестом пригласила гостя пройти на второй этаж. Держа в огромных ручищах пожитки приезжего, за спиной у него возник Джордж Энтони. Тревор, стиснув зубы, начал утомительный, болезненный для него подъем по ступенькам.
Выведя гостя на верхнюю галерею, негритянка распахнула двустворчатые двери, ведущие в прохладные апартаменты.
— Это ваша комната, — сказала она. — Маста Эдвард пожелал вам приятно отдохнуть перед обедом. Моя зовут Хипи. Если вы хочите что-то, тогда вы только говорите мне.
— Спасибо, Хипи, — ответил Гревор.
К его удивлению, откуда-то взялась вереница негритят с кувшинами. Мальчишки принялись наполнять ванну с гнутыми ножками водой из этих кувшинов. Через минуту еще один раб внес поднос с нарезанными кусками восхитительно пахнущего горячего хлеба, по которым растекалось свежесбитое масло, с фруктами, а также бокалом, наполненным каким-то желтым напитком. Хипи положила на туалетный столик свежие полотенца и мыло.
Тревор, чувствуя себя попавшим чуть ли не в рай, спросил:
— И кого мне благодарить за все эти милости? Господина Эдварда?
— Хорошо вам благодарить миц Леа Она мне сказала, что вы точно устали и неприятно чувствуете.
— Очень мило с ее стороны. Разбудишь меня примерно за час до обеда?
Хипи закрыла двери за удалившимися из комнаты мальчишками и Джорджем Энтони и ответила:
— Да, сэр, будете спокоен. — Она указала на бокал с напитком: — Миц Леа говорила, что вам бы выпить это. Потом вам будет лучше.
Едва за Хипи затворилась дверь, как соблазнительный аромат свежего хлеба привлек Тревора к изобильному подносу. Желудок тут же заныл, напоминая о том, что его хозяин со вчерашнего дня ничего не ел. Тревор выбрал самый толстый кусок и с жадностью съел его. Фрукты он есть не стал, решив не перегружать желудок после голодания. Вместо этого он сбросил одежду и скользнул в ванну, прихватив бокал с напитком. Любопытно, что племянница Стэнтона проявляет о нем столь трогательную заботу. Прескотт понимал, что при встрече проявил себя не лучшим образом. Наверное, Леа сочла его невежей за то, что он так вылупился на нее.
Напиток оказался гадким на вкус, однако Тревор преодолел неприязнь и выпил все до дна. Прохладная ванна остудила тело и расслабила его. Лежа в воде, он вспоминал встречу на причале и искренне надеялся, что в бокале не было яда…
В кабинете дядюшки, стоя у открытого окна, Леа прислушивалась к смеху возившихся в пыли негритят. Поодаль от играющих детей на своих маленьких огородах возле хижин согнули спины их матери — чернокожие рабыни. Леа ожидала ответа, проявляя несвойственное ей терпение. Пришло время поговорить с дядей начистоту.
— Ты же знаешь о моем ранении.
Леа кивнула и сплела пальцы в замок. Наихудшие ее опасения подтверждались: Эдвард Стэнтон и вправду был болен, а не просто притворялся, как ей казалось сначала.
— Меня не оставляют страшные головные боли. К тому же я боюсь, что начинаю терять зрение.