— Миссис Райли! — с нажимом произнес Харди. — Скажите ваш бывший муж способен на хладнокровное убийство?
— Нет! — твердо ответила она. Прокурор улыбнулся хищной улыбкой и продолжил;
— Но ведь вы не будете отрицать, что мистер Беркет очень жесток?!
— А при чем тут оценка его личных качеств?
— Отвечайте на поставленный вопрос!
— Протестую!
— Протест отклонен!
Маркус снова усмехнулся — цирк! Анна взглянула на него, теперь ее взгляд был другой, он о чем то говорил, но Маркус не понимал, Аня закусила губу, а потом сказала;
— Нет!
— То есть вы отрицаете, что ваш бывший муж избил вас так, что вы даже попали в больницу?
Маркус смотрел на нее, понимая, что ее загнали в угол. Внутри него все замерло, было так тяжело смотреть, как она содрогнулась от этого вопроса, как побледнела и снова на какой то миг превратилась в ту девочку испуганную, затравленную и отчаянную. Хотелось придушить гада, но в первую очередь себя за все это дерьмо, за всю эту грязь, которую теперь с упоением мусолили всякие мрази. Маркус закрыл глаза, было горько, было больно — правда была слишком уродской!
— Нет, не отрицаю! — голос был подавленный, он резал на части. Маркус посмотрел в глаза Анны, время словно остановилось для них, в свой взгляд Маркус пытался вложить все раскаянье, и Анна словно поняв его, кивнула в ответ, но он списал это на свое состояние, потому что вряд ли такое было возможно! А тишину меж тем разорвал драматический возглас прокурора.
— О каких еще доказательствах может идти речь? — вопрошал Харди, перед тем как переходить к финальной части своей обвинительной речи. — Вы сами слышали показания десятков свидетелей, многие из которых были друзьями обвиняемого. А главное, вы слышали показание бывшей жены подсудимого! Она утверждает, что ее ныне покойный муж был убит в целях самообороны! Пусть так! Но она не может отрицать, что подсудимый способен на насилие над человеком! Она не отрицает, что Маркус Беркет ворвался в их дом без приглашения! Естественно, что мистеру Райли ничего не оставалось, кроме как защищать свою жену от него! Ни для кого не секрет, что миссис Райли была жестоко избита мистером Беркета! Сейчас миссис Райди переживает стокгольмский синдром, после всего что произошло, да еще и убийства мужа! Маркус Беркет ворвался в дом Райли и напал на свою бывшею жену, а потом убил ее мужа, пытавшегося защитить ее!
Харди сделал паузу, не переставая при этом гипнотизировать присяжных своим взглядом, а после для пущего эффекта подошел вплотную к ним и заговорил пронзительным голосом;
— Мисс Мейсон, потрясающая певица и актриса умерла от передозировки, но вы так же, как и я, так же, как и сотни тысяч других людей, знаете, что он сделал это. Но страшен даже не столько факт самого преступления, сколько то, как именно это отвратительное, гнусное убийство было совершено. Чтобы придумать такое, нужно быть абсолютно хладнокровным и бездушным зверем. Господа присяжные, я не делаю голословных утверждений и не занимаюсь домыслами. Вы сами слышали показания свидетелей, которые подтверждают каждое мое слово.
Прокурор обернулся к залу и уже более громко и пафосно провозгласил.
— Маркус Беркет — это человек, которого деньги и слава развратили настолько, что он счел себя выше тех законов, которые применимы к нам, простым смертным. Он был убежден в том, что ему все сойдет с рук! Взгляните на этого человека!
Голос прокурора возымел свое действие, и лица всех людей, присутствовавших в зале суда, как по команде повернулись к подсудимому.
Маркус ответил ничего не выражающим взглядом, он понимал, что это конец! А Харди дела заключительный аккорд в своей речи;
— Посмотрите и вы увидите, кто сидит перед вами. Перед вами сидит человек, виновный в убийстве первой степени! И как справедливые и законопослушные граждане, уверен, вы вынесите такой же вердикт!
После присяжные удалились на совещание. Через час все снова были на своих местах и судья объявил приговор, повергая Маркуса в шок и ужас. Слова доносились от куда то издалека, но все равно оглушали, видимо он на что-то все равно где — то в глубине души надеялся!
-. Виновен в убийстве второй степени! Маркус Беркет вы приговариваетесь к десяти годам тюремного заключения! Вы не можете быть отпущены под залог в связи с тем, что срок приговора десять лет! Осужденный берется под стражу прямо в зале суда!
— Это все, что я смог сделать, иначе было бы пятнадцать! — прошептал Макконохи.
Хотелось бороться, хотелось бежать, орать, но он застыл, ни один мускул не дрогнул на его лице во время озвучивания приговора. Только, когда увидел ее слезы, крепче сжал челюсть, чтобы самому не разрыдаться, как мальчишке. Но он стерпел, хоть все в нем кипело и обжигало безысходностью и отчаяньем. В голове словно набатом било — десять лет! Боже!
Вот и все! Теперь уже точно все!
— Эй, футболист! Тебе письмо! — раздался хриплый голос и эхом отозвался в стенах камеры. Маркус оторвался от книги и быстро подошел к двери. Руки тряслись от волнения и радости. Внутри все скручивалось в жгут. Забрав письмо, он сел на койку и долго всматривался в аккуратные, мелкие буковки, выведенные на конверте. Перед глазами все расплывалось, но ему не было стыдно за эти слезы. В этом месте все было по-другому, и письмо приравнивалось к невероятной ценности, а учитывая все обстоятельства, для Маркуса эти письма были дороже всего на свете. Он каждый раз ждал их с нетерпением и страхом, потому что уже не представлял, что бы делал, если бы не они. Они поддерживали его, не давали сломаться, вселяли жизнь и надежду!
Четыре года назад, когда он только попал в тюрьму, то не видел ни смысла в дальнейшем существовании, ни каких бы то ни было перспектив в будущем. В одно мгновение он лишился всего! Но главное, он потерял ее, и непременно потеряет сына! Все его мечты о том, что он будет поддерживать Мэтта, наставлять и помогать ему были уничтожены. Пройдут годы, он станет для Мэтти чужим человеком и мальчик забудет о нем или еще того хуже, будет стыдиться отца, сидевшего в тюрьме! Самые важные и сложные десять лет его сын проведет один или с рядом с кем — то другим …От этой мысли хотелось головой биться об стену. Но хоть ты умри, а истина не изменится — он потерял Анну и когда — нибудь она встретит наконец достойного человека, который сделает ее счастливой. Она должна быть счастливой, она как никто другой заслужила счастье!
Эта мысль ежедневно разрывала его истерзанную душу и уставший мозг, но окружающая обстановка не давала впасть в депрессию. Слишком многим был не по душе его социальный статус! Многие считали, что неплохо бы восстановить справедливость и отомстить за все неудачи. Будто это он был во всем виноват?! Приходилось мобилизировать все силы, чтобы выжить. Народ здесь ничем не отличался от него самого — такое же зверье и гадье! Все было поставлено на силе и Маркус это знал, поэтому, когда его начали ломать, то держал удар, иначе ему бы пришел конец. Но все закончилось так и не успев начаться!
Маркус стоял в душевой, уставившись невидящим взглядом в маленькое зеркало для бритья, и в который раз пытался убедить сам себя, что он справится. Его размышления прервало бурное появление шайки Хезерга — местного авторитета, который влетел в душевую, с трудом скрывая ликование. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что поблизости никого кроме них нет, он подошел к Маркусу и сбивчивым, возбужденным шепотом сообщил:
— Ну, вот мы и одни красавчик! Теперь то ты от меня никуда не денешься!
Маркус почувствовал, как ярость начала разъедать его внутренности и как только ублюдок приблизился, Маркус сбил его с ног. Началась потасовка, его били четверо человек, но он готов был сдохнуть к чертям! Боль была дикой, он захлебывался кровью из сломанного носа и отбитых внутренностей. Только Хезерг снова недооценил его и когда приставил к его горлу бритву, получил удар ногой в живот. Пересиливая боль, Маркус поднял бритву и и кинулся на задыхающегося Хезерга. Он резал ему лицо, оставляя глубокие отметины, бил ногами и руками, разбивая их в кровь. Ублюдки не могли оторвать его, Маркус выплескивал в этой ярости все — боль, гнев, разочарование, пустоту! Зверь вновь был на свободе и удовлетворен, разум стал понемногу возвращаться к нему. В крови, избитый и вымотанный, он повернулся к остальным трем ублюдкам, которые в страхе пятились от него, и зло процедил;