Джина Уилкинс - За улыбку ребенка

Сэм все еще смеялся.

– Имя для малыша! Так что же ты выбрала? Как насчет Боба? Мне всегда нравилось имя Боб. Простое имя, легко выговорить – отличное мужское имя. Как Сэм, – добавил он.

– Понимаю, тебя привлекает все простое, односложное?

– Осторожнее, Сандерс, – проворчал Сэм в ответ на явное оскорбление, затем потянулся, почти рассеянно, и убрал прядь волос с ее щеки. – Ты бы назвала ребенка в честь какого-нибудь города? Атланта, например? Детройт?

– Перри, кажется, ты смеешься над моим именем?

– А где ты взяла свое имя, Даллас?

– В Далласе меня бросила мать, – ответила она, пожимая плечами. – И какой-то социальный работник с извращенным чувством юмора назвал меня так.

Сэм перестал смеяться.

– И тебя никто не удочерил?

– Нет. Я выросла в приемных семьях, одна была отвратительная, а другая вполне приличная. Такова жизнь, я думаю.

– Извини.

Даллас затрясла головой, стряхнув его ладонь со своей щеки.

– Никакой жалости, Перри. Я просто ненавижу жалость.

– Не надо быть такой колючей, Сандерс. Это не жалость, просто сочувствие. Вполне уместное для друзей, не так ли?

– Друзей? – задумчиво повторила она, пытаясь разглядеть его лицо в тусклом свете, проникавшем с улицы. – С каких это пор мы стали друзьями?

– Не знаю, – прошептал Сэм, снова касаясь пальцами ее щеки. – Но каким-то образом так случилось.

Его лицо оказалось теперь очень близко, так близко, что она чувствовала теплое дыхание, ласкающее ее правую щеку так же нежно, как его пальцы гладили левую.

– А что, если мы станем больше чем друзьями? – очень тихо спросил он. – Будут возражения?

– Я совершенно не умею поддерживать близкие отношения. Каждый раз, как я пыталась, все шло отвратительно. Просто отвратительно. Давай не осложнять это задание, чтобы оно не закончилось катастрофой.

– Какие же обстоятельства против нас? – В его голосе прозвучало искреннее любопытство.

– Во-первых, наша работа…

– Согласен. Обычно проблемы возникают потому, что другие не понимают особенностей нашей работы. Что еще?

– Мы совершенно не подходим друг другу. Ты угрюмый, а я – оптимистка. Ты всегда пытаешься поучать меня, а я не люблю, когда мне приказывают, особенно напарники.

– Я знаю этот грешок за собой, но я пытался исправиться, разве ты не заметила? Что касается моего характера, не думаю, что я намного угрюмее тебя.

– Какое самомнение!

– Ладно. Я – угрюмый, самодовольный полицейский. Что еще тебе во мне не нравится? Ты думаешь, что я безобразен? Может, глуп?

– Конечно, я не считаю тебя безобразным. И ты не глуп. Ты чертовски хороший полицейский… когда не пытаешься учить меня работать. Но…

– Я тоже не считаю тебя безобразной, – прервал Сэм, щекоча носом ее щеку. – Наоборот, – добавил он, касаясь губами уголка ее рта. – Я думаю, ты бесподобна. И всегда так думал. Просто не сразу понял, что мне нравится в тебе все, а не только твое роскошное тело.

– Да ты же меня терпеть не можешь, Перри! – вдруг резко заявила она. – Ты считаешь меня гвоздем в заднице.

– Ну да, – согласился он. – Только ты мне все равно нравишься. Забавно, правда? – И, не дав Даллас ответить, он припал к ее губам в долгом поцелуе. – Да, да, Сандерс, ты мне нравишься! – Он снова поцеловал ее. А вскоре уже было трудно определить, кто кого целует, чьи руки более настойчивы.

Огромная футболка Даллас задралась до талии, обнажая ноги для ищущих рук Сэма. Его грудь под ее ладонями была теплой и гладкой, ноги, обвившие ее ноги, – крепкими. Вскоре ее футболка и трусики оказались на полу, а губы Сэма жадно ласкали ее грудь. Даллас выгнулась к нему, задохнувшись от удовольствия.

Она притянула Сэма к себе и поцеловала так, что он все понял.

Сэм лежал на боку и, не мигая, смотрел на милое, безмятежное лицо Даллас. Он знал, что ей бы это не понравилось, но ничего не мог с собой поделать.

Он совершенно не представлял, как поступить, учитывая их новые отношения. Заниматься любовью с ней оказалось… ну, просто невероятно хорошо. Он был потрясен. Ошеломлен. Если честно, он был не прочь повторить, и не раз. Но неужели между ними лишь физическое влечение? А если так, почему он не почувствовал его раньше? Почему полностью осознал это, только лучше узнав ее, начав восхищаться ею?

Может, здесь что-то большее, чем секс?

Даллас зашевелилась, прекрасные каштановые волосы разметались по подушке. Ему хотелось погладить их, но он побоялся разбудить ее. Ей необходим отдых.

Она не виновата в том, что скучала и тревожилась в течение недели. При всей ее любви к домашнему уюту, Даллас не из тех, кто может долго довольствоваться только бытом. Она расцветала от действия, даже от опасности. Ее любви к работе Сэм мог только позавидовать. Сам он давно уже ни к чему не относился с энтузиазмом… до этой ночи. Ничего подобного он не испытывал многие годы и теперь со страхом думал о тусклой, удушающе монотонной жизни без нее. Почему-то ему казалось, что конец задания станет и концом отношений, связавших его с порывистой, беззаветно преданной своему делу напарницей.

Даллас снова пошевелилась, зевнула, сонно моргнула несколько раз. Их взгляды встретились, и она напряглась. Сэм отчетливо видел, как она постепенно осознает, что лежит рядом с ним совершенно голая и что он смотрит на нее. Затем ее глаза широко распахнулись, в это мгновение она вспомнила, что произошло между ними.

Как она поведет себя дальше? Обрушит на него свой гнев?

Сэм совсем не ожидал, что Даллас в следующую секунду нежно улыбнется.

– Доброе утро, – прошептала она. – Ты хорошо спал?

– Да. А ты?

– Ммм… очень. – Она лениво потянулась, и простыня соскользнула, обнажив ее прелестные груди.

Сэм почувствовал, как его сердце сделало тройное сальто.

– Ты проголодался? Я хотела приготовить вафли на завтрак.

– Может, поговорим о завтраке позже? – прошептал он, почти касаясь губами ее губ.

Даллас обвила руками его шею.

– Чудесно, – согласилась она.

В этот уикенд Сэм впервые понял, что с удовольствием готов верить легенде, по которой живет последние дни.

Он и Даллас провели большую часть субботы в спальне, занимаясь любовью, болтая, бегая на кухню за съестным и затем угощая друг друга в постели. Они много смеялись. И вдруг Сэм заметил, что Даллас смотрит на него как-то странно, хотя только перед этим весело хихикала.

– В чем дело? – спросил он, нежно водя ладонью по ее упругому бедру.

– Ты смеешься, – озадаченно ответила она. – Ты редко смеешься. Я вообще не слышала раньше твой смех. Только когда ты увидел меня с этим искусственным животом.

– Не может быть, – нахмурился Сэм.

– Я слышала, как ты хихикаешь. Видела, как ты улыбаешься, правда, очень редко. Но при мне ты ни разу раньше не смеялся по-настоящему, громко. – (Сэм смущенно пожал плечами.) – Перри, ты очень серьезный парень, правда? Ты несчастлив?

Сэм почувствовал в этом вопросе не просто подшучивание.

– Сейчас я счастлив, – тихо сказал он, касаясь кончиками пальцев ее лица. И к своему собственному удивлению, вдруг понял: он действительно счастлив.

Они говорили о кино, о спорте, об общих друзьях. Потом Даллас захотела узнать, какую музыку предпочитает Сэм.

– Классический рок. А что?

– Простое любопытство, – прошептала она. – А как ты относишься к научной фантастике?

Сэм заверил ее, что любит научную фантастику… правда, ему пришлось признаться в предпочтении к закрученному детективному сюжету. Даллас великодушно разрешила ему это небольшое чудачество.

– А что ты любишь, Даллас?

– Работу, – просто ответила она, пожав плечами.

– И все?

– Это уже немало. У кого из нас остается время на что-то другое?

И не похоже, что она жалуется. Сэм понимал, что Даллас искренне любит свою работу. Если бы он мог любить так же их работу! Для него это всего лишь способ получения денег.

Вечером они вместе приготовили ужин. Даллас поджарила два бифштекса, пообещав, что особый маринад сделает их похожими на лучшую вырезку. Сэм приготовил салат и приправу по рецепту, который, как он торжественно поклялся, хранился в его семье одиннадцать поколений и мог быть передан чужим только под угрозой смерти. – Сэм!

– Ммм?

– Ты ведь сообщишь этот тайный рецепт «сыночку», не правда ли? – пошутила Даллас, улыбаясь их дурачеству. – В конце концов, это же твой ребенок.