– Я пришел поздравить вас с удачно спланированной операцией, – чуть дрожащим от веселой злости голосом нарушил затянувшееся молчание Валерий.

– Я не понимаю, о чем… – забормотал было Вась-Вась, но под сосредоточенным взглядом Валерия умолк и с независимым видом принялся теребить шерстинки на волосатом пальмовом стволе.

– А ты не боишься, что я тебя посажу? – переходя на «ты», буднично поинтересовался Валерий.

– Руки коротки, – мрачно буркнул из-за ощипываемой пальмы Вась-Вась. – Мало ли какие фантазии бродят в голове вашей бывшей супруги? Их к делу не пришьешь. А доказательств никаких.

– Зачем мне доказательства? – рассуждал вслух Валерий. – Я тебя так, без всяких доказательств, посажу. Ты бы думал, с кем связался, ты же в нашей системе не чужой человек, знаешь, что было бы желание и свои люди в нужных местах – и доказательства приложатся. Можно и твои дела с квартирами поднять – по убийствам срок еще не вышел.

– Да хоть бы и так, – Вась-Вась покончил с выдергиванием шерстинок и принялся рисовать пальцем на пыльной стороне пальмового листа, сквозь листья настороженно поглядывая на Валерия. – Люди у него… Я тоже не вчера родился. Только твои-то – бывшие. А мои – нынешние. Еще посмотрим, чья возьмет. Все под Богом ходим. Да к тому же ты и сам не захочешь, чтобы я твою распрекрасную Вику за собой потащил. Хоть и бывшая, а жена – газеты визг поднимут. Оно тебе надо? И сынок у вас, опять же. Если ей заказ пришьют – а я один не пойду, даже если ты что-то и нароешь, хотя вряд ли – ей тоже срок дадут, а что ты сыну скажешь?

Вот про сына мудрый Вась-Вась, считавший себя непревзойденным психологом, сказал зря. Злая веселость мгновенно слетела с Валерия. Непостижимым образом, в нарушение всех законов физики, он в мгновение ока оказался возле Вась-Вася и, вложив в это движение большую часть имевшихся у него в данной области знаний и навыков, сделал то, о чем давно и неотступно мечтал, – дал Рябинкину по морде. А потом, когда оппонент, не возобновляя дискуссии, как куль, начал медленно заваливаться набок, не удержался и добавил еще, придав падающему телу ускорение и изменив траекторию падения, чтобы не повредить мебель. Затем отряхнул руки и, уверенный, что в ближайшие пять-семь минут Вась-Вась не издаст ни звука и из-под многострадальной пальмы не выползет, спокойно вышел из кабинета, любезно кивнул секретарше и от души хлопнул дверью, над которой висела затейливая табличка «Агентство нестандартных решений». Ничего, он им еще покажет, что значит нестандартные решения!

Будут делить его банк до морковкиного заговенья, и еще неизвестно, как совершенно справедливо заметил многоуважаемый Вась-Вась, чья возьмет.


Рано утром Леру разбудил звонок в дверь. Не рассчитывая на Сашку, который принципиально дрых до полдесятого, потом за полчаса успевая сделать кучу утренних дел и добраться до офиса, к которому был прикомандирован, она выбралась из кровати, босиком прошлепала к двери и сонным голосом поинтересовалась – какого черта. Из-за двери ответили, что телеграмма, а если будете ругаться, то приходите за ней на почту. Телеграмм Лера никогда не получала, не от кого было, поэтому она испугалась. Будить Сашку? Но тетка по ту сторону дверного глазка на грабительницу не походила, а в руках держала бумажку, и Лера решила открыть. Потом она думала – что вот надо же, какой облик может сочинить себе озорник-ангел, несущий добрые вести: на сей раз он зачем-то прикинулся невыспавшейся теткой в стоптанных войлочных сапогах, штанах из козьей шерсти, толстом пуховике и зеленом берете с помпоном.

Ангел хмуро потребовал «сначала расписаться, а потом уже себе читать» и, ворча, удалился. Лера с замиранием сердца поспешно развернула серый листок. Буквы двоились и набегали друг на друга, потому что на глаза сразу навернулись слезы: «СРОЧНО ПРИЕЗЖАЙ ПИТЕР. ТЫ МНЕ НУЖНА. ЗВОНИ ИЗ ПУЛКОВА ВСТРЕЧУ. ВАЛЕРИЙ».

Лера сердито вытерла кулаком глаза и развила бурную деятельность – куда там Сашке. Она вихрем носилась по квартире, прибирала вещи, что-то выдергивала из шкафов, чистила зубы, заваривала кофе. Попутно растолкала Сашку, который тут же, прочитав телеграмму, пришел в восторг и начал таскаться за ней из угла в угол, глупо улыбаясь. Лера не выдержала, схватила его за уши и расцеловала заспанную довольную физиономию с отпечатком подушки на правой щеке, взъерошила и без того дыбом стоявшие волосы – Сашка возмущенно вырвался и от нее отстал.

Сдернув с антресолей сумку, Лера побросала в нее какие-то вещи. Вышвыривая все из ящика стола на пол, раскопала паспорт – Сашка опять притащился посмотреть – вызвала такси в аэропорт, едва не давясь, выпила чашку кофе, одновременно давая Сашке кучу указаний. О том, что надо бы позвонить на работу, она вспомнила только по дороге в аэропорт, но Вась-Васю звонить все равно не стала – в последнее время он и так смотрел на нее косо. Лера не обижалась, она и сама понимала, что работает из-под палки, но ничего с собой не могла поделать. Поэтому она позвонила Андрею и попросила передать Рябинкину, что она уехала, а на сколько – не знает. И гори оно все синим пламенем! Андрей почему-то тоже, как и Сашка, очень обрадовался – это показалось подозрительным, но расспрашивать было некогда.

Погода была нелетная, валил снег, рейс дважды откладывали, и Лера просидела в аэропорту до поздней ночи. Она пыталась дозвониться до Валерия, но он почему-то не брал трубку и не перезванивал. Лера извелась и не находила себе места, но, к счастью, он ответил на звонок, когда она набрала его номер уже перед самым вылетом, прежде, чем выключить телефон. Сказал: «Я встречу», – и отключился.

На похороны Лера опоздала.


Еще стоя на движущейся ленте, она взглядом нашла Валерия среди встречающих и почти с ужасом поняла, как разительно он изменился со времени их последней встречи: осунулся, побледнел, под глазами легли тени, поперек лба – резкая морщина, которой не было. Подойдя, Лера осторожно потрогала ее пальцем – и заплакала. Она больше не плакала с того самого дня, как увидела репортаж об аресте Валерия, хотя по жизни это занятие вообще-то уважала, считая отличным и недорогим лекарством против любого стресса, но в последние месяцы она должна была оставаться сильной, должна была беречь близких – родителей, Андрея, Сашку, который непостижимым образом чувствовал все на расстоянии. Но теперь, уткнувшись в его плечо и почувствовав, как его руки крепко обхватили ее, взяли в круг, поддерживая и защищая от всего на свете, она нарушила свою заповедь, шмыгая носом и вытирая слезы об его дубленку, что было, честно говоря, не вполне удобно. Поэтому долго реветь Лера не стала. Подняв мокрое лицо, она увидела его глаза и с изумлением поняла, что Валерий тоже плачет. Только слезы не проливаются, а стоят там, в глубине темно-серых любимых глаз.

– Ты что?! Что? Что случилось? – мгновенно запаниковала Лера. – Милый, хороший мой! Скажи, что? С тобой? С сыном? С дедом? Да не молчи же!

– Деда сегодня похоронили, – срывающимся голосом ответил Валерий, перехватил Лерины руки и спрятал лицо в ее ладонях.


– А куда мы едем? – тихо спросила Лера, поняв, что такси направляется в сторону от города. Они оба сидели сзади, и Лера все время гладила его по руке, заглядывая в больные усталые глаза. Как она хотела бы обхватить его голову, прижать к себе, погладить, укачать, успокоить, защитить – но не защитишь, не спасешь от того, что на него свалилось. Это он должен пережить. То есть они должны пережить вместе, ведь она ему нужна, он сам так сказал.

– Куда мы едем, Валера?

– А? – очнулся он от оцепенения. – В Шлиссельбург.

– Зачем? – удивилась Лера.

– Дед там умер. И там его сегодня похоронили. Он так хотел.

– Расскажи мне, Валера. Расскажи, – настойчиво попросила она. – Вдвоем легче будет.

– Он переехал в Шлиссельбург после нашего приезда, еще летом. Он знал, что умирает, что даже до весны вряд ли доживет. И поменялся квартирой с внучкой своего однополчанина. Она здесь жила, в Шлиссельбурге, в развалюхе, а у нее двое детей больных, им надо в городе жить. А он сюда хотел, здесь хотел умереть, я так понимаю. Но мне в тот раз не сказал ничего. Позвонил уже отсюда, из Шлиссельбурга.

– Почему? Не сказал – почему?

– Расстраивать меня не хотел. Я тогда такой… счастливый был! И еще боялся, что я стану ему деньги совать, помощь предлагать, к себе увезу. А он гордый… был. Никогда ни копейки не брал. И вообще – скотина я перед ним! Отпустил сюда одного, внушил себе, что ему тут лучше будет. Но лучше ему было бы с нами, со мной и с Темой. А я… Все думал – успею, успею, потом… Яхту, дурак, купил, думал, с Темой в Питер летом ездить, к деду. Я думал, он вечный…