— Грегг, он обвинил меня в том, что я лезу не в свое дело. Этот человек почти открыто заявил, что в остановке сердца виновата я!
— Это не повод, чтобы врываться в мужскую раздевалку и устраивать скандал!
— Грегг, он некомпетентен!
— Ради бога, Мики, ты не Кристиан Бернард, а ординатор, работающий второй год! Почему ты никак не запомнишь это? Не могу же я все время выручать тебя!
Мики бросила на него сердитый взгляд:
— Грегг, я никогда не просила выручать меня. Я сама могу за себя постоять.
— Конечно, — сказал он, отворачиваясь. — А еще ты неплохо устраиваешь скандалы.
Он снял свою белую больничную куртку и по пути на кухню бросил ее на стереомагнитофон.
Мики слышала, как открылась и захлопнулась дверца холодильника. Она повернулась к балкону и наблюдала, как в небе разгорается сказочный гавайский закат. Какой толк жить в квартире на канале Ала-Вай, если устаешь, как собака, и нет сил наслаждаться его красотами?
Грегг вернулся прислонился своим долговязым телом к двери и с хлопком отрыл банку «Примо». Когда их глаза снова встретились, оба почувствовали, что гнев улетучивается: они не могли долго сердиться друг на друга.
— Вот что я скажу, девочка, с тобой уж точно не соскучишься.
Мики улыбнулась. Ей нравилась эта черта характера Грегга Уотермена. Он не любил сердиться.
Они с Греггом переехали сюда полгода назад. Встречались несколько месяцев, и становилось все труднее выкраивать время в их несовпадающих графиках, ведь оба работали по сто часов в неделю. Грегг уже пятый год работал ординатором-хирургом, а у Мики за плечами был лишь год ординатуры. Переезд казался идеальным решением всех проблем: не надо было встречаться где попало или пропускать свидания, звонить напрасно и гадать, на какой постели удастся поспать. Деля одну квартиру, они в течение недели обязательно встречались, а в случае удачи могли поесть вместе и даже заняться любовью, если сразу не засыпали.
— Ты хочешь, чтобы вся больница поверила, что только твое присутствие спасло жизнь пациентке? — Он прошелся по ворсистому ковру и уселся в плетеное кресло.
— Грегг, при чем здесь я и мои желания? Все сами пришли к этому выводу. У медперсонала есть глаза и уши, особенно у медсестер, которые находились с нами в операционной. Они видели, что происходит. Они поняли, что Мейсон чуть не погубил пациентку.
— Черт, Мики! Это ведь хирургия. Такое случается.
— Грегг, это было обычное удаление матки. И в ходе операции он не обращал внимания на основные показатели состояния организма.
— Послушай, дооперационные клинические исследования не могут все выявить, например аллергию, связанную с анестезией. Такое бывает. Тут нет вины Мейсона.
— Нет, он не виноват в остановке сердца, но Грегг, черт возьми, он не был готов к операции!
Мики встала. За последние шестнадцать часов она только и делала что стояла. Она стала расхаживать по комнате. Через пять часов ее снова вызовут в операционную, надо успеть вздремнуть. Но она была слишком взвинчена.
— Мики, — Грегг хмуро смотрел на банку с пивом. — Мейсон требует извинений.
Мики обернулась:
— Я не стану извиняться.
— Тебе придется.
— Грегг, я не буду извиняться за то, что поступила правильно.
— Дело не в этом. Мейсон работает в «Виктории Великой» хирургом уже двадцать лет, и ты оскорбила его. Он здесь пользуется большим влиянием, а у тебя его нет. Девочка, это политика. Приходится соблюдать правила игры, если хочешь жить.
— Грегг, его не следует допускать к преподавательской деятельности. Он — никудышный хирург. Он использует ординаторов в качестве автоматов, держащих ретракторы. Он не позволяет нам оперировать и демонстрирует нам негодные методы.
Грегг еще раз приложился к пиву и стал наблюдать за видом, открывавшимся перед его глазами. На фоне силуэтов пальм и высоких зданий такой закат можно увидеть только на рекламных плакатах турфирм. Вайкики находился прямо за каналом. Наблюдая за набегавшими волнами, Грегг пытался разобраться в своих мыслях. Жизнь казалась такой простой, пока в нее не вошла Мики Лонг! «Почему я?» — спрашивал он себя. «И почему она?» — удивлялся он, глядя на ее отражение в стекле двери.
Мики стояла в стороне, как статуя ледяной богини среди папоротника и бамбука, — самая красивая женщина в его жизни и самая несносная. Разве она не понимает, в каком щекотливом положении он оказался? Грегг-любовник и Грегг-шеф представляли собой два непримиримых полюса.
Он еще крепче сжал банку. «Проклятье! Мики права: Мейсон — ничтожество. Но…» Грегг мучился, но держал язык за зубами. Он уже стал начальником, а через несколько месяцев все закончится, и он приступит к собственной хирургической практике.
— Грегг, я не могу этого сделать.
— Мики, — начал он ровным голосом, стараясь не разозлиться снова. — Ты нарушила основное правило в ординатуре — отказалась выполнить приказ оперирующего хирурга. Ради бога, вспомни свое первое собеседование. Первый вопрос, который тебе задали, гласил: «Вы способны подчиняться приказам?» И ты уверила тех, кто проводил собеседование, что способна выполнять приказы как человек, преданный своей работе. А теперь ты говоришь, что не можешь. Или не хочешь!
Грегг сдавил пустую банку в руке и сплющил ее — раздался глухой металлический треск.
— Тебе показалось, будто этого мало, и вдобавок ты как ординатор совершила самый страшный грех — нажаловалась на Мейсона заведующему хирургическим отделением.
— В то время никого больше на месте не оказалось. И к тому же он находился в раздевалке.
— Мики! Ты прекрасно знаешь правила этикета: младший никогда напрямую не жалуется старшему! Надо соблюдать субординацию. Тебе надо было прийти ко мне. Я бы занялся всем этим. Мики, вместо этого ты сама создала опасную для себя ситуацию! Ты должна извиниться перед Мейсоном.
— Нет.
— Тогда ты рискуешь тем, что тебя могут вышвырнуть отсюда.
Мики обхватила плечи руками и снова начала расхаживать по комнате.
— Не вышвырнут, если ты поддержишь меня.
— Я не могу.
— Ты хочешь сказать, что не будешь делать этого?
— Да, не буду. Мне осталось работать всего восемь месяцев. Я не собираюсь пустить все коту под хвост.
Через открытую дверь балкона подул легкий ветерок, донося запахи моря, гардений и барбекю. Мики невольно вздрогнула. Послышались звуки музыки: оркестр в ближайшей гостинице развлекал туристов при мигающих огоньках. Мики редко когда была недовольна своей жизнью, но сегодня наступил как раз один из таких моментов.
Она знала, почему Мейсон проявляет такую настойчивость. Он искал повода сцепиться с ней еще с того утра, когда произошла их первая, весьма неприятная встреча. Мики провела в «Виктории Великой» всего месяц и находилась в раздевалке для медсестер хирургического отделения. Доктор Мейсон толкнул дверь, бросил сумку с инструментами на скамейку, сказал: «Милочка, проследите за тем, чтобы они сверкали», — и исчез. Полуодетая Мики выскочила из раздевалки, догнала его и вернула сумку с инструментами: «Доктор, вам придется поручить это медсестре». Растерявшись, он оглядел ее с головы до ног и рявкнул: «Кто же вы в таком случае? Лаборантка рентгенологического кабинета?» На что Мики ответила: «Нет, я врач». Мейсон впервые удивился, затем нахмурился, наконец его лицо с отвисшим подбородком покраснело. Он ушел, не сказав ни слова. Вскоре Мики узнала, что доктор Мейсон не выносит тех, кто ловит его на ошибке или заставляет оказаться в неприятной ситуации.
— Ведь мир не перевернется, если ты извинишься, — уговаривал Грегг.
— Нет, перевернется.
Некоторое время оба сидели молча, глядя, как небо сначала становится персиковым, потом темно-бордовым и, наконец, черным.
— Этого человека надо обязательно остановить, — пробормотала Мики.
— Да, конечно… — Грегг встал, потянулся, включил свет и снова пошел на кухню. — Ты не из тех, кто извиняется.
Мгновение она прислушивалась к звукам на кухне — Грегг открыл буфет, потом орудовал консервным ножом, вскоре поставил сковородку на плиту. Она вышла на балкон.
Стоял благоухающий октябрьский вечер. Воздух наполнился сладострастными ароматами и тропическими мелодиями. Сейчас молчали отбойные молотки и электрические пилы, не дававшие покоя весь день: к небу постепенно тянулась еще одна гостиница. В их квартире слышались тысячи островных барабанов и совсем рядом оркестр играл «За рифами». На канале Ала-Вай, шестью этажами ниже, ловцы кефали сидели на поросших травой берегах под искусственным ночным освещением и лениво наблюдали, как энергичные молодые люди с льняного цвета волосами и загорелые, как орехи, трудятся, сидя в узких лодках и аутригерах. Дальше качались и сверкали, словно японские фонари, плавучие дома. Этот мир был так далек от Мики. Ей казалось, будто она видит все это в кинофильме.